Он покосился на приборы - "правак" вел машину отлично: указатели крена, разворотов, "птичка" авиагоризонта, вечно хулиганистый "пионер", высотомеры - все застыло, не шевелясь. Правда, в этой высоте выдерживать такой режим в общем-то и несложно, но все равно - молодец. В основном парень уже готов для переучивания на левую "чашку". "Несколько радиусов, несколько полигонов, наберем налет - и можно, пожалуй, идти по начальству. Сегодня и вправду Новый год, коль у всех все начинается. У меня - новая жизнь (он хмыкнул и помотал головой, не заметив удивленного быстрого взгляда Николая, привыкшего к непробиваемому спокойствию командира), у Кольки - новая служба. Агеев вон летит с нами, душеньку теша... Ломтадзе, судя по всему, какие-то планы строит".
Интересный сегодня у него "букет" на борту - у кого начало, у кого праздник, у кого еще что. Интересный экипаж. Кстати, об экипаже! Он глянул на часы "Полетное время" на доске - пора произвести проверку.
- Николай, беру управление. Проверка экипажа.
Савченко кивнул и нажал СПУ:
- КОУ?
- Нормально КОУ. Техника в строю, кислородная система в норме, состояние нормальное.
- Есть... Стрелок-радист?
- Все в норме. Аппаратура, жизнеобеспечение и сам я. Порядок.
- Есть... Штурман-оператор?
Внизу, в редких глубоких провалах-колодцах в разрывах облаков, уже мелькали в синеве огоньки. Значит, там, глубоко-глубоко под ними, наступала ночь. А они летели здесь, в чистейшей, хрустальной тишине и покое, омытые раскаленно-ледяным космическим сиянием; там, внизу, готовили праздничный семейный ужин, и кто-то учил на первый утренний урок: "Есть в осени первоначальной...", и кто-то впервые в жизни целовался в тени липы у подъезда, и... А тут чуть подрагивали стре́лки приборов, и пара беззвучно гремящих мощных кораблей летела, огибая планету по самой кромочке ее живого мира.
И вдруг Кучерова словно окатило холодной волной - он неожиданно сообразил, что именно в эти минуты Татьяна должна идти к самолету. Он улетал от земли, а она в толпе пассажиров поднималась по трапу, чтоб лететь за ним и к нему. И тогда он испугался, впервые за годы службы в авиации испугался. Он видел несколько аварий; однажды ему пришлось вылетать в составе ПДГ (правда, тогда все обошлось и их завернули с маршрута), но он ни разу даже не думал о том, что с ним может что-то приключиться. Ну разве кто-нибудь из нас попадает под машины на улицах? Каждый знает, что такое может приключиться с кем угодно, только не с ним, - в этом убежден каждый.
"Да нет, нет же, ерунда! Нормальный вылет, обычное дело. Дорога подлиннее - вот и все... Проще даже, чем полигон..."
- Командир, проверка! - окликнул его Савченко.
- Чего? - переспросил, спохватившись, Кучеров. - А-а, проверка, да. Есть. Порядок?
- Ко-ма-ндир?
- А? - встрепенулся Кучеров. Савченко, улыбаясь, глядел на него:
- Командир, проверка.
- Тьфу! - чертыхнулся Кучеров. - Кроме всего, ты шутник, оказывается...
- Про-о-оверка-а! - настырно пропел Савченко.
Кучеров глянул на приборы жизнеобеспечения и сердито отрапортовал:
- Порядок у меня, порядок!
- Есть! Командир, проверка экипажа закончена. На борту все в порядке.
- Быть тебе моим начальником! - сердито сказал Кучеров.
- Сначала - отцом! - засмеялся Савченко и, не скрывая удивленной гордости, сказал: - Странно это, командир. Удивительное дело. Как-то непонятно... Чего я с ним делать буду?
- Чего все делают.
- А чего делают? - не удержался кто-то. - Горшки выносят, попку моют.
- Тихо мне! Щербак, тебе заняться нечем?
- Да я ничего...
- Оператор, танкеры еще не наблюдаешь?
- Рано еще, командир, - медлительно пробасил Агеев. - Но смотрю, смотрю.
- Бери управление, давай трудись, - ворчливо приказал Кучеров Николаю. - Па-па-ша... Нечего тебе пыжиться. Перья распустил... Они за нас, мужиков, все дела делают - а мы пыжимся. Нас только и хватает что на цветочки...
- Кстати, о цветочках, командир, - отозвался штурман. - Мне тут говорили, что у нас в экипаже намечаются некоторые изменения - в смысле семейного статуса. У меня корыстный интерес: будет ли штурман и вообще верный экипаж при том присутствовать?
- Прекратить балаган! - сердито сказал Кучеров. - Остряки...
- Есть, командир.
- Стрелок докладывает командиру, - включился в СПУ Щербак.
- Есть?
