Принесли еду. Но брат и сестра отказались, сказав, что будут есть только после встречи с отцом. Монахиня хотела заставить их, но дети, предпочитая умереть с голоду, твердо стояли на своем. Они также очень удивились, почему им не позволили увидеть Татуэ.
- Он очень плохой человек, - объясняла старая женщина, - злодей, преступник!
- Но он - наш друг, - возражала девочка, - он больше не злодей, мы любим его. Из-за нас он вернулся в тюрьму.
Слова Лизет остались без внимания. Однако главная монахиня задумалась. Чувствовалось что-то искреннее в упорстве маленьких незнакомцев, настаивающих на невиновности отца. Проклиная излишнюю строгость режима, она отправилась к коменданту. Со сдержанным уважением тот слушал доводы старой женщины, однако не соглашался с ними. Она настаивала, требовала, взывала к его человеческим чувствам, просила оказать ей личную услугу и разрешить свидание, поручившись за своих подопечных. Тюремщик почти уступил, однако вспомнил:
- Разрешить свидание может только главный управляющий.
- Ну и что же! Телеграфируйте ему мою просьбу… Я беру ответственность на себя.
Запрос был отправлен. Но по неизвестной причине телеграф перестал вдруг работать, возможно, из-за падения какого-нибудь дерева на провода.
Время шло. Ожидание казалось вечным. Теперь дети говорили без умолку. Гектор хотел знать все, что касается отца:
- Где он?
- В камере.
- Где его камера, ее отсюда видно?
- Да, мой милый.
- Мадам, покажите, пожалуйста, прошу вас.
- Смотри, вон там квадратный дворик…
- В нем есть кто-нибудь?
- Есть. Там стоит часовой и смотрит, чтобы никто не входил и не выходил.
- А дверь? Где дверь в камеру?
- Третий проем в красной стене.
- Вижу… Бедный папа! А если подойти, что будет?
- Охранник будет стрелять из ружья по любому, кто приблизится.
Маленький горбун задумался и грустно произнес:
- Все здесь говорят о смерти… Мы долго тут пробудем?
- Не знаю, может быть, вы поедете в Кайенну.
- Я не хочу. А ты, Лизет?
- Мы должны остаться рядом с папой. Скоро мы увидим его… обнимем, поцелуем и скажем, как мы его любим…
Приближалась ночь. Сестра милосердия отвела детей отдохнуть и пожелала спокойной ночи.
- Мы будем вести себя хорошо и постараемся заснуть, - заверили ее брат с сестрой.
Одно из окон комнаты выходило во двор, другое - на дорогу, по краям которой росли манговые деревья . Аллея вела к пристани. Тотор и Лизет, на удивление спокойные, наблюдали за птицами, которые, не боясь людей, перелетали с ветки на ветку в поисках ночлега.
Сумерки сгущались. В комнату принесли ночник и глиняный кувшин со свежей водой. Брат и сестра забрались в кровати и вскоре заснули или, по крайней мере, притворились спящими.
Прозвучал сигнал окончания работы. Отовсюду в дома и казармы возвращались люди. Прошло часа три, и новый сигнал возвестил об отбое. Лагерь погрузился в тишину душной экваториальной ночи, лишь вдалеке иногда повизгивали дикие обезьяны.
Маленький горбун приподнялся и шепотом спросил:
- Лизет, ты спишь?
- Нет, жду.
- По-моему, пора…
Мальчик молча оделся, вылез из-под москитной сетки и потушил ночник. Затем наклонился над кроватью сестры:
- Не бойся! Никто меня не поймает.
- Будь осторожен, там часовой с ружьем!
- Да… да… не волнуйся!
- Обними меня.
Гектор поцеловал сестру и подошел к окну. Осторожно открыв его, он встал на подоконник и решительно спрыгнул на землю. Приземление было удачным, ведь окно находилось невысоко от земли. Некоторое время маленький горбун оставался на месте, прислушиваясь, не заметил ли его кто-нибудь. Никого. Все шло хорошо. Пригнувшись, он пересек манговую аллею, отдышался и почти ползком стал пробираться дальше. Ноги его дрожали, сердце билось так сильно, что готово было выпрыгнуть из груди. Но желание встретиться с отцом было сильнее страха, и он уверенно двинулся к казематам. Двухметровый деревянный забор, протянувшийся метров на шестьдесят, лишь с первого взгляда казался неприступным. Его охраняли двое: один часовой с севера, другой - с юга. Мальчик помнил, что оба имели право стрелять без предупреждения, но не остановился. Он узнал часового, охранявшего северную сторону. Это был тот самый конвоир, что проводил его и сестру в госпиталь. Теперь солдат дремал, опершись на ружье, мечтая о родной Франции, отделенной от него восемнадцатью тысячами лье океана. Мимо часового Гектор проскользнул незамеченным. Оставалось перелезть через забор и пересечь двор. Надо сказать, что, несмотря на горб, мальчик был ловкий, сильный и умел преодолевать подобные препятствия, так как большую часть свободного времени проводил со своими товарищами в порту, где ему приходилось лазить и не на такие заборы. Он сделал несколько шагов, завернул за угол и без труда оказался наверху, а затем благополучно соскользнул вниз. Маленький горбун вспомнил расположение камер, которые он видел из окна госпиталя. Первая, вторая… Вот третья дверь! Он прислушался. Тишина. Пригнувшись к земле и приблизив губы к щели под дверью, герой прошептал:
- Папа! Послушай, это я, Гектор!
