- Пьетро, ты прямо как мои мастифы. Раз уж напал на след, ни за что не потеряешь его. - С минуту Кангранде помолчал. - Мы здесь затем, чтобы схватить Волчицу прямо в ее логове.
- Это вы уже говорили.
- Ты знаешь легенду?
- Слышал кое-что.
Все так же стоя на границе света и тьмы, Скалигер начал декламировать:
И Пес Борзой грядет. И Леопард и Лев,
Для коих страх людской - излюбленная пища,
Повержены во прах пребудут. Пес отыщет
Волчицу, что, глумясь, кровавый кажет зев.
Из града в град ее погонит Пес и ад
Разверзнет перед ней за смрадом становища.
Он земли соберет отвагой и терпеньем,
Он явит мощь и свет счастливым поколеньям,
И станет век златой, как до грехопаденья.
Кангранде вошел в часовню. Свеча теперь освещала его со спины, и он казался темною тенью, пылающей по контуру.
- Этот отрывок все знают. Однако есть еще и кода.
Но примечает рок тех, кто счастливо правит.
Свершит он главный труд, и призван в третий день
Окажется на суд Господень, и печать
На славе Пса не жизнь, но смерть его поставит.
Помолчав, Скалигер произнес:
- Не знаю, что предпочитаешь ты, Пьетро Алагьери. А я хочу, чтобы в памяти людей остались мои поступки, а не моя смерть. - Скалигер приблизился и опустился на скамью. - Твой отец заявляет, что я и есть Борзой Пес, о котором сказано в легенде. Он верит, что именно мне суждено объединить Италию и восстановить власть Папы и императора.
- Так и есть, - подтвердил Пьетро.
Кангранде, словно забывшись, хлопал ладонью по скамье.
- Нет. Нет. Нет. Пьетро, я не тот, о ком сложена легенда. Когда я родился, астролог составил мой гороскоп. Я его читал. Я даже показывал его знаменитому астрологу Бенентенди, и он подтвердил, что я - не легендарный Борзой Пес.
- Да, но как же тогда ваша эмблема, та, что на знамени?
- Это знамя носил мой отец. Пес был нарисован для Мастино. И я, в конце концов, Cane Grande. - Он улыбнулся, но улыбка была лишь жалким подобием знаменитой allegria. - Но я не Il Veltro. Я никогда так себя не называю. У меня нет на то права. Если я иду на врага, значит, я защищаю свой город и свою честь. Я готов сражаться за Бога, буде на то Его воля. - Скалигер говорил все увереннее. - Я не стану орудием в руках судьбы.
Вдруг он осекся. Над головой грохотал гром. Молчание нарушил тихий голос Пьетро:
- Мой господин, вы же едва меня знаете. Зачем тогда?..
Кангранде просиял.
- А ты до сих пор не понял? Я хочу, чтобы ты остался при мне. Я сразу вижу человека, а ты, Пьетро, можешь быть очень полезен. Вот я тебя и соблазняю - сначала выдал свои политические планы, а теперь и личные тайны. - Он приложился к фляжке. - Твой отец выразил желание поселиться в Вероне. Ты когда-нибудь думал, чем займешься, когда странствия ваши прекратятся?
Пьетро глубоко вздохнул.
- Нет. Меня готовили в священники, но теперь я - наследник и должен выбрать что-то другое. А я не знаю, что мне выбрать.
Уголки губ Скалигера чуть дрогнули.
- Мы что-нибудь придумаем, даже не сомневайся. А пока ты можешь кое-что для меня сделать.
- Все, что угодно, мой господин.
- Убеди своего отца, что я не тот, кем он меня считает.
Пьетро покачал головой.
- В следующем томе вы у него будете ходить по воде, аки посуху.
- Как знать, может, и не буду.
Скалигер неловко помолчал, а когда заговорил, голос его звучал мягко.
- Пьетро, мне известно, кто я такой. Я одаренный человек, верно, - однако я не лучше большинства людей. Я недотягиваю до великих мира сего. Немного, но недотягиваю. Как жить, если тебя загодя превратили в легенду? Знаешь что? Если бы я действительно полагал себя избранным небесами, я бы в борьбе доказал свою избранность. - В глазах Кангранде появился лихорадочный блеск. - Я боролся бы всю жизнь, не щадя себя, только чтобы увидеть ее падение.
Ее падение? Пьетро догадывался, кого имеет в виду Кангранде. Однако предпочел держать свои соображения при себе. Слова "Мы едва пригубили вино" готовы были сорваться с его губ, когда он услышал тихое лошадиное фырканье. Они с Кангранде привязали своих коней достаточно далеко от часовни. За все время разговора юноша ни разу не уловил характерных для лошадей звуков. Лошадь, которая только что фыркнула, наверняка была совсем рядом - скорее всего, у входа.
Скалигер плотнее сжал рукоять меча - значит, он тоже слышал фырканье. Жестом он велел Пьетро замереть, а сам встал, держа меч наготове.
