Третий камень под гул посетителей харчевни он достал у кого-то из головы.
- Скажите, чем начинены мозги у римских граждан! А я думал - трухой. А теперь, - протянул он миску, - все кладите сюда по сестерцию! И не меньше. Иначе, - предупредил он с веселой угрозой, - выйдя отсюда, вы не найдете при себе даже асса. Уйдете, ребята, без асса, как будто гости у Красса, - потешно пропел он напоследок.
Каждый, бросив монету, спешил со смехом к выходу, вцепившись в кошель обеими руками. Подальше от греха, как говорится. Харчевня быстро опустела.
Фокусник высыпал кучку монет на длинный стол - в ней были, конечно, и ассы, и ассов больше, чем сестерциев, - сел перед нею, уронил руки по обе стороны от денег, опустил лобастую голову. Трудно судить о возрасте такого человека. Только сейчас, смеясь и веселя народ, был молодым и пригожим. И вот он уже почти старик.
"Ох! Устал я дурачиться. Но я хоть дурачусь в шутку. Они же, все эти, - всерьез…"
- Эй, Мормог, - тихо окликнул его Корнелий, втайне довольный, что в это мрачное утро может назвать "пугалом" кого-то еще, кроме себя. Греческому он научился немного в Афинах.
Неохотно поднял голову Пугало, в глубоких серых глазах вновь сверкнуло веселье.
- А, Корнелий Секст! - вскричал невольник с деланой радостью. - Старый конь боевой. Садись. Как твое копыто? - кивнул он на правую ногу солдата.
- Стучит. - Корнелий поставил палку в угол, сел напротив. - Не знал, - солдат указал подбородком на кучу монет, - что у тебя за душой есть еще и это ремесло.
Расчетливый, черствый, не склонный к эксцессам, как и большинство его сограждан, Корнелий с дремучим недоумением взирал на нелепое чудище, которое, не сходя с места, может заработать на какой-то чепухе целую пригоршню денег.
- Много чего есть у нас за душой! Но мой новый хозяин пока что не нашел мне лучшего применения. Каждый вечер я должен сдавать ему десять сестерциев. Как дела, центурион!
- Худо, - вздохнул Корнелий, все пытаясь отвести жадный взгляд от кучки монет между ними и все опять возвращаясь к ней глазами.
- Не всем худо в Риме!
- Тебя не зря… зовут еще Букконом. Болтун! Донесут.
- Нет, - уверенно сказал болтун Буккон. - Я говорю за них. Единственный, кто говорит, когда все молчат. А выдадут, что ж? Не боюсь. Мне можно. Я - дурень Макк.
- Откуда? - поразился Корнелий, увидев на пальце раба золотое кольцо.
Толстое, с какой-то надписью и крупным, как черешня, рубином. За такое кольцо даже на Марсовом поле, которое скоро войдет в городскую черту, можно было бы купить не один югер земли.
Золотое кольцо в Риме - знак сенаторского достоинства.
- Лукулл вручил перед смертью, - сказал дурень Макк. - Имею дарственную запись. Они успели на меня составить купчую, но я еще оставался при старом хозяине. Лечил его. Уже за деньги для Красса. Старый Лукулл взял это кольцо на Востоке, у пленного евнуха, жреца великой богини. Велел вернуть на место. Совесть, что ли, беднягу заела. Кольцо-то волшебное, - поднес дурень Макк руку к солдату. - Видишь надпись? Древний язык. Никто теперь на нем не говорит. Я один его знаю.
- Ну, ты известный пройдоха, - проворчал отчужденно Корнелий. - Не зря тебя зовут еще и Доссеном. И, похоже, не зря судачили в городе, что Лукулл незадолго до смерти повредился в уме.
- Может быть, - усмехнулся пройдоха Доссен.
Корнелий сгорбился, потемнел. Ну, времена! Все изменилось в Риме. Нынче иные рабы богаче своих господ. Господин дарит рабу, которого продает другому господину, баснословно дорогое кольцо, а заслуженный старый солдат чуть ли не дохнет с голоду. Ничего не понять.
- Ты бы спрятал свое кольцо подальше. Красс, он такой… Отберет.
- Не отобрал же! Он… боится меня.
- С чего бы это?
- Ходят разные слухи. Будто я извел бедолагу Лукулла… колдовскими снадобьями. Чепуха! Я его жалел. Он был человек несчастный. Эй! - позвал пройдоха Доссен владельца харчевни и подвинул к нему пальцем сестерций. - Лучшей еды и питья на двоих. А это тебе, взаймы, - щелчками подкинул он к солдату два сестерция.
