Вместо ответа Ногарола указал на окна палаццо.
- Она там, отдает распоряжения слугам. Это она придумала поджечь Сан-Пьетро.
- Похоже на Катерину, - несколько смущенно произнес Кангранде.
Следующие несколько слов Пьетро не расслышал, так как Ногарола и Кангранде повернули и стали по ступеням подниматься в палаццо. На все реплики Ногаролы Скалигер согласно кивал.
Пьетро вдруг вспомнил, где раньше слышал слово "Виченца" - еще во Флоренции, в школе, он сидел рядом с сыном знатного пизанца по имени Винченцио. Возможно, имя означало, что он родом из Виченцы.
Кангранде и Ногарола повернули назад, и Пьетро снова стал прислушиваться.
- …узнав, что я здесь, она, пожалуй, вытворит что-нибудь эдакое.
- Например? - поинтересовался Ногарола.
- Например, наденет мужское платье и шлем и спрячется среди всадников. Лучше я потом объявлюсь, после битвы. А где же наш любимый святой Бонифачо?
- Граф? - Ногарола сплюнул. - Его здесь нет. Помахал своим флагом, и Сан-Пьетро припал к его стопам. Похоже, скоро графу Бонифачо надоест тебе противостоять. Проигрывать никто не любит.
Ногарола смерил юношей подозрительным взглядом - видимо, не ожидал, что у Кангранде могут быть такие сопровождающие. Марьотто он, без сомнения, знал. Кангранде представил Антонио, затем указал на Пьетро:
- Синьор Ногарола, это Пьетро Алагьери.
- Алигьери? Не родственник ли знаменитого Данте?
Прежде чем Пьетро успел открыть рот, Кангранде сказал тоном, не допускавшим возражений:
- Пьетро не нуждается в знаменитых родственниках.
Привели свежих лошадей в боевом снаряжении.
- Вперед. Пора прославиться в веках.
Ногарола расстегнул пряжку под горлом и, сняв алый плащ военачальника, вручил его Кангранде.
В дверном проеме появилась старуха. Она была сильно пьяна. Споткнувшись посреди улицы, старуха едва не упала, но Кангранде метнулся к ней, подхватил под руки и освободил ее от тяжкой ноши - фляги с вином.
- Вы же не против, матушка?
Залпом осушив флягу, Кангранде почти швырнул старуху прямо в объятия ошеломленного солдата. К нему же отправилась пустая фляга. Поклонившись, Ногарола и Скалигер пошли отдавать распоряжения.
Пьетро остался, где стоял, переваривая слова Кангранде. Не многовато ли потрясений для одного дня? Бешеная скачка, боль в груди, плечах, дрожь в коленях да еще странное заявление Скалигера. С рождения Пьетро учили, что главная его задача в жизни - служить верной тенью своему отцу. Все семнадцать лет он стремился стать идеальным сыном. Однако ему никогда не приходило в голову, насколько он преуспел. Пьетро всегда считал себя недостойным отца и самого имени Алагьери.
Шесть слов Кангранде - и тугой узел где-то под ложечкой ослабел. С этого момента начался процесс выхода Пьетро Алагьери из тени знаменитого отца. К несчастью, Пьетро не понимал, что лишь меняет одну тень на другую, - причем новая тень куда темнее и гуще старой.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Сан-Пьетро
Наблюдая бойню у стен Виченцы, граф Винчигуерра да Сан-Бонифачо не мог отделаться от впечатления, что она добавила красок закатному небу. План падуанцев провалился.
Жители пригорода уничтожены. Это хорошая новость. Но есть и плохая: день потерян, ни численное превосходство, ни вероломство не помогли. Главная часть города окружена. Это заслуга графа. От Понцони никакого толку. Не может, видите ли, смириться с мыслью, что мародерство неизбежно. Ничтожество! В упор не видит, что захват Виченцы явился бы оправданием резни в пригороде. Надежда графа на достижение цели, которую так легко оправдать, таяла с каждым часом.
Казалось, захватить Виченцу проще простого - падуанцев было более чем достаточно, чтобы пойти на штурм внутренней стены и уничтожить охрану. Однако они рассеялись, как стадо баранов. Прославленные воины Падуи сейчас накачивались вином или дрыхли в тенистых садах пригорода, создавая себе дополнительную тень посредством щитов.
Застопорившаяся атака - еще полбеды; настоящая беда состояла в уязвимости армии. Падуанцы не только не выставили постов, но и сняли боевое снаряжение. Даже самые знатные всадники предпочли предаться утехам низших чинов. Лишь несколько воинов оставались при оружии. Граф с отвращением наблюдал невоздержанность падуанцев. Пожалуй, тут не повредили бы специфические методы Асденте, которыми он приводил в чувство солдат, забывших свой долг. По-хорошему эти люди уже не понимали. У Понцино, думал Бонифачо, кишка тонка, чтобы быть полководцем - он слишком заботится о своей чести. Нелепой ошибкой казалось графу пребывание Понцино на посту главнокомандующего. Такой пост человек с совестью занимать не должен.
