Сколько уже там? Сейчас он пойдет поужинает, а потом в койку, И к своей, "собачьей" вахте выспится, придет в рубку свеженьким, сильным и спокойным. Никаких проблем! Пускай их решает капитан. Ведь и он, Русов Николай Владимирович, хочет стать капитаном, а посему не лезь в дела нынешнего капитана, надо и себя поберечь немножко. К черту риск.
Сразу после ужина завалиться в койку не пришлось. Русов и позабыл, что на сегодняшний вечер назначено судовое профсоюзное собрание по обсуждению хода социалистического соревнования между машинной и палубной командами.
Собрались в столовой. Как уже стало традицией, председателем избрали Степана Федоровича. И тот не возражал, заулыбался, а потом, нагнав в лицо строгость, уселся за председательский стол и, открыв собрание, первым же и выступил. Выполняя поручение штурманской группы и палубной команды, сообщил коротко, как проходит рейс, что делается по профилактической окраске танкера, сколько уже ошкрябано железа. В общем, у "палубы" было все в порядке.
- В порядке! - выкрикнул, выйдя к столу, второй механик Вася Долгов. Вытирая ветошью широкие ладони, он только что поднялся из машины. Долгов грозно взглянул на Степана Федоровича, а потом на своего начальника, стармеха Володина. И тот, как приметил Русов, чуть заметно кивнул, мол, давай, Вася, крой их. И Вася вскричал: - Все у них в порядке! На первенство претендуют, ха! А поглядите, как рулевые Валька Серегин да Шурка Мухин ведут танкер...
- Прошу быть корректным, - строго сказал Степан Федорович и постучал карандашом по графину. - Что значит Валька, Шурка?
- А вы мне глотку не затыкивайте! - Механик так и выразился: "не затыкивайте". И махнул на штурмана темной ладонью. - Своих-то вы всегда защитите. Я тут потолкался в рубке возле курсометра, записал кое-что в бумажку, потом мы с "дедом" подсчитали: от виляний вправо-влево за вахту Вальки танкер пробежал три лишних мили! А как вел танкер Шурка...
- Без грубостей прошу, пожалуйста, без грубости.
- Шурка Мухин! Пять лишних миль молотил танкер!
- Руля не слушался. Сильное волнение было! - выкрикнул с места Шурик Мухин. - Тебя бы, болтуна, на руль поставить.
- Дышите там свежачком, пейзажами морскими, птичками любуетесь! - не сдавался Долгов. - Мечтаете... спите у руля! Ха! Вас бы в машину, в гарь и вонь загнать, чтоб машина четыре часа за вахту громыхала, будто кувалдой по башке колотила!.. В общем так. У нас, между прочим, в машине все в полном ажуре. Экономия топлива - три тонны. Смазочного масла - центнер. Машина уже почти вся покрашена. Чистота идеальная, комиссия вчера проверяла. Считаю, что на этом отрезке пути машинная команда впереди "палубы".
- Можно мне? - вскинул руку Серегин и направился к председательскому столу. Механики обеспокоенно зашевелились, а Шурик Мухин поприветствовал Серегина, сжав, как ротфронтовец, кулак возле уха. - Вот они тут на первенство претендуют! - начал свою речь Серегин, еще не дойдя до стола. - Я бы на это ответил: ха-ха-ха! К примеру: сколько часов простоял танкер, когда механики на траверсе мыса Капа-Блан форсунки меняли?! Три часа дьяволу под хвост, а где и когда мы будем наверстывать эти часы? А если бы форсунки сломались во время урагана?! А сливы солярки за борт, загрязнение океана?
- А выбросы боцманом мусора в воду? - выкрикнул Алексанов. - Ха-ха!
- Боцман наш, палубный человек, - строго сказал Серегин. - И мы уже проработали его в своем коллективе...
Механики затопали, а к столу вышел кок. Потупив глаза, он выждал, когда стихнут голоса. Матросы улыбались, знали, что кок, относящийся к "палубе", конечно же, будет хвалить свою работу и ругать механиков, которые то хлеб не "доедають", не экономят, то еще какой-нибудь "продукт" впустую переводят, а кок сказал:
- Конечно, странно это услышать, но надо быть справедливым... - В столовой совсем стало тихо. Еще больше поникнув головой, кок продолжил: - Плохо вели в этом рейсе танкер штурмана. Эк, поворачивають! Тарелки: трам-бам о палубу! Двадцать штук как не было!..
Матросы затопали, застучали кулаками в столы, Мухин засвистел и выкрикнул: "Коллаборационист!" Кок съежился, вернулся на свое место. Русов поднял руку. Пора было кончать. Соревнование между "машиной" и "палубой" всегда выливалось в соперничество, некое противостояние с ожесточенными спорами, но были эти споры беззлобными: делали-то все одно, нужное для всей команды дело, а потому к концу собрания успокаивались и принимали решение: "повысить", "усилить", "обратить внимание" и как конечный итог споров: "выполнить в указанные сроки". И в кино! Опять что-то про любовь...
