Забрав термос и чашечки, Волошин ушел. Шумно вздохнул, потоптался у рулевой колонки Серегин. Лунный свет заполнил рубку, теплый воздух вливался в распахнутые окна, доносились голоса ночных птиц. Пологая зыбь гналась следом за танкером. Ярко, нервно полыхали в воде ночесветки, вспыхивали тысячами пульсирующих магниево-белых огней. Шли под самым берегом Африки, было до нее миль десять, в бинокль можно было не то чтобы увидеть, а ощутить взглядом ее невысокие холмы, дюны и какие-то белые одинокие башни. Впереди и правее вспыхивал и гас светящий знак мыса Бохадор. Все знакомые, почти родные места. Сколько раз за свою морскую жизнь проходил Русов мимо этого мыса. Еще двое суток хода, и впереди, несколько западнее курса судна, покажутся Канарские острова, на один из которых, а именно Гран-Канария, в порт Лас-Пальмас предстоит им краткий, всего на один день, заход, чтобы "отовариться", купить кое-какие подарки родным на валюту, заработанную в этом, кажется, бесконечном рейсе. Хотя всякое бывает. Просьба о заходе в управление послана, но ответа от Огуреева пока нет.
Какие лунные ночи. Сияющие скаты волн, черные между ними провалы. Лунный свет лежал на лице Серегина, казалось, что он в серебряной, с черными дырами для глаз и рта маске.
- Слышите? Кто-то опять ходит по верхнему мостику, - сказал Серегин. - Юрка с Великим Командором беседует. Или Тимоха лунных зайцев промышляет? Сходите-ка поглядите.
- Не отвлекайся, Валюха. Это Жора там бродит, не спится парню.
- М-да, история. Любовь!.. А мне бы вот квартиру получить, да "жигуленка" купить. Дождусь ли своей очереди, а?
- Дождешься, Серегин. В конце концов всему приходит свой черед. Фу, черт, глаза слипаются. - Русов крепко растер лицо, вгляделся в простирающийся перед танкером океан. Пустыня лунная. Сказал: - Посижу минут пятнадцать в штурманской. Поглядывай.
- Не волнуйтесь. Идите.
Русов вошел в штурманскую. Сил не было, как тянуло в сон... Направился к дивану. Вздрогнул. В его углу сидела Гемма. Вот и хорошо, что они вновь увиделись, что он сможет проститься с ней. Ярко светились ее зеленые глаза, темнели на белом, лунном лице губы. Она улыбнулась, махнула рукой - входи, садись рядом. Русов плотнее закрыл за собой дверь и сел на диван. Мотнул головой, отгоняя сон, хотя какой сон? Вахта. И она пришла. Или прилетела, как птица, а может, приплыла, словно рыба. Он сел рядом с Геммой и явственно ощутил тепло, исходящее от ее бедра, уловил горьковатый запах волос и дыхание на своей щеке.
- Хорошо, что ты пришла, - сказал он. - Я так часто думаю о тебе.
- Я тоже. Жаль, но мы сейчас расстанемся, мне приказано возвращаться. Срок командировки на Землю истек. Полечу как птица. А потом превращусь в серебряную звезду и поплыву по небосводу. Ты поглядывай, это буду лететь я.
- Это спутники летают, Гемма.
- Это наши возвращаются. А когда ты снова в море?
- Недели через две-три.
- Не дают вам отдохнуть, да и нам тоже. Наверняка и я недельки через две появлюсь вновь в этих широтах, так что жди. - Она положила свою ладонь на его руку: - Хочешь, полетим со мной? - Русов усмехнулся, повел плечами. - Странные вы люди. За что цепляетесь? За эти железные коробки? За женщин, которые не могут летать как птицы?
- Скажи, а что произошло на "Принцессе"?
- Да вон же капитан сидит. Спроси сам у него.
Русов повернулся. В углу рубки, возле штурманского стола с картами, сидел на стуле капитан "Принцессы Атлантики". Черная морская куртка, белая рубашка, галстук, трубка во рту. Кивнув Русову, он вынул изо рта трубку, осмотрел стол, куда бы выбить пепел, сказал:
- А, все просто. Я познакомился с ней, с этой чертовкой, и что-то в моей башке перевернулось. - Он поглядел на Гемму, насупился, сведя лохматые брови. - Хотя при чем тут она? Все просто! Мне все надоело, коллега. Чертова война, которая вот тут. - Он, как пистолет, прижал трубку к виску. - Все там: ледяные вьюги на далеком российском озере, лица убитых... Казалось, чем дальше война, тем все быстрее забудется, но куда там! Не было вахты, чтобы я их всех не вспоминал. Убитых. Девчонок-регулировщиц с той "Дороги смерти"...
- "Дороги жизни". Так мы ее называли.
- С той дороги женщин, солдат, детей. Убитые преследовали меня! Сбежал из Европы в Африку. Но мертвые нашли меня и там... И возникал один и тот же вопрос: зачем? Зачем мы пошли туда? Зачем убивали? Зачем сами гибли т а м?.. Прошлое и настоящее - все надоело. Проклятая жизнь, заботы, вечная гонка за деньгами, счета, долги, ссуды, кредиторы. И тут я познакомился с ней. Я полюбил ее, коллега, и понял, что впервые счастлив... Жаль, она оказалась ненормальной, болтала о какой-то Северной Короне, звала меня туда. А потом стала строить глазки моему молодому помощнику, забыла, дрянь, что я вытащил ее из кабака, одел, обул, сделал человеком!