Он услышал скрип кровати и звон цепей.
- Это ты, малыш? Гектор, мальчик мой любимый! А где сестра, где моя маленькая Элиза?
- В госпитале. Они не хотели, чтобы мы увиделись, но я… я пришел сказать, что мы очень-очень любим тебя.
За тяжелой дверью камеры смертников узник чувствовал себя как запертый в клетке зверь. Ему хотелось вырваться на свободу, прижать к своей груди отважного мальчугана, поцеловать и рассказать о тех нежных чувствах, которые переполнили его сердце. "Мой сын здесь… Я могу говорить с ним. Господи! Как этому хрупкому юному созданию удалось пробраться сюда?" - пронеслось в голове несчастного. Радость и гордость смешивались с тревогой за судьбу сына. Глаза стали мокрыми от слез, нечаянно мужчина всхлипнул.
- Папа, ты плачешь? - спросил маленький горбун сквозь щель.
- От счастья, малыш! Первый раз за все время пребывания в этом аду. Я восхищаюсь тобой, сыночек мой любимый!
Марион свесился с кровати, чтобы быть как можно ближе к двери.
- Папа! Послушай, мне надо сказать тебе одну очень важную вещь.
- Говори, дорогой, я слушаю.
- У нас здесь есть друг, очень сильный и смелый. Он любит нас и сделает все, чтобы спасти тебя. Он тебя тоже любит и хочет, чтобы ты остался жив.
- Как его зовут?
- Татуэ.
- Это бандит! Бедные дети, где вы с ним встретились?
- Ты ошибаешься… Он спас нас. Без него мы с сестрой уже умерли бы рядом с мамой… А он даже похоронил ее с почестями.
Вспомнив об умершей жене, капитан Марион снова всхлипнул. Но что он мог предпринять, закованный в кандалы в камере смертников? В помощь Татуэ ему плохо верилось. И все же маленькая надежда на спасение зародилась в почти мертвой душе осужденного. "Жить! Жить на свободе! Любить своих ни в чем не повинных малышей, с которыми меня разлучила судьба, сделать их счастливыми. А наказание пусть понесет тот, кто его заслужил, кто разрушил мое счастье, разорил мой очаг и искалечил мою жизнь", - думал бедный каторжник.
Прошло минут пять. Вокруг по-прежнему все было спокойно. Похоже, безумная выходка маленького героя удалась. Однако отец беспокоился, как мальчик выберется из тюрьмы и доберется до госпиталя. Сына это совершенно не заботило. Он просто наслаждался счастливой возможностью рассказать отцу как можно больше, настойчиво возвращаясь к обещаниям Татуэ.
Марион был наслышан о загадочных случаях, происходивших на каторге. Знал он также и о существовании объединений, куда входили самые умные и сильные узники. Их главари были настоящими королями лагерей, пользовались неограниченной властью, иногда превосходящей власть администрации. Может быть, Татуэ был одним из таких людей… И отец продолжал слушать радостное и возбужденное щебетание сына.
Гектор, согнувшись в три погибели, почти касался головой земли. Когда он уставал, то приподнимался и говорил громче. В один из таких моментов его услышал часовой.
- Стой! Кто идет? - крикнул солдат. Он прислушался. Никто не отозвался. - Кто идет? - повторил он громче и, выпрыгнув из будки, направился в сторону бараков. Ему показалось, что около одной из камер сидит человек. Часовой вскинул ружье и выстрелил в темный силуэт.
- Гектор, сын мой, ты ранен? - с беспокойством спросил заключенный. Ответа не последовало. Солдат скомандовал:
- Тревога! К оружию!
На его выстрел и крики прибежали двое охранников, капрал с фонарем и часовые с других постов. Ключей от казематов ни у кого не оказалось, и один из людей побежал к коменданту.