Кто-то хлопнул дверью, и соцкий не разобрал название. Некоторые за столом стали возмущаться:
- Опять, гады, на Русь ползут…
- Сейчас начнется, - вздохнул тяжело седовласый старец.
- Стоп, други именитые, - пробасил представительный купчина, подняв руку.
Чувствуется, что он над сотоварищами какую-то власть имеет. Прежде всего бросается в глаза его высокий, открытый лоб. Удлиненное лицо приобрело строгое выражение, взгляд пристальный, требовательный.
- То, что вы поведали, - он кивнул на словоохотливых купцов, - сегодня уже не так страшно. Проба сил, что называется. Мускулами поиграли. Ждать, значит, нам след гостей незваных. Бражничать да калякать попусту нету времени у нас, други.
Желание сидеть с братиной у Акилы пропало. В голове мелькнула мысль: "Знает ли об этом мой князь? Как жаль, что он сейчас в отъезде. Ну, ничего, я всех постараюсь опередить. Пусть видит, что не зря именно меня назначил соцким".
Бросив деньгу на стол, Акила с испорченным настроением оставил корчму.
Глава 32
Хан вернулся в Орду с сердцем, переполненным радостными чувствами от увиденного. И в то же время из головы не выходил разговор с Субудаем. "А почему не Киев? - вертелось в голове. - Великий Джихангир говорил, что неожиданность - залог победы. Да, осторожен старик, этого у него не отнимешь. Но нельзя же так перегружаться своей осторожностью! Тем более у нас такое войско! Молодец Менгу, вон сколько туркменских воинов привел. Нет, - убеждал себя Батый, - надо идти на Киев!" С этой мыслью он и заснул.
А утром, открыв глаза, прежде всего увидел терпеливо сидящего подле него Субудая. Хан поднялся и, усмехнувшись, произнес:
- Ты пришел сказать, что согласен идти на Киев?
Багатур хитро прищурился.
- Мой лучезарный повелитель, - склонил он голову до земли, - я понимаю, что твое сердце разрывается от счастья видеть такое войско. И ты знаешь, что сегодня в мире нет такого врага, которого бы мы не одолели. Но, о великий и непобедимый, опыт злого города говорит о…
Напоминание о Козельске вывело хана из себя.
- Ты забываешься, богол, - перебил он старика. - Раз так, соберу курултай. Пусть юртджи решат наш спор.
- Яшасын, ан-Насир (Да живет победоносный)! - Субудай сделал несколько поклонов, кряхтя поднялся и, в сопровождении своих тургаудов, удалился.
На совете собрались, помимо Батыя и Субудая, тайджи (царевичи) Шебани, Хайдар, Гуюк, Буджек и Менгу, а также тысяцкие Кучержа, Бердибек, Байдера, Абдула и Бахадур Бектут. Они расселись кружком на мягких шелковистых шкурах. Только под шкурой Батыя лежала специальная подстилка, благодаря которой он казался выше остальных. За его спиной сидел сын Тутукан. И лишь один Субудай устроился за чертой круга, на некотором отдалении.
Обсуждение начал Шебани. Кривые ноги с мощным торсом делали его фигуру излишне приземистой. А голова, покрытая черными смолистыми волосами, с полными щеками и маленьким носом, походила на шар. Его чекмень был расстегнут, и под ним виднелась урусовская поддевка из светло-зеленой бумазеи.
- Ан-Насир, - торжественно проговорил он, повернув голову в сторону Батыя и слегка ее склонив, - уррагх (вперед) на Киев. - Произнеся это, он опустился на шкуру и сел поудобнее, подобрав ноги калачиком и приняв гордую осанку.
Все тайджи согласно закивали. Тысяцкие же сидели как изваяния. Батый каждого удостоил взглядом, но те даже не пошевелились, устремив немигающие очи в стены ханского шатра.
Молчание затягивалось. Наконец поднялся Бектут. Пошевелив могучими плечами, как бы сбрасывая невидимый груз, он сказал:
- Мунке-Сал (Вечный и умный), нухуры (воины) ждут слово Субудая.
Полководец, однако, не повел и глазом, сохраняя полную отрешенность. Батый понял: Субудай не может ему простить, что он назвал его боголом. На мгновение хан представил, что остался без преданного ему старика, лишь с этими шакалами, которые спят и видят, как бы занять его место. Лицо его нервно дернулось.
- Мы ждем, ан-Насир, - обращаясь к Субудаю, произнес Батый.
Царевичи недовольно зашевелились - это имя может носить только один! - но под грозным взглядом повелителя быстро усмирились. Куда денешься - кругом грозные ханские тургауды! Стоит владыке только бровью повести, и любому не сносить головы.
Субудай, кряхтя, поднялся. На этот раз он никак не стал возвеличивать Джихангира.
- У нас десять туменов туркменов. Но кто из вас знает, как они поведут себя в бою? - он обвел присутствующих взглядом единственного своего глаза, но даже этого не каждый смог выдержать. - А я знаю! - торжественно произнес багатур. - Мы их сначала опробуем на слабом вороге. Потом шаманы укажут нам путь.
- Уррачх! - воскликнули дружно вскочившие тысяцкие и выдернули из ножен сабли.
- Да будет так! - подытожил Батый и сделал знак всем удалиться.
