Я спешил окончить свой туалет и Небу велел сделать то же. Один из судовладельцев любезно предложил Мертону с Эмилией приличное помещение. В то время влияние англичан было очень распространено в Соединенных Штатах, а особенно в Нью-Йорке; английский майор был своего рода вельможа в глазах манхэттенцев того времени. Для них английский офицер, хотя бы даже враг нашего отечества, был предпочтительнее того, кто защищал его. Конечно, я говорю о мнении "общества"; народ же думал иначе. Наши провинциалы доходили до обожания англичан.
А потому нет ничего удивительного в том приеме, который оказали Мертону с дочерью. Я был за них спокоен, и мне доставляло удовольствие, что в моем отечестве их совсем не считают иностранцами.
Когда Неб явился ко мне, я приказал ему следовать за собой, намереваясь зайти сначала в контору судовладельцев, взять там ожидающие меня письма, ответить на них и послать затем негра в Клаубонни известить о моем возвращении.
В 1802 году "Батарея" была центром собрания нашего бомонда. Каждый раз меня поражали в Нью-Йорке две вещи: провинциальный вид города вообще и выдающаяся красота нашей молодежи. Я подразумеваю здесь чистокровных американцев и американок. Так как тут было много детей с няньками-негритянками, то и Неб мог насладиться приятным для него зрелищем, и каждый раз как он проходил мимо какой-нибудь из этих бронзовых Венер, он прищелкивал пальцами от восторга, который сообщался и предмету его внимания, так как слышно было его хихиканье при приближении Неба!
Передо мной мелькало столько хорошеньких лиц, что я совсем забыл о своих делах. Нам с Небом некуда было спешить, и мы преспокойно себе расхаживали, поглядывая направо и налево. Передо мной шла пара молодых людей; барышня была одета просто, но со вкусом. Она, казалось, с большим интересом слушала своего собеседника. Сам не знаю почему, но меня так и влекло к ней; ее легкая и грациозная поступь, изящество ее фигуры, все в ней было очаровательно. В моей голове тотчас созрел роман; это должны были быть жених и невеста. Я чувствовал себя1 точно загипнотизированным этой молодой особой. Желая непременно уловить выражение ее лица, я ускорил шаг и вдруг услышал возглас, от которого весь задрожал: - Милс!
Передо мной стояла Люси Гардинг, бледная от волнения, готовая броситься ко мне в объятия…
- Люси Гардинг? Вы ли это? Вы - сделались столь прекрасной, что я насилу узнал вас!
Тут было не до приличий. Несмотря на толпу и любопытные взгляды, устремленные на нас, я крепко расцеловал ее; бьюсь об заклад, что такого поцелуя ей не приходилось получать еще никогда в жизни. Моряки не любят ничего делать наполовину. Но такое нападение здоровенного детины с парой солидных усов при всем честном народе вызвало на лице молодой девицы густую краску.
- Будет, довольно, Милс, - сказала она, освобождаясь из моих объятий. - Разве вы не видите отца, Руперта?
Действительно, все семейство было в сборе. Все они вышли на прогулку с Эндрю Дреуэттом, товарищем Руперта, и в то же время открытым ухаживателем за его сестрой.
Грация лишь только узнала меня, как бросилась целовать от всего сердца, затем припала ко мне и зарыдала от радости. Прохожие из вежливости не останавливались, не желая смущать семейных излияний; между тем подошел и сам Гардинг. Добрый пастор забыл, что перед ним верзила-моряк, который мог бы поднять его, как перышко. Он начал целовать мня и крестить как малого ребенка и тоже не удержался от слез. Затем мы довольно сдержанно обменялись рукопожатиями с Рупертом.
Что же касается мистера Дреуэтта, то ему пришлось долго ждать ответа от Люси, кто я такой.
- Это верно ваш хороший друг или близкий родственник, мисс Гардинг?
- И то, и другое, - смеясь и вместе с тем плача, ответила Люси.
- Можно мне узнать его имя?
- Его имя, мистер Дреуэтт? Да ведь это наш Милс, наш дорогой Милс. Разве вы ничего не слышали о Милсе?
Ах да! Я совсем забыла, что вы никогда не были у нас в Клаубонни. Но какой приятный сюрприз, Грация?
Мистер Дреуэтт терпеливо выждал, когда окончатся пожимания руки Грации и когда Люси снова заговорит.
- Вы еще что-то хотели сказать, мисс Гардинг?
- Я? Да, правда, я теперь ничего не помню. Неожиданность, радость, простите, мистер Дреуэтт. Да, я хотела сказать, что мистер Милс Веллингфорд - воспитанник моего отца, который также и его опекун, - вы знаете, брат Грации.
- Но позвольте спросить, в каком родстве он находится с мистером Гардингом?
- О! В очень близком. Нет, постойте, я говорю глупости! Ни в каком.
Мистер Дреуэтт был настолько воспитан, что счел нужным удалиться. Он это сделал с таким тактом и достоинством, что я пожалел, что мне было не до того, чтобы хорошенько полюбоваться на него. Мы все впятером уселись на скамейку в одной из наиболее уединенных аллей.
