Коломенка подошла к месту на Волге именуемому Бугор Стеньки Разина. Это была высокая гора, круто обрывавшаяся в воду. С неё просматривались окрестности на много вёрст вокруг. По приданию Стенька с ватагой долго жил на этом бугре. На "шихане" стояло кресло с насечкой из слоновой кости, сидя на котором Разин высматривал купцов на Волге и чинил суд. В подтверждение этого, как мне сказали, на бугре до сих пор можно было увидеть яму, где была стенькина "канцелярия".
Нынче же на горе расположились дозорные Лёшки Кортнева есаула атамана Галани. Его струг прятался в заводи неподалёку. Воровские казаки в одних портках валялись на палубе, соорудив из паруса навес от солнца.
Коломенка дяди Егора пристала к борту разбойничьего струга. Тут же оба судна были крепко связаны друг с другом пеньковыми канатами. На коломенку перескочил молодой парень, белобрысый, вихрастый с шальным взглядом голубых глаз. Он был одет в красную шёлковую рубашку с галуном и полосатые порты. Ноги его, как и всех остальных казаков были босы, а через плечо болталась турецкая сабля в серебряных ножнах с рукоятью, инкрустированной слоновой костью.
- Ну здравствуй, дядя Егор, - сказал он.
- Будь здоров, Лёшка, - ответил тот.
- Привёз что обещал?
- Куда ж я денусь. А в придачу к "Толстухе" Данила и Лукьяшка прислали вам толмача, - он кивнул в мою сторону, - который по персидски чирикать умеет.
- Толмачь нам ох как нужен! - обрадовано воскликнул Лёшка. - Был у нас один мужик из Астрахани. Худо-бедно персов понимал. Но однажды его застукали за тем, что он припрятал кое что из общего хабара и Галаня велел привязать к его ногам ядро и отправить на корм рыбам.
Дядя Егор наклонился к Лёшкиному уху, украшенному золотой серьгой и что-то зашептал. Тот не дослушав, разразился громким хохотом:
- Знаю я твои проверки, дядя Егор, - есаул повернулся ко мне и просиял самой, что ни наесть, дружеской улыбкой. - Ты на нашего Егора Капитоныча зла не держи. Бабы его не любят, от этого он сделался угрюмен и зол. А я вот добр и весел, потому что молод и пригож.
В это время бурлаки дядя Егора, объединившись с воровскими казаками, вытащили с помощью лебёдок из трюма коломенки чудовищных размеров пушку, каких я в жизни не видывал и даже не представлял, что такая может существовать, а так же не меньше двух дюжин ядер к ней.
- Это "Толстуха", - пояснил мне Лёшка. - Её отлили в Астрахани и везли в Петербурх в подарок царю Петру, дабы увидел тот, что русские мастера не только ровня иноземным, но и во многом превосходят их. Однако по дороге пушка открепилась, и когда на реке поднялся сильный шторм, пробила борт судна и пустила его ко дну. Как не старались люди воеводы Волынского, достать её не смогли. А дядя Егор со своими молодцами достал. Эта красавица проломит нам стены Дербента и Шемахи.
Глава XIII
Кудеяр и Кудеярова гора. Ватага атамана Галани. Как атаман Галаня мерился силой с Дунькой Казанской. Я совершаю убийство.
На речке Соколке, что впадает в приток Волги Чардым, посреди страшных Бурасских лесов стоят рядышком две высокие горы - Кудеярова и Караульная. Во времена Ивана Грозного на них поселился знаменитый разбойник атаман Кудеяр. Награбил он немало богатств и хранил их в пещере за железной дверью. Когда его ватага уходила в набег, дверь эту он запирал огромными замками.
Была у Кудеяра любимая жена Настя и верный друг Сим. Однажды поспорили Кудеяр и Сим, чей конь лучше. Договорились перескочить с Меркуловой горы на Кудеярову через Майров дол, где течет речка Соколка. Кудеяр на своем коне перескочил, а Сим сорвался, упал в долище и разбился насмерть. В том месте, где он погиб, ударил из-под земли родник, который и нынче зовётся Симовым.
Но беда одна не ходит. Заболела и умерла Настя. Похоронили ее в дубовом гробу, нарядили в парчу и бархат с жемчугами и самоцветами, зарыв вместе с ней её дорогие наряды и драгоценности.
Постыла Кудеяру жизнь. Распустил он свою ватагу, а сам ушёл в монастырь замаливать грехи. Сокровища же его так и остались лежать, где-то в глубине пещеры. И хоть с тех пор многие искали их, найти так и не смогли.
И вот по прошествии более чем ста пятидесяти лет на Кудеяровой горе обосновался другой разбойник, атаман Галаня. Стан свой ушкуйники обнесли земляными фортификациями, возведёнными по последнему слову военной науки, превратив гору в неприступную крепость, способную выдержать осаду целой армии. На Караульной горе день и ночь дежурили дозорные, а на лесных тропах были выставлены секреты - два-три человека, укрывавшиеся в замаскированном окопчике и следившие за тропой, сами оставаясь невидимыми.
