Теперь они разошлись, но крестик будет напоминать мне о минувших днях, и хотя после моего отъезда из Ирландии мы никогда больше не увидимся, я всегда буду поминать Вас в молитвах. Прощайте, и да благословит Вас Бог.
Оскар" [Уайльд 1997, 38–39].
Та в ответ предложила, что крестик будет можно получить в доме "на Гаркурт-стрит"; говоря так, она имела в виду самого Стокера, который там жил. Обратим внимание, что фамилия Гаркер созвучна названию этой улицы. Уайльд ответил, что предпочел бы встретиться с ней лично, лучше - в ее доме, т. к. предложенный ею вариант унижает и его, и ее, и "человека с Гаркурт-стрит", имени Стокера он не называет. Флоренс потребовала возврата ее писем, и чем это кончилось - неизвестно. Как пишет один из исследователей, "этот крестик ни разу не всплыл ни в одной из коллекций, но зато часто упоминается на страницах "Дракулы"". Мы не так уж в этом уверены, поскольку большое Распятие, которое оберегает Джонатана Гаркера и которое ему на шею надела румынская крестьянка, вряд ли могло быть золотым. Но, конечно, тема креста как объекта для романа о вампирах очень важна, и, более того, мы можем повернуть текст Уайльда: прося Флоренс вернуть крест, он тем самым добивался того, чтобы она осталась без креста. Но это уже домыслы.
Как в дальнейшем складывались их отношения? Да вроде бы никак, несмотря на то что Флоренс вместе с мужем тоже переехала в Лондон и их пути с Оскаром Уайльдом, наверное, не раз пересекались. Они изредка встречались, Уайльд даже посылал ей записки и цветы, что, как пишет Барбара Белфорд, "весьма досаждало Стокеру, хотя назвать ревностью это чувство было нельзя. Он, скорее, испытывал "эффект трио", когда подавленное гомосексуальное влечение выражается в желании разделить партнера" [Belford 1996, 247]. В последний раз Уайльд совершил некую попытку сближения в 1893 г., когда подарил Флоренс экземпляр своей пьесы "Саломея". О том, что былой роман возродился, мы сведениями не располагаем. Однако известно, что с мужем у Флоренс отношения были плохими и после рождения сына Ноэля, в 1880 г., она отказывала ему в супружеской близости. Ко времени окончания работы над романом она превратилась в зрелую красавицу, но настоящей подругой Стокеру не стала. Он был вынужден искать развлечений на стороне (в притонах Ист-Энда) и в результате заразился сифилисом. Идея, что все эти годы Флоренс хранила в глубинах своей души любовь к Уайльду - это, скорее, измышления, но "человеку с Гаркурт-стрит" она не принадлежала, как и Мина, которая в конце романа понимает, что Гаркеру уже не принадлежит.
Барбара Белфорд предлагает видеть во взаимоотношениях "Стокер - Флоренс - Уайльд" своего рода извращенный любовный треугольник, в котором два мужчины не столько соперничают из-за одной женщины, сколько оперируют ею как своего рода символом, заместителем их влечения друг к другу. Естественно, определенная ориентация Оскара Уайльда здесь играет на руку интерпретатору. Более того, гомосексуальный характер влечения Дракулы к Джонатану Гаркеру в настоящее время также детально описан и является своего рода "общим местом" литературы о Дракуле (см., например, [Craft 1984]). Но, развивая мысль Белфорд, мы должны будем сделать простой вывод: этот сложный треугольник был затем воспроизведен в романе как трио: Гаркер - Мина - Дракула. Если следовать этой теории, то и сам брак Стокера будет выглядеть как желание овладеть той, которой стремился обладать Оскар Уайльд, причем в итоге - овладение-обладание оказывается мнимым и испытавший глубокую фрустрацию Стокер изливает свою желчь в романе.