- Ну, ты?.. - Корнелий угрожающе побагровел. Презренный раб предлагает деньги взаймы свободнорожденному римскому гражданину.
- Козлиное отродье! - вскричал Мормог. - Брезгуешь? Не бери. Жить нашим трудом вы тут, в Риме, не брезгуете… - Он протянул руку к монетам.
- Возьму. - Корнелий угрюмо накрыл монеты тяжелой ладонью. "Козлиное отродье"? Ладно. Что поделаешь. Ходовое прозвище центурионов, неотесанных мужланов. - Но, Мормог…
Но Мормог не стал слушать его объяснений.
- Не бросайся я так деньгами, уже давно накопил бы себе на выкуп! Но я не хочу. Не хочу платить, понимаешь? - Он взъерошил курчавый мех бороды, упрятал в ее смолистых кольцах острый клюв крючковатого носа и доверительно мигнул центуриону. - За что, а? Разве Красс дал мне жизнь? Я обязан ею родному отцу, родной матери, родной земле. Им я уже вернул что положено и еще добавлю, даст бог. При чем же тут Красс? Кто он такой? Ну, положим, в Риме он фигура. Но какое, скажи, имеет он касательство ко мне? Я никогда не бывал прежде в Риме, никому ничего у вас не должен, дел у меня здесь нет никаких. Объясни же, центурион: почему надлежит мне платить чужаку - я его знать раньше не знал и знать не хотел - за свою, за мою - мою, понимаешь? - жизнь и свободу? Это я-то, который даже на родине беспощадно рубил руки тем, кто ни с того ни с сего, из одной лишь жадности, тянулся к моей драгоценной шее?
- Он заплатил за тебя, - тупо сказал Корнелий.
- Заплатил? Хе! А спросил он у меня, сколько я стою? Жалких пять тысяч драхм. Мне же цена - миллионы! И вообще нет цены.
- Что так? - удивился Корнелий.
- Не понимаешь? Ладно, - понурил голову раб. - Вы это еще поймете…
- Я возьму твои деньги, - испуганно спрятал монеты Корнелий. - Но… когда их сумею вернуть?
- Когда разбогатеешь, - бросил Мормог равнодушно.
- Ох, когда я разбогатею?
- Очень скоро. Мой господин, Марк Лициний Красс, вербует солдат. Он затевает поход на Восток.
Корнелий как разинул рот, так и застыл, точно каменный идол у храма.
- Эй! - испугался собеседник. - Удар тебя, что ли, хватил? Хлебни.
Он подвинул к нему полную чашу, и солдат разом выглушил неразбавленное крепкое вино.
- Юпитер услышал мою молитву!
Доссен, который Буккон, он же Макк и вообще - Мормог, всегда пил вино "по-кифски". Вино и без того изрядная дрянь, зачем же еще его водой разбавлять?
Раб уныло копался в миске с перестоявшими вареными бобами, с прокисшим соусом. У себя на родине он пил другие напитки. Острые, белые, чистые, дающие здоровый сон и силу. И употреблял другую пищу, тоже острую, сочную, красную, от которой горит нутро.
Здесь любимое блюдо - бобы.
- Как можно есть такую пакость? Неужто вся римская мощь возведена на бобах? - Макк брезгливо отодвинул миску. - Не знаю, возьмут ли тебя, с твоей-то ногой…
- Возьмут! - перевел дух Корнелий. - Она крепче десятка сухих долгих ножек, подобных твоим. - Но, вспомнив кое о чем, спохватился: - Ты хорошо ее заштопал, да будет благо тебе. Возьмут. Я человек известный, бывал в тех краях. Управлюсь. И сын будет при мне. Я сам обучал его ратному делу. Ходить в строю "военным" и "полным" шагом. Бегать, прыгать через рвы и другие препоны. Плавать, ездить верхом. Метать копье, мечом владеть. Удары хитрые шитом отражать…
- Да, ваши солдаты отлично умеют все это, - кивнул дурень Макк одобрительно. Или осуждающе, не поймешь. - Ну что ж. Руки-ноги я вылечить могу. И тебе, и сыну твоему, если будет нужда. Но вот голову от глупости - нет. Что тебе на Востоке? Ишь, загорелся. Восток не рай.
- Запад, Восток - мне все равно. Была бы работа. Восток? Тем лучше. Он богаче.
- Но ведