- Тансылу, - Аязгул взял ее руку. Она разжала кулак и чуть дрожащие пальчики легли на широкую ладонь, - ради твоей безопасности и по воле твоей матери, мы должны объявить, что стали мужем и женой.
Тансылу отдернула руку, словно обожглась, в глазах засверкали искры.
- Нет, слышишь, нет! Мне не нужен муж!
Она встала, дерзко глядя в глаза тоже поднявшемуся охотнику. Но он резко взял ее за плечи и медленно, но твердо сказал:
- Обещаю тебе, что никогда не прикоснусь к тебе, как мужчина. И каждому, кто только подумает об этом, перережу глотку. Но для того, чтобы ты могла встать во главе племени, мы должны стать мужем и женой. Одна ты - всего лишь женщина, а я - никто. Вдвоем мы - сила. Тем более, что твоя мать благословила нас перед уходом. Вот, - он достал бусы, - вот, это тебе передала мать. Она сказала, что они будут хранить тебя от демонов. Это сделано в ее стране…
- Я знаю, - перебила Тансылу.
Гнев ее растворился в новом выражении, в котором смешались и скорбь, и детский страх, и жалость. Тансылу взяла бусы, прижала ладони с ними к лицу, вдохнула запах матери, который еще витал между бусинами, собранными на тонкий кожаный ремешок.
Аязгул обнял девушку. Он понимал ее без слов, и восхищался ее стойкостью. В свои пятнадцать лет, Тансылу уже познала кровь и горе, унижение и страх, но это не сломило ее, и воинственный дух, живший в ее сердечке, зажигал глаза гневным огнем.
- Я согласна стать твоей женой, но помни свое обещание, Аязгул!
Они смотрели друг другу в глаза, и это была молчаливая клятва.
- Седлай коней, муж, мы выходим.
Утро всадники встретили верхом. Солнечный свет торопливо бежал за ними вслед, спускаясь по пологому боку холма в долину. Когда солнце ослепительно засияло в белесом небе, Тансылу и Аязгул уже мчались во весь опор по степи, обгоняя время и ветер.
Глава 5. Любовь и заклинание
Серебристые нити ковыля стелились по земле, до самого горизонта степь колыхалась волнами, теплый воздух трепетал над пахучим травяным морем, и два всадника летели в нем, как миражи …
- Арман!
Игривый ветер подхватил звонкие нотки и понес их вперед, как добычу, но рассыпал по пути и, не успев огорчиться, снова вернулся к девушке, влетел в распущенные волосы, растрепал, шутя подкидывая русые пряди. Не угомонившись, перебрался в гриву лошади, но та, почувствовав натянувшийся повод, остановилась, и ветер, потеряв интерес и к лошади, и к всаднице, улетел в степь.
Арман, будучи чуть впереди, услышал голос Симы, оглянулся, осадив коня. Тоненькая, грациозно выгнув спину, девушка в живом облаке волос походила на сказочную фею. Сердце юноши обожгло огнем. Он остановился. Сима помахала ему и пришпорила кобылу.
- Давай поедем медленно, а то я едва не задохнулась от такой скачки, - в глазах Симы отражалось возбуждение, шальная улыбка блуждала на губах.
Арман, поддавшись порыву, приблизился так, что бока лошадей соприкоснулись, привлек девушку к себе и поцеловал. Пегая кобыла под Симой взбрыкнула и отошла на шаг, всадница едва не потеряла равновесие. В выражении лица радость сменилась недоумением. Некстати вспомнились слова подруги: "Это так приятно!". "Да, - Сима облизнула губы, приятно… но… что это я?.."
- Что на тебя нашло? - от чувства неловкости появилось раздражение.
Сима отвернулась. Волосы упали на лицо. Достав заколку, она собрала их на затылке. Арман тем временем слез с коня, сорвал несколько цветочков, что прятались под ковылем. Когда он появился перед Симой - улыбающийся во весь рот, с цветами, - она совсем растерялась. А он рассмеялся и протянул к ней обе руки. Сима сама не поняла, как она вынула ногу из стремени, положила ладони на горячие плечи Армана и оказалась в его объятиях.
Осторожные шаги любви… Первый - самый трогательный. Прикосновения рук, будто бы случайные, говорящие взгляды, словно зовущие, близкое дыхание - горячее и волнующее, и первый поцелуй - нежный и мягкий. И вдруг взрыв чувств, понимание обретения родственной души, доверие, страсть и снова осторожность…
- Не бойся, любимая, я не обижу тебя.
Шепот, как ласка, нежность губ у ушка, пульсирующая жилка на шее. И вокруг колышущееся серебристое море.
- Арман, мне кажется, что наша встреча неспроста. Нас будто бы кто-то вел друг к другу.
- Все предопределено в этом мире, случай - это тщательно сплетенные нити судьбы - так моя бабушка говорит. Все, что должно случиться, случится.
Арман сорвал травинку ковыля; нежная, пушистая, словно нить пряжи, она поникла. Арман дунул и ниточка встрепенулась, поднялась, легко коснувшись щеки Симы. Девушка сомкнула веки, ее ноздри чуть приподнялись от глубокого вдоха, но совсем некстати из глубины памяти всплыл туманный образ белого призрака, последний разговор с Хаканом Ногербековичем.
