Он сел на автобус и вдоль по побережью поехал в Плимут, потом в Сейлем и Лексингтон - в города, которые прославились на весь мир благодаря первым английским колонистам. Потом он отправился в Вэлли-Фордж в Йорктаун и на гору Вернон, следуя маршрутом Веллингтона во время Войны за независимость и после нее. Он добрался до Атланты и повернул на восток к Чарльзтауну по маршруту, который во время Гражданской войны проложил Шерман. Он проехал по побережью Флориды, в том месте, где Понсе де Леон искал источник молодости, доехал до оконечности полуострова, до Флорида-Киз, пересек залив и оказался в дельте реки Миссисипи. Он проделал путь через всю страну к верховью Миссисипи, увидел Великие озера, проехал по равнинам, на которых когда-то жил народ сиу, и по Скалистым горам поднялся к дороге, по которой в свое время часто ездили в одиночку французские коммивояжеры. Он опять очутился на границе с Канадой, в самой отдаленной части Северо-Западных территорий, но на этот раз перед ним простирался не Атлантический, а Тихий океан.
Он пересек железную дорогу, построенную когда-то китайцами, и очутился в обители мормонов на берегах обмелевшего Великого Соленого озера. Он проехал по следам испанцев, первых исследователей из Европы, в Санта-Фе, он осмотрел Рио-Гранде, Большой каньон, Йосемитский национальный парк, Йеллоустонский национальный парк и "Верного старика", отпотел свое в Долине смерти и добрался до побережья Тихого океана на границе с Мексикой. В Сан-Франциско на Рашен-хилл он любовался закатом - тогда-то он и решил вернуться в приют. Он сел на автобус, но водитель порвал его билет в клочья.
Эй, завопил Большой Гоби. Эй, это мой билет.
Тридцать дней прошли, ответил водитель.
Большой Гоби ничего не понял. Он пошел по улице, смутно отдавая себе отчет в том, что где-то рядом с ним параллельным курсом плывут его руки. Внезапно вспомнив, что не ел уже несколько недель кряду, он пристроился к какой-то очереди перед какой-то конторой, где людей нанимали на работу.
Он так растерялся, что даже не понял, что ему сказали: просто подписал какую-то бумагу, и ему дали жетон на автобус. Автобус отвез его на причал. На причале ему указали на трап. На следующий день Большой Гоби уже стоял на коленях и отдирал старую краску; его сухогруз проплыл под Золотыми Воротами и взял курс на Азию.
За Восточной Азией последовала Индия, а потом Африка и Южная Америка. Все моряки то и дело сходили на берег, но Большой Гоби пропускал один порт за другим. Один раз была его вахта, другой - он согласился подменить матроса, который обещал принести ему подарок. В третий раз он дежурил вместо моряка, который сказал, что у него на берегу родственники, в четвертый - за матроса, который сказал, что ему срочно нужно к зубному врачу.
Примерно через месяц кок начал подбрасывать ему в суп то кусочки яичной скорлупы, то осколки разбитой лампочки. Их он мог выловить, но когда в его миске стали появляться комочки чего-то серого, похожего на пену, он растерялся. Эти комочки, как только он до них дотрагивался, растворялись.
Большой Гоби стал следить за коком и обнаружил, что комочки были чаячьим пометом. Больше года он ел этот поганый суп и не злился, потому что постоянно напоминал себе про случай с тунцом.
За три дня до Рождества, в сильный снегопад, судно причалило к очередному порту. К своему немалому удивлению Большой Гоби обнаружил, что это Нью-Йорк.
В тот вечер он первый раз за год сошел на берег - и побежал. Он пробежал через весь Нью-Йорк и добрался до окраины. Он спросил у кого-то дорогу и пустился напрямик через поля. Он бежал весь день и всю ночь, и весь следующий день, и следующую ночь. В сочельник вечером он обнаружил, что несколько раз свернул не в ту сторону и до приюта еще далеко. Как бы то ни было, в рождественский вечер он все-таки добрался до приюта, пробежав шестьсот сорок миль за восемьдесят восемь часов, притом что в ночь на Рождество в Массачусетсе бушевала самая сильная за последние десятилетия снежная буря.