- Экипаж рад, искренне, глубоко рад за своего командира и приготовил ему небольшой, но ценный подарок по возвращении домой. Кроме того, для завтрашней встречи дорогих гостей, то есть высокой гостьи, зафрахтовано два автомобиля, закуплены цветы и рефрижи... рефрижеру... Тьфу ты! Ну, в общем, охлаждается корзина шампанского! - закончил Щербак под хохот экипажа.
- А почему корзина? - с трудом спросил Кучеров; горло сдавило, ему стало вдруг жарко, лицо горело, и горячий воздух в горле мешал дышать. И он понял, как любит этих парней, улыбающихся сейчас в кислородные маски и нахально нарушающих все правила поведения членов экипажа в воздухе.
- Эх, командир! - разочарованно ответил КОУ. - Да как же иначе можно на свадьбу шампанское нести, если не в корзине? Классика, командир, читайте классику! Мопассан и Остап Бендер.
Савченко тронул его за локоть перчаткой. Кучеров увидел широченную улыбку, вернее, не видел он ее под маской, а понял по смеющимся глазам своего помощника.
- Давай-давай! - буркнул он. - Не отвлекайся. В строю идем...
Он посмотрел на плывущий слева впереди бомбардировщик ведущего. А ведь Ионычев молодчина. Да и он, Александр Кучеров, тоже молодчина, ей-богу. "Кучер, ты отличный мужик! - с удовольствием мысленно произнес он. - И не зря такая женщина к тебе летит. Э-э, а Колька? Не будь нас с Ионычевым, быть бы Кольке? И нечего тут кокетничать, потому что бахвальства никакого нет. Что есть, то есть. Доброе мы с комэском дело сделали, хорошее. Есть чему радоваться!"
III
ВОСПОМИНАНИЯ О ЗИМЕ
Характеристика, поданная Реутовым в дополнение к рапорту, была, при всей ее внешней объективности, уничтожающей. Именно эта безапелляционность больше всего насторожила комэска. Реутов ни в коей мере не собирался перекладывать на кого-либо свою вину за явную предпосылку, но выводы, касающиеся правого летчика, были ошеломительными.
Ионычев давно знал капитана Реутова. Грамотный, чисто летающий пилот, требовательный и знающий командир, он был резковат, чтоб не сказать больше, с подчиненными - дело частенько доходило до грубости. И, при всей опытности Реутова, экипаж у него не держался. Но главное, что давно настораживало не только Ионычева, заключалось в том, что капитан, желая быть жестким, но "классическим" командиром, не всегда четко улавливал границы этой требовательности и, превышая ее, в то же время частенько шел на прямое панибратство, не умея точно определить дистанцию между дружбой, доверием и опасной в их работе фамильярностью.
Ионычев несколько раз перечитал характеристику, точнее, рапорт на отчисление. Вообще-то, строго говоря, Реутов во многом был прав. Но была ли тут трусость и "физическая неспособность оценивать обстановку и справляться с нею, контролируя положение"? Об этом знали только двое, находившиеся тогда, в те секунды, рядом. Но зато комэск знал точно, что попадание - да еще такое, лишь чудом и мастерством летчика не повлекшее катастрофу! - такое попадание в спутную струю ведущего непростительно для опытного пилота. А капитан был именно опытным пилотом, несмотря на свою молодость. Так что следовало крепко разобраться во всей этой истории.
Но разговора не получилось.
- Я не могу доверить управление трусу и психически неуравновешенному человеку. Правый летчик - это помощник, по-мощ-ник командира корабля, а его надо на медкомиссию направлять! В обморок грянулся, институтка... Тьфу!
- Кап-питан!.. Выбирай выражения, Реутов. Ты видел его в бою?
- Зато видел в сложной обстановке.
- Аварийной, дорогой, аварийной. И то, что она была, и то, что полку записали предпосылку, - только твоя вина.
- Да, моя - и я несу за это ответственность и приму любое наказание. Виноват - не спорю! И об этом написал. Но сейчас речь не обо мне. Повторяю, убежден - и написал об этом: он опасен в воздухе. Просто опасен, если ненадежен!
- Реутов, речь идет о будущем молодого летчика. Не только служебном будущем. Но оставим его личную жизнь. Ты - его командир, пусть бывший, я - твой командир. Ты думал, нет, ч-черт, ну чем ты думал, когда... когда писал все это?! Ну, ладно. Оставим - так оставим. Но вот это? "Дальнейшее использование лейтенанта Н. Савченко на летной работе представляется нецелесообразным" - дальше ты несешь такое!.. Ты понимаешь, что губишь карьеру молодого офицера в самом начале?
- Я не для карьеры служу и другим не советую.
- А напрасно! Для нее, милой, для нее. Каждый нормальный офицер делает карьеру - только смотря как понимать это слово. Рост профессиональный, служебный, рост человеческий - это и есть настоящая карьера, и все в ней взаимосвязано. Не чины - по развитие и, значит, максимальная отдача специалиста. Вот что такое карьера. Ясно?
- Так точно, ясно, товарищ майор.
- Рапорт перепишешь?
- Нет, товарищ майор.
- Ладно. Значит, давать ему ход?
- Я изложил свое мнение.