- Твоя бабушка шаманка? - лукаво улыбнувшись, неожиданно спросила Сима.
- Да, - Арман не удивился осведомленности подруги, улегся на спину, запрокинув руки и рассматривая облака в небе, - она шаманка, из древнего рода.
- Как интересно! - Симу вдруг осенило: - Это она сказала, что на Каменной голове есть надписи?
- Она. У Батыр-камня издревле собираются наши старики, это место считается священным. А бабушка, она знает много тайн, у нее особый дар - она умеет разговаривать с духами.
- А ты? Ты умеешь?..
Арман приподнялся на локте, сорвал несколько лиловых цветочков, подал Симе. Вместо ответа, он сам спросил:
- А ты веришь в духов?
Сима задумалась. Что ответить? Верит ли она в духов? И рада бы не верить, но, если тот белый призрак всю жизнь напоминает о себе, что тут думать?
- Не знаю, Арман, - она подняла перед собой лиловые цветы, - вот, смотри, я читала, что дух есть во всем, и в этих цветах. И что? Ты сорвал их, убил, можно сказать… в мертвом теле, даже в цветочном, дух не живет, он уходит. Но мы ничего не видим и не слышим. Это что-то такое, что не поддается объяснению. Цветок есть, духа нет, - Сима разволновалась, - но, скажи, что же думать, если все наоборот - дух есть, а тела нет? И этот дух всю твою жизнь рядом? Куда должен уйти дух, когда оставляет тело? Почему не уходит? Что говорит твоя бабушка?
- Успокойся, любимая, - Арман обнял Симу, - мы вместе спросим. Я отведу тебя к ней, попрошу, чтобы она с тобой поговорила. Только она не знает русского языка, я буду переводить, если ты разрешишь.
Сима разволновалась. На глаза навернулись слезы.
- Спасибо, Арман, - Сима почувствовала себя защищенной, будто высокая стена выросла между ней и ее тревогами, и стена эта - Арман. Арман… странное имя… Сима усмехнулась. Арман заметил.
- Что? Что тебя развеселило?
- Да, подумалось, что имя у тебя странное, и вспомнила свое.
От растерянности на лице Симы не осталось и следа. В глазах играли озорные зайчики, губы расплылись в улыбке.
- А что означает твое имя? - Арман с нежностью провел пальцами по щеке девушки, любуясь сиянием ее сапфировых глаз.
- О! Мое имя означает "нежная, трогательная".
- Так и есть, - он привлек ее к себе.
Поцелуй перевернул реальный мир вверх тормашками. Сима растекалась нежностью в крепких объятиях. В этот миг вся степь превратилась в сказку, и только две души владели ее просторами, как Тенгри и Умай небом.
- А мое имя переводится "мечта", - прошептал Арман Симе на ушко, когда она пальчиками ласково перебирала его кудри.
- Мечта?! Мечта! Ты - моя мечта! Мечта по имени Мечта! Арман, мне так хорошо с тобой!
Каждый день превратился в сказку. По утрам Арман всегда приезжал в лагерь археологов, иногда оставался, и тогда счастью Симы не было предела. Когда же возлюбленный уходил с табуном в степь, Сима замирала, превратившись в ожидание. Солнце не спеша переползало с востока на запад, и когда в его еще ярких лучах появлялся Арман - черноголовый, на вороном коне, похожий на посланника богов, Сима ликовала: "Мечта! Моя мечта!" Сердце купалось в нежности, лицо светилось, а взгляды, встретившись, обволакивали туманом любви.
Этот вечер был таким же счастливым, как все, но какая-то смутная тревога нет-нет да всплывала в душе Симы, но ласки Армана прогоняли ее и девушка, забыв обо всем, снова погружалась в мир любви.
Они долго смотрели в глаза друг другу, целовались, а время летело, как птица, и скоро белоснежные облака зарозовели, как щечки стыдливой барышни, а потом и вовсе стали пунцовыми. Солнце село, а Арман с Симой этого даже не заметили, и опомнились лишь тогда, когда первая звезда засияла в еще светлом небе, а кони, что паслись неподалеку, позвали хозяев громким ржанием.
- Мне влетит от наших, - Сима прикусила губу.
- Ты боишься молвы?
Вопрос насторожил Симу. Арман словно испытывал ее.
- Я волнуюсь за людей, которые ко мне очень хорошо относятся, а они волнуются за меня.
- Но они знают, что я с тобой.
- Потому и волнуются. Пошли. Надо торопиться, темнеет уже, - Сима решительно встала.
Арман свистнул, и Черногривый, подняв голову, заржал и затрусил к хозяину. Пегая кобыла не двинулась с места. Только ее бока подрагивали, и густой серый хвост охаживал их.
- Ишь, какая гордая! - Сима сама подошла к лошади, погладила ее, угостила яблоком и, дождавшись, пока она с хрустом его разжевала, взобралась в седло.
Покрывало ночи все плотнее укутывало степь. В небе одна за другой вспыхивали звезды. И вот над небесной рекой воспарил Лебедь, чуть ниже воссиял Альтаир, словно указывая путь хищнику к добыче. Но вечно лететь Орлу, и никогда он не сможет настигнуть звездного красавца, чьи крылья распластались над миром, как распятие.
- Как красиво, правда? - глаза Симы горели в темноте, как звезды.