- Он застрелил меня, - сказала Гемма. - Дурак ревнивый. И остался на судне, когда все покинули его. Заперся в каюте. Рыдал надо мной, как дитя. Ей-ей, я еле удерживалась, чтобы не рассмеяться! Вот и все.
- Между прочим, я звонил вашей жене, капитан, - сказал Русов.
- Плевать мне на нее. Дура набитая. Я уходил в море, а она встречалась с соседом, красномордым коротышкой Френком Джюно. Стерва. Думает, что теперь-то уж повеселятся, черта с два! Не знает еще, наверное, что и дом и участок - все заложено, перезаложено, а за "форд" еще платить и платить!
В дверь штурманской стукнули. "Иду!" - сказал Русов, подумав, что это Серегин его зовет, но дверь открылась, и в штурманскую вошел повар Ли и юнга Томми. Повар держал мальчишку за плечо, будто опасался, что тот сбежит, шумно дышал, все его широкое лицо было в капельках пота. Закрыв за собой дверь, повар толкнул мальчика в угол, туда, где только что сидел, а теперь исчез капитан "Принцессы Атлантики". Томми бухнулся на стул, а повар опустился на диван, и пружины под его грузным телом сокрушенно закряхтели. Повар отер лицо ладонями, вздохнул и сказал:
- Это я спас мальчишку. Да-да, не удивляйтесь, ведь верно, Томми? Он мне что сын родной.
- Тоже мне... папаша нашелся, - пробурчал Томми. - Чуть что: палкой по заднице.
- Действительно, зачем же вы его так колотили? - спросил Русов.
- Зачем? Ха-ха! Да потому, что весь мир так устроен. Есть те, кого бьют, и те, кто бьет, ведь так? В этом мире надо быть зубастым, яростным, жестоким, вот я и делаю Томми таким. И чем быстрее он сам научится колотить других, тем у него больше шансов выжить в этом проклятом мире, ведь так?
- Томми, не крути ручку. Это пеленгаторный приемник. Так, значит, это вы его спасли во время урагана?
- Так оно и было. Когда этот ваш парень, Юрик, чуть не увел от меня мальчишку, я задумался. И вдруг понял, что не могу жить без него. И я привел его к себе в каюту. Ведь так, Томми?
- Верно, толстяк, все верно, но лучше бы я спал в кладовке. Храпишь, как бегемот... Ха, папаша!..
- Ну вот, когда начался ураган, я вдруг почувствовал: быть беде! Дождь, ночь, ветер, все забились в свои норы, а я разбудил мальчишку, надели спасательные пояса и вышли на палубу, ведь так, Томми? И когда судно легло на борт, мы скатились в воду, поплыли от него прочь. А потом увидели спасательный плотик, всплывший, видно, с верхнего мостика, влезли в него.
Дверь снова открылась, и на пороге показался Джимми Макклинз. Он прислонился к переборке, скрестил на груди руки, поглядел на Русова, Гемму, кивнул Томми. Все молчали, видно, повар все сказал, что хотел сказать, Томми зевал, уставившись в иллюминатор, и Джимми сам заговорил:
- Решил, что и мне стоит заглянуть к вам. - Он пригладил рукой волосы, пожал плечами: - Хотя зачем я сюда притащился? А, вот что. Чиф, вы, конечно, размышляете, почему же я не спасся с "Эльдорадо", да? Ведь я крепкий парень. И живу вверху, толкни дверь - и на палубе, возле спасательных плотиков. Чиф, я бы спасся, но для чего? В ту ночь, вернувшись с вахты, чиф, я окончательно понял - жизнь загнала меня в угол. Я пил, как пил каждую ночь, и размышлял: чтобы расплатиться за все то, что купил в долг, мне надо не пять, а двадцать пять лет гнить в морях-океанах на либерийских развалюхах! И это жизнь?! Сопьюсь. И я решил - пускай же Элен получит пятьдесят тысяч страховки, пускай живет, а я... - Макклинз потупился, помолчал. Махнул рукой, резко повернулся и вышел.
- Да и нам пора, - сказал повар Ли. - Идем, Томми. Завтра мы летим в Галифакс. Старпом "Эльдорадо" Андре Сабатье и его жена Олинда сообщили мне, что мальчишку возьмут в мореходную школу, ведь так, Томми?
- И мне пора, - проводив взглядом повара и Томми, проговорила Гемма. - Пора! До встречи, да?
- Послушай-ка, поговори т а м о Юрике Роеве, а? - попросил Русов. - Скажи, что Юрик решился на сложнейший эксперимент, что он делает попытку внедриться в человечество надолго, чтобы как следует изучить нас.
- Хитрый этот Юрик! Именно такое задание он и получил: войти в среду людей на очень долгий срок. Тише... Кажется, тебя капитан зовет...
Русов открыл глаза, повертел головой, прислушался. Ну дела! Значит, как сел на диван, так и спекся? Он нашарил в кармане сигареты, щелкнул зажигалкой, затянулся дымом.
- Коля, зайди на минутку, - вновь послышался из приоткрытой двери каюты голос капитана. - Спокойно там все?
- Иду-иду! - Русов поднялся, осмотрел штурманскую рубку, зачем-то пощупал стул. Приемник был включен, и он выключил его, выглянул в ходовую рубку, Серегин повернул к нему свое белое лицо, кивнул, мол, все в порядке, чиф, и Русов сказал ему: - Я на минутку к капитану, Валя.
Он вошел в капитанскую каюту, зажег настольную лампу. Откинув голову на высокую спинку, Горин сидел в кресле. Одет. Да он и не ложился?
- Думал, спите. Гаванев ведь дал вам димедрола.