Для жилья на горе были построены длинные землянки, в каждой из которых обитало по дюжине казаков. Землянки окружали вытоптанную сотнями ног площадь, называвшуюся майданом. На ней, под крытым соломой навесом, защищавшим как от дождя, так и от солнца, стояли длинные, грубо сколоченные столы, за которыми казацкое войско трапезничало утром и вечером. Рядом помещалась поварня, представлявшая из себя несколько больших чугунных котлов, подвешенных над кострами, в которых варилась похлёбка и каша.
Посреди майдана возвышалась богато украшенная ногайская юрта в которой жил сам атаман Галаня со своей татаркой. У входа в юрту день и ночь стояли на страже два казака с саблями наголо.
В конце дола Соколки была устроена кузница, где заправлял угрюмый кузнец Макар и его помощник Осташка. А вдали, на берегу реки Чардым, стояли большие морские струги, захваченные в прошлом году при нападении на астраханский караван.
Галанино войско насчитывало нынче семь сотен ртов. Чтобы прокормить такую ораву, атаман регулярно посылал небольшие отряды на юрких речных стругах, рыскавшие по Волге между Саратовом и Царицыном и грабившие суда, доставлявшие понизовым городам хлеб и крупы. Впрочем, ушкуйники промышляли не только разбоем. Они не чурались ходить артелями на рыбный лов, и покупали у кочевников скот. С ногайцами Галаня предпочитал не ссориться. Буйные и непредсказуемые степняки хоть не в состоянии были взять штурмом крепость на Кудеяровой горе, но могли причинить множество других неприятностей и унестись на быстрых бахматах в дикое поле, где преследовать их было бы смерти подобно.
Чтобы подготовиться к походу: собрать достаточно людей, запастись провиантом и огневым запасом, а также раздобыть морские суда, взамен имевшихся у него косных лодок и речных стругов, атаман ушёл из Нижегородской губернии вниз по Волге, в места дикие и безлюдные, на границу с диким полем, где воеводы сидели за стенами своих городов и старались не совать оттуда носа, боясь, что кочевавшие в междуречье Волги и Яика орды в любое время могут устроить опустошительный набег на русские земли, как это сделали кубанцы четыре года назад.
Саратовского воеводу Бахметьева подкупить не удалось. Сей муж не отличался собственным умом и оттого жил умом государственным, честно служа государю Петру Алексеевичу и исполняя его наказы с упорством взбесившегося медведя, ломящегося в дом, не обращая внимания на топоры и рогатины его обитателей. Бахметьева, однако, удалось запугать. Но путы страха слишком ненадёжны. Воевода мог в любой момент взбрыкнуть. И на этот случай солдату саратовского гарнизона Остапу Ржёву и двум его сыновьям, крепко поладившим с ватажниками, было приказано убить воеводу и всю его семью. Убить страшно, так чтобы все содрогнулись от ужаса и уже не смели идти супротив атамана Галани.
Костяком казацкого войска были двести человек старых товарищей атамана, которые уже четвёртый год каждую весну собирались в его стан. Уходили осенью по домам богачами в шелках и бархате, а в апреле являлись оборванцами, пропив всё до последней полушки.
В прошлом году к ним присоединилась сотня солдат астраханского гарнизона во главе с Иваном Захаровым. Захарову Галаня не доверял. Тот был себе на уме, и рвался в атаманы. Хитрый и скользкий как змей, краснобай и честолюбец, он потихоньку приобретал влияние на казаков. Галаня ждал только удобного случая, чтобы избавиться от солдатского вожака. Остальные четыреста человек составляли откликнувшиеся на подмётные письма буйные головы, коих в казацких городках было гораздо больше, чем голов трезвых и рассудительных.
В тот день, когда струг Лёшки Кортнева причалил к берегу Чардыма напротив Кудеяровой горы, Галаня находился в хорошем расположении духа. К походу всё было почти готово. Съестные и огневые припасы, оружие чуть ли не на целую армию. Суда просмолены и проконопачены. На них заменили снасти и пошили новые паруса. Оставалось только подыскать толмача, знавшего персидский и дождаться посланца от русских купцов в Шемахе, с которыми он вступил в тайный сговор.
Гольшат заварила Галане с утра крепкого чая, и он пил его с клубничным вареньем, несколько горшков которого привезли недавно его братки, захватив под Камышином монастырскую лодку. Водки и вина атаман, в отличии от своей отчаянной братии, не употреблял, и многие поговаривали, что татарка колдовскими чарами заставила его тайно принять магометанскую веру.
Девушка ласковой кошкой свернулась на подушках рядом с атаманом.
- Мне сегодня приснился тревожный сон, - говорила она. - Будто бы хитрый и подлый волк вышел ночью на охоту. Он подкараулил тебя, дождался, пока ты уснешь, и вцепился зубами в горло.
- Да таких волков, люба моя, пруд пруди, - ответил Галаня. - Далеко ходить не надо. Ванька Захаров из кожи вон лезет, чтобы настроить братков супротив меня. Но ничего у него не выйдет. Я всегда готов к удару в спину. Только от одного человека я не жду его. От тебя. И если ты всё же нанесёшь этот удар, ну что ж, твой Аллах тебе судья, и значит нет на свете настоящей любви и верности.
- Я никогда не предам тебя, - произнесла Гольшат. - Если ты умрёшь, я тоже умру.