Под аркой возникла тень. В тусклом свете Пьетро разглядел плащ с капюшоном. Фигура в плаще была примерно на голову ниже Пьетро. Она вся подалась вперед, как бы защищая сверток, что прижимала к груди. В этом движении было нечто, неуловимо напоминавшее юноше Богоматерь Скорбящую.
- Донна Мария! - Капитан выпустил меч и поднялся навстречу женщине. - Вам не обязательно было приезжать самой.
- В таком случае удивлена не только я. Не ожидала, что вы приедете. - Голос из-под капюшона звучал с незнакомым акцентом. Пьетро не мог его идентифицировать. Похожий выговор у падуанцев, однако манера произносить слова отличалась изысканностью, падуанцам не свойственной. Вдобавок казалось, что итальянский язык для этой женщины не родной, хотя она успела его прекрасно выучить.
Кангранде шагнул к женщине, на ходу сняв с гвоздя плащ. Увидев Пьетро, женщина инстинктивно подняла руку, словно для защиты.
- Вы не один!
- Я подумал, свидетель может пригодиться. Его зовут Пьетро Алагьери - на случай, если он вам понадобится. - (Пьетро неуклюже поднялся и отвесил поклон). - Ему можно доверять.
- Неужели? Кстати, меня ждут.
Кангранде поклонился.
- Мы вас не задержим.
Неохотно синьора позволила Пьетро проводить себя к алтарю, подальше от входа. Капитан снял с плеч синьоры промокший плащ и, бросив его на скамью, закутал ее в свой, успевший просохнуть. Как ни темно было, Пьетро разглядел, что темные кудрявые волосы женщины заплетены в косы, перевитые жемчугом и причудливо сколотые на затылке. Она не поднимала головы, однако не потому, что была напугана. Нет, совсем не потому. Синьора не отрывала взгляда от свертка, который держала в руках… нет, на руках. Она держала его как…
Как младенца.
Это и был младенец. Самый настоящий. Пьетро даже слышал, как он гулит и причмокивает. Что происходит?
Кангранде и донна Мария уселись у алтаря, но не рядом друг с другом. Разговор их продолжался всего несколько минут, причем говорил в основном Скалигер. Раз или два он задал женщине вопрос, и она ответила, не отрывая взгляда от ребенка.
Пьетро не мог разобрать слов, да они и не предназначались для его ушей. Чтобы Кангранде и донна Мария не подумали, будто он подслушивает, юноша уселся от них подальше. Он по-прежнему старался переключить внимание с зуда в ноге, ощупывая деревянную скамью. Пальцы его наткнулись на некий предмет, видимо, застрявший в щели. Пьетро попытался извлечь его. Отсыревшая древесина поддалась, и через несколько секунд предмет очутился у юноши в руках. На ощупь это был довольно крупный диск.
Пьетро тайком поднес находку к свету. На одной стороне диска имелся выгравированный лавровый венок и слово PAX, на другой - крылатый шлем и какая-то надпись. Пьетро пришлось поработать ногтями, чтобы прочесть ее.
MERCURIO.
Примерно в миле от часовни вспыхнула молния, и в ее свете по стенам заплясали причудливые тени. Прогремел гром - казалось, над самым куполом, прямо у них над головами. Ребенок заплакал. Пьетро машинально спрятал монету в кошель. Женщина принялась шепотом успокаивать младенца, одновременно снимая с шеи сумку, в которой принесла его. Казалось, она снимает перевязь, поддерживающую раненую руку. Прижав ребенка к груди, она заворковала, запела, как заплакала. Затем поцеловала крохотное личико и передала сверток Кангранде, который, похоже, дождаться не мог, когда его получит.
Скалигеру пришлось возвысить голос, чтобы перекричать гром.
- Его уже окрестили?
- Да.
- И дали имя?
- Да. Его нарекли…
- Я знаю, как его нарекли. Мы дадим ему новое.
- Хорошо.
Женщина встала и подала Кангранде запечатанное письмо.
- Здесь все, что нужно.
Капитан спрятал письмо под дублет. Женщина резко повернулась и проследовала к выходу, не взглянув на Пьетро. Она сбросила плащ Кангранде и надела свой, еще мокрый.
Все так же стоя у алтаря, Кангранде спросил:
- Что ты станешь делать?
Женщина остановилась в дверном проеме. Она обернулась, и Пьетро решил, что теперь-то увидит, какого цвета у нее глаза. В глазах донны Марии отразилось пламя свечи, и они показались юноше неправдоподобно темными, почти черными.
- Что я стану делать? Я исчезну. Но я буду следить за ним.
- Если тебе когда-нибудь понадобится…
Она горько рассмеялась.
- К тебе я не обращусь.
- Я хорошо его воспитаю. Он ни в чем не узнает отказа. Даю тебе слово, Мария.
Резким движением синьора смахнула слезинку. Зашуршали юбки, и через секунду она исчезла.
Пьетро не мог оторвать глаз от темного проема.
"Не может быть, - думал он. - За ним мы и приехали? Это и следовало держать в тайне?"
Только теперь юноша вспомнил обрывок разговора между Кангранде и Катериной и сообразил, в чем дело.
"Побочный сын! Бастард!"