Но подозрение кого бы то ни было в скрытом, подавленном гомосексуальном влечении тем и хорошо, что в принципе это обвинение нельзя ни доказать, ни опровергнуть. Поэтому мы предлагаем смотреть на взаимоотношения Брэма Стокера и Оскара Уайльда проще и считать их просто - соперниками, соперниками в очень широком смысле слова и на разных, так сказать, спортивных площадках. Они были знакомы с самых юных лет, т. к., будучи студентом старших курсов Тринити-колледжа в Дублине, Стокер бывал в доме его родителей. Когда сам Уайльд поступил в Тринити, Стокер начал его опекать, но встретил довольно презрительное и насмешливое отношение к себе. Оскар разрешил вписать себя во все общества, во главе которых стоял Стокер (атлетическое, историческое, философское), но совершенно не посещал этих заседаний. Затем оба отправились завоевывать Лондон и каждый в своем роде преуспел. Отметим, что завоевывать Лондон едет и граф Дракула, тоже провинциал. Интересно в данной связи замечание Дж. Валента, автора книги "Тайна Дракулы": "Стокер сознавал, что его провинциальное происхождение постоянно звучит в его произношении. Но в отличие от своего монстра (или от друга его семьи Оскара Уайльда) он нарочно не стал избавляться от своего акцента" [Valente 2002,39]. Ср. в романе:
"- Помилуйте, граф, вы в совершенстве владеете английским!
Он степенно поклонился:
- Благодарю вас, мой друг, за ваше лестное мнение обо мне, но боюсь, что я всего лишь в начале пути. Конечно, я знаю грамматику и слова, но еще не умею толком пользоваться ими.
- Поверьте мне, - заверил я, - вы прекрасно говорите.
- Это не так, - настаивал он. - Уверен, если бы я приехал в Лондон, при разговоре во мне узнавали бы иностранца, а мне бы этого не хотелось. <…> Я бы хотел не отличаться от других, чтобы на меня не обращали внимания, а услышав, не говорили бы: "Ха! Да это же иностранец!"" [Стокер 2005, 95].
В их соперничестве на писательском поприще, казалось бы, Стокер остался далеко позади, но вот сейчас, когда после появления "Дракулы" прошло больше ста лет, мы уже не можем с такой уверенностью говорить о том, кто оказался истинным победителем.
Сложность взаимоотношений Стокера и Оскара Уайльда отмечают многие исследователи, однако увидеть в авторе "Дориана Грея" прототип графа Дракулы решились только мы. Конечно - один из прототипов, потому что роман о вампире, стремящемся к неограниченной власти, - это, согласно Ж. Делезу и Ф. Гваттари, своего рода "ризома", то есть текст, не только не имеющий определенного ограниченного сюжета, но и лишенный собственно автора. Действительно, сам факт, что граф Дракула как персонаж романа далеко шагнул за пределы текста и обрел множество новых воплощений в современной паракультуре, говорит о том, что его "создатель" был не столько создателем, сколько тем, кто сумел угадать, воплотить и необычайно удачно назвать персонаж, который как литературный и психологический архетип в принципе уже существовал. Существовал он, как мы полагаем, в трех плоскостях: 1) в вампирической мифологии народных верований (которые в отличие от веры в троллей и гномов воплощали в образе вампира не силы природы, а внутренние страхи самого человека); 2) в психологическом типе властной личности, стремящейся к первенству и подавлению окружающих ("ты никогда никого не любил") и… 3) в образе воеводы Дракулы. После наших детальных рассуждений о том, что о Владе Цепеше Стокер ничего не знал, такой вывод кажется странным, однако мы полагаем, что при анализе романа о вампире нельзя стоять только на рациональном фундаменте. Подобно эффекту стихотворения Чуковского "Тараканище", в котором были странным образом предугаданы сталинские репрессии, в романе Стокера действительно вдруг ожил тиран XV в., хоть и изменивший свой облик.
Роман "Леди в саване", как кажется на первый взгляд, произведение гораздо менее талантливое, чем "Дракула". Конечно, так и есть, однако сплетение сюжетных линий и образов позволяет нам сделать вывод, что и в этом романе Стокер пытался провести своего рода "сюжетный эксперимент", составить своего рода наррему, которая должна была также найти свое продолжение, как и изобретенный им "вампирический нарратив". Герой встречает прекрасную девушку, точнее - она является к нему ночью и исчезает на рассвете, более того - днем он вдруг находит ее лежащей в гробу. "Это вампир", - скажет наивный, но уже умеющий играть "по вампирическим правилам" читатель и… окажется обманутым. Девушка - местная принцесса, а ее макабрический маскарад, оказывается, вызван некими политическими хитростями.