Винчигуерра да Сан-Бонифачо приблизился к одному из командиров армии Падуи. Джакомо да Каррара, по мнению графа, мог прекратить это безобразие. Каррара беседовал с Альбертино Муссато, историком и поэтом. Что бы ни говорили о враждебности между семействами Каррара и Муссато, сейчас их представители выражали взаимное дружелюбие. Правильный ход со стороны да Каррары. С писателями лучше дружить, а не враждовать.
Каррара был замечательным в своем роде человеком. Еще три года назад против Пса объединились пять знатных семейств. Через год в результате интриг два семейства исчезли как со сцены, так и с лица земли. Да Камино уехал, чтобы вступить в права над городом Тревизо, Нико да Лоццо перешел на сторону врага. Невозмутимый, непроницаемый Каррара, или "Il Grande", остался в гордом одиночестве. Именно он усмирял Падую после переворотов, что произошли год назад. Уже три месяца граф пытался разгадать мысли да Каррары, однако лицо последнего все это время, как, впрочем, и сейчас, выражало полное спокойствие.
Граф не стал утруждать себя поклоном - он просто вмешался в разговор:
- Пора наступать, иначе мы потеряем целый день.
- Ту же мысль сейчас выразил Альбертино, - кивнул Каррара. - Только ему понадобилось больше слов.
Муссато фыркнул.
- Надо сделать так, чтобы Понцино убрался из виду, - продолжал граф, обращаясь к одному Карраре, - и тогда объявить его приказ.
- Он разве что-то приказал? - удивился Муссато.
Каррара усмехнулся.
- Мессэр Винчигуерра имеет в виду, что исчезнувший из виду Понцино не сможет доказать, что он ничего подобного не приказывал.
Муссато вскинул голову.
- Что, если Пес уже здесь?
- Есть сведения от шпионов. Пес сейчас на свадьбе племянника, а его марионетка, Баилардино да Ногарола, уехал в Германию просить помощи. В Виченце остался только брат Баилардино, Антонио да Ногарола.
- А также нечестивая Катерина, сестра Пса, из одного с ним помета, - прошипел Муссато.
Граф оттеснил поэта плечом и встал перед Каррарой.
- Вас, синьор, он послушает.
В разговор вмешался молодой голос:
- А если мы его загоним в шатер, кто тогда даст приказ?
Марцилио да Каррара, смуглый красавец, вырос рядом с дядей. Он смотрел графу прямо в глаза, и молодое лицо его постепенно омрачалось подозрением.
- Марцилио. - Голос старшего Каррары звучал предупреждающе. - Граф Винчигуерра совершенно прав.
- Граф Винчигуерра - веронец, приспешник Кангранде!
Джакомо снова произнес имя племянника, на сей раз укоризненно. Однако граф не нуждался в защитниках. За свою честь он и сам мог постоять.
- Да, я веронец, - спокойно подтвердил он. - И считаю это название самым почетным титулом. Мои предки еще во времена первой Римской республики смешали с грязью твоих. А вот слово "приспешник" ты зря произнес, юноша. Я не приспешник. Я не служу никому, а тем более этому выскочке, этому узурпатору. Я потомок древнего рода. А если ты еще раз назовешь меня сторонником Скалигеров, боюсь, на тебе твой род и прервется.
Помрачневший Джакомо да Каррара натянул поводья.
- Марцилио, мы все здесь для того, чтобы свергнуть Кангранде. Стало быть, мы союзники. Хватит болтать. Пора приниматься за дело.
Бонифачо надел шлем, перешедший к нему по наследству еще от деда. Заостренный кверху и лишенный плюмажа, он по иронии судьбы очень походил на шлем Кангранде. Забрало не опускалось, а закрывалось с двух сторон, как ворота. В шлеме граф странным образом смахивал на собор с широким куполом и облезлым посеребренным шпилем. Бонифачо застегнул забрало, словно дверь захлопнул от недоброго взгляда Марцилио, и бросил:
- Поехали.
С молчаливого согласия старшего Каррары они в конце концов убедили Понцино возвратиться в шатер и там без помех оплакивать погибшую честь. Затем граф и Гранде появились перед армией и огласили "распоряжения подесты". Наконец воины принялись за дело - сломали ворота во внешней стене, выставили караульных пусть не в самом пригороде, но хотя бы по периметру лагеря.
Граф отобрал несколько человек для сноса южных ворот Сан-Пьетро. Он решил, что легче снести ворота, чем сделать отверстие в крепостной стене. Для этого понадобится меньше людей. Граф знал: воины не любят работать.
Поспать Бонифачо не удалось. Веки у него слипались, в голове шумело, дважды он едва не упал с коня, задремав во время наблюдения за процессом ломки ворот. Много лет назад удар меча чуть не отсек графу ногу. Кость срослась неправильно, граф хромал и без коня чувствовал себя неловко. В седле, напротив, он мог помериться силой с двадцатилетним юношей. Остальное не имело значения.
Теперь же годы начали давать о себе знать. Граф не привык к подобной усталости. Поняв, что в седле его невыносимо клонит в сон, граф спешился и сам взялся за топор - вовсе не для того, чтобы выказать солидарность с солдатами, рушащими ворота. Граф надеялся, что от физической работы пройдет сонливость.