- Мы все время ждали вас, так что вы не врасплох застигли нас! - вскричал мистер Гардинг, хлопая меня по плечу. - Я оттого и согласился приехать в Нью-Йорк, что последнее судно из Кантона известило, что "Кризис" отправляется вслед за ним через десять дней.
- И представьте себе наше удивление, - добавил Руперт, - когда мы прочли: "Кризис", капитан Веллингфорд! " - Мои письма должны были еще раньше подготовить вас к этому.
- Но вы в них говорили о Мраморе, и мы были уверены, что он примет команду, когда догонит вас.
- Но он, вероятно, рассудил, - несколько самоуверенно сказал я, - что судно не в очень плохих руках.
- Конечно, так, - добродушно ответил Гардинг. - Как же, со всех сторон говорят, что вы делали просто чудеса; одно отнятие у французов "Кризиса" это подвиг, достойный самого Трукстона.
В то время Трукстон был морским идолом в Соединенных Штатах; он пользовался у нас такой же славой, как Нельсон в Англии.
- Я только исполнял свой долг, - ответил я, опустив глаза и стараясь не смотреть на Люси; но умолчал о том, что французы завладели нашим судном, пока мы спали.
- Однако вы все-таки сумели отнять "Кризис" у французов и сохранить его! - послышался дорогой для меня голос, прозвучавший в моих ушах, как дивная мелодия. > - Да, - возразил я, - мы оказались счастливее своих неприятелей, но надо быть справедливым: мы этим обязаны капитану Ле Конту, любезность которого дошла до того, что он оставил в наше распоряжение шхуну.
- Мне этот факт казался всегда очень странным, - сказал Гардинг. - Тут что-нибудь да кроется под видом великодушия этого француза.
- Вы несправедливы к бедному Ле Конту; то был храбрый моряк с рыцарскими идеями. Может быть, не имея своих пассажиров, он поступил бы иначе; я всегда думал, что он сгорал нетерпением остаться один в обществе мисс Мертон, а потому и постарался как можно скорее отделаться от нас. Он, кажется, безумно любил ее и ревновал ко всем.
- Мисс Мертон?! - воскликнула Грация.
- Мисс Мертон! - повторил Руперт, устремляя на меня любопытный взор.
- Мисс Мертон! Отделаться от нас! Кто же это такие мисс Мертон и мы, от которых хотели отделываться? - спросил мистер Гардинг. Только Люси не проронила ни звука.
- Да разве я вам не говорил в своих письмах, каким образом мы встретились в Лондоне с Мертонами, как я их потом нашел в плену у Ле Конта, наконец, о путешествии их в Кантон на "Кризисе"?
- Да, вы упоминали про одного только майора, но я в первый раз слышу о мисс Мертон.
- Странно, что я забыл рассказать о ней, - вскричал я, стараясь все обернуть в шутку. - Обыкновенно, у молодых людей бывает больше памяти, когда идет речь о барышнях.
- Эта мисс молода, брат?
- Твоих лет приблизительно, Грация.
- И хорошенькая?
- Похожа на тебя.
- А вы нам ничего не сказали о ней до сих пор, - сказал, смеясь, мистер Гардинг.
- Да вы ее завтра увидите, потому что она здесь вместе со своим отцом.
- Здесь! - воскликнули все разом, и голос Люси раздался громче всех.
- Да, разумеется, с отцом и слугами. Не забыл ли я в своих письмах рассказать вам и о последних? Но что вы хотите: у меня всегда было дел по горло, некогда было припоминать все мелочи. У майора Мертона начинается болезнь печени; в жарком климате ему оставаться запрещено, и вот, не найдя возможности вернуться к себе на родину, он приехал в Соединенные Штаты.
- А долго ли они пробыли на твоем судне, Милс? - с важностью осведомилась Грация.
- У меня на судне? Около девяти месяцев; но если принять в расчет пребывание в Лондоне, Кантоне и земле Мрамора, то наше знакомство длится приблизительно год.
- Однако, братец, долго тебе изменяла память. Затем наступило невольное молчание, прерываемое расспросами Гардинга о путешествии в Кантон. Так как становилось прохладно, мы встали и отправились к миссис Брадфорт; я сразу заметил, что та дама была очень привязана к Люси. Под ее руководством Люси вращалась в высшем свете, куда с Грацией, по своему общественному положению, не могли бы проникнуть; но Грация везде была принята в качестве подруги Люси. Надо сознаться, что обе девушки много выиграли от этого общения.
Дома на меня опять посыпались бесконечные вопросы. Я должен был начать с Адама и долго говорил без умолка.
Между тем о Небе все забыли. Оказывается, что он не отставал от нас и преспокойно сидел себе в кухне у миссис Брадфорт. Когда его позвали к нам, его радости не было границ. Переминаясь с ноги на ногу, он теребил свою шляпу в замешательстве, что находится перед лицом людей выше себя.
Вечером мы все сели за ужин, который прошел очень весело. В то время было принято говорить за столом тосты, и миссис Брадфорт предложила мистеру Гардингу начать.