Хан что-то шепнул сыну. Тот подошел к Субудаю и положил руку ему на плечо. Старик понял: хан хочет о чем-то спросить. Батый был упрям. Он решил узнать, почему все-таки старик изменил свое первоначальное намерение. Ведь он сам предложил Чернигов, и хан вынужден был согласиться. Все же это один из самых крупных урусских городов. А ведь узнав, что они вышли в боевой поход, противник успеет подготовиться. Все это он высказал багатуру. Тот слушал внимательно, терпеливо.
Когда хан закончил, заговорил, хитро прищурив глаз, Субудай:
- Хорошие воеводы, - старик имел в виду Сечу, - давно готовы. Поэтому нам надо новичков научить видеть врага, схватиться с ним. А за это время, - Субудай вдруг хихикнул, - мы постараемся узнать, где нас ждут, а где - нет.
Хан все понял. Он склонился к сыну и снова что-то шепнул. Тот быстро ушел в эндерун (женская половина), а когда вернулся, подал отцу массивное золотое кольцо с огромным алмазом. Глаз старика засверкал счастливым блеском: он по достоинству оценил подарок. Мир между владыкой и полководцем был полностью восстановлен.
* * *
Сообщения купцов были справедливы. Батый взял вначале землю Мордовскую, а затем пошел на Русь. Только пока на Север. Спалил город Гороховец. Весть об этом нагнала ужас на соседей. Люди стали бросать города, села и бежать неведомо куда.
Едким смрадрм потянуло с Востока. Но его запахи еще не доходили до Черниговского князя. Меч его был глубоко в ножнах. А руки его держали другое "оружие" - бредень.
Который день он упрямо процеживал воды Десны, но поймать "штуковину", способную удивить земляков, не мог. В раж вошел князь. Ни себе, ни людям не дает пощады. Все взвинчены, возбуждены.
Пошла подготовка к очередному заходу. Князь сбросил одежду. Красив обнаженный князь! Рослый, широкие плечи клином сбегают к тазу. Длинные, стройные ноги. Живот не выпирает. На теле играет каждый мускул. Густая русая шевелюра закрывает шею. Борода аккуратно подстрижена. Лицо свежо, не морщинисто. Только редкая седина выдает возраст.
- А ну, бери! - полетел окрест зычный голос Михаила. Он взял один конец, а здоровенный, под стать ему, дружинник - другой. - Ниже держи! Поддай, поддай, - заорал князь, стараясь бегом выскочить на берег. Но на скользкой глинистой земле споткнулся, и конец бредня вырвался из рук. Течение тотчас отогнало его от берега.
- А-а-а! - вопит напарник, награждая князя нелестными словами. - Заходка пропала!..
Но вот бредень снова на берегу. Несколько человек подскочили и вытряхнули на землю улов. Увесистые судаки, щуки, ерши да окуни пойдут на уху, а вся мелочь полетела обратно. Есть, конечно, отличные экземпляры, но князь недоволен. Одолела его бредовая идея - поймать сома, да чтоб всему городу на удивление. Давненько когда-то брал он уже такого, трое мужиков еле подняли. Но в этот раз, как на грех, какой уж день все впустую. Всем уже надоела рыбалка до чертиков, однако боятся даже заикнуться об этом.
- Ладно, - сказал князь, - зайдем последний раз.
И зашли.
- Стой! - закричал князь. - Что-то не тянется… - Привязав свой конец за куст, нырнул. Вынырнув, досадливо оповестил: - Бревно какое-то, черт. Подходи, тянуть будем.
Еле вытянули. Сквозь зелень не разглядели, что за деревяга. Когда сбросили часть бредня и скинули с него траву, ахнули: сом! Да не сом, а сомище! Не успели прийти в себя, как спящий гигант вдруг проснулся, махнул хвостищем, и людишки, кто куда, поотлетали. Самого князя до середины поляны отбросило.
- Уйдет! - вскочил и со всех ног бросился к рыбине. Навалился всем телом, но чувствует - не удержит. - Топор! - заорал Михаил.
Кто-то сунул ему в руки топорище. Ловкий удар между головой и туловищем, и рыбина вдруг обмякла, вытянувшись во всю свою длину.
Да, улов оказался отменным. Четверо мужиков еле забросили исполина в телегу. Довольный возвращался князь с рыбалки. И было это в последние мирные солнечные дни зарева (августа) месяца.
Народец заждался возвращения своего правителя. Интересно же взглянуть, что князю Бог послал. Наконец с крепостной стены раздался звонкий мальчишеский голос:
- Едет!
Князь на чубаром коне первым въехал в город. За ним - телега с добычей. Все дивятся, глядя на махину-рыбину, приветствуют великого рыбака, шумно выражая радость.
Людской гул доносится до стен княжеских хором. Княгиня догадалась, что муж вернулся, и с хорошим уловом. Значит, у него отличное настроение. Она распорядилась, чтобы Флориха срочно несла к столу все самое лучшее, а по пути прислала бы к ней князя Всеволода.
За эти дни Всеволод привел себя в порядок. Цирюльник поработал над ним, сразу сбросив несколько годков. Подтянут. Строен и пригож. Чем не жених хоть для той же Всеславны?
- Только бы получилось, - вздохнула княгиня.