Перед тем как отправиться в каюту, Русов обошел танкер. Это входило в его каждодневную обязанность. Надо было взглянуть, чисто ли в салонах, коридорах, каютах. Не кидают ли моряки спички в курительном салоне мимо пепельниц. Ведь танкер. Повышенная опасность. За то и платят морякам танкерного флота прибавку в десять процентов к зарплате, известных на флоте под названием "гробовые". За страх, так сказать.
Чисто было в салонах и коридорах. Бункеровки, сложности и опасности океанского плавания - все это было и будет, а танкер жил своей обычной жизнью. Свободный от вахты механик Ваня Харитонов колотил в своей каюте молотком по куску меди, чеканкой увлекся. А в соседней каюте "кочегары" резались с "палубой" в "козла". Лупили костяшками по столу. Заочник рыбвтуза Сеня Белов готовил очередную курсовую работу, а Серегин был у боцмана в гостях. Что-то звякнуло, когда Русов открыл дверь в каюту, и боцман с Серегиным взглянули на вошедшего старпома, как мальчишки-третьеклассники, застигнутые учителем во время курения в туалете. Русов заглянул в рундук и обнаружил там уполовиненную бутылку красного вина "Фундадор". Скребанув лысину, боцман промямлил:
- На теплоходе, Коля, брошенном ящик винишка обнаружился. Чего добру пропадать, а? Вот, прежде чем сдать... гм, эксперимент порешили сделать. Опробовать, так сказать. Не травленое ли?
- Вино сдайте второму помощнику, - распорядился Русов.
Из столовой доносилась музыка и страстный шепот: "Люблю... Так тебя люблю..." Русов открыл дверь. Во весь экран шевелились красные, влажные губы, наплывали на сидящих в столовке моряков. Заглянул к коку. Надев очки, повар листал "Словарь иностранных слов", выяснял, наверное, что такое "коллаборационист". Завидя старпома, кок засуетился, шумно вздохнул и, понизив голос, торопливо проговорил:
- Печь мне электрическую механики починяли. Васька Долгов и говорит: "Капут твоей печурке, кок. На дрова переходи!" Меня чуть инфаркт не хватил. А он дудить: "Черт с тобой, напрягусь. Извилинами шевельну. Придумаю что-нибудь, кок, починю печку, а ты на собрании поддержи нас". Уж, прости Николай Владимирович!
- Прощаю. А ты тарелки к столу привязывай. Чтоб во время резких поворотов на палубу не сыпались.
Ну вот, кажется, и все. Можно отправиться и к себе. В коридоре, возле умывальников, Русов столкнулся с Шуриком Мухиным, и тот остановился, взглянул на старпома как-то странно, будто хотел что-то сообщить важное, но промолчал, отвел глаза, прошел мимо.
И вот наконец-то! Русов вернулся в свою каюту, включил приемник, поймал какую-то мелодийку и лег в койку. Теперь до того, как сон закроет глаза, можно спокойно полежать, поразмыслить. Дотянувшись до брюк, он вынул из кармана тяжелый ключ и принялся рассматривать его. Ну, ключик. Фигурная, замысловатая бородка. Старинный, как и замок, видимо. Зачем он, Русов, замкнул дверь спальни? М-да. Лежит там. Глядит в подволок. Танцорка из варьете ночного, приморского ресторанчика? Певичка? А может, просто юная жительница рыбацкой деревушки? Утром она выходила из хижины и бежала на пляж. Гибкая, стройная, грива волос. Сбросив платье, бросалась в волны и ныряла, разыскивая раковины. Сколько бурной жизни, страсти!.. Иногда она уходила в порт, стояла на пирсе и разглядывала серые силуэты теплоходов. Мечтала, что какой-то моряк влюбится в нее, заберет с собой и увезет далеко-далеко...
Русов нахмурился: лицо мертвой женщины стояло перед глазами, будто из тумана выплывало. Он мотнул головой и вновь принялся разглядывать ключ, сложную вязь из нескольких латинских букв, венчающих его. "РА". Что обозначают они? По-видимому, заглавные буквы из названия теплохода. Стоп-стоп! Что же это он?
Русов быстро поднялся из койки и направился к рундуку, нащупал в кармане куртки пачку бумаг, захваченных в капитанской каюте. Вот же, тут и разгадка может быть!.. Так, что тут? Несколько фотографий. Белый двухэтажный под черепицей дом. Группка людей перед входом. Э, капитан теплохода! В белой рубахе и шортах. И женщину, стоящую рядом с ним, узнал Русов. Это именно ее фотография висела над письменным столом. Пальмы, высокие цветущие кустарники. Внизу фотографии было написано: "Ранчо Юнатас". На Другом снимке опять жена капитана. В тропическом шлеме, с мартышкой на руках. А на третьей... Русов присвистнул и поднес фотографию к лампе. На третьей фотографии, слегка помятой и несколько пожелтевшей, был изображен немецкий офицер на фоне каких-то развалин. Из-под низко надвинутого на лоб шлема глядело молодое смеющееся лицо. И хоть не было у этого германского офицера усов и бороды, нетрудно было угадать, что это не кто иной, как капитан теплохода в молодые годы. Русов торопливо перевернул фотографию и с некоторым трудом прочитал поблекшую надпись: "8.9.1941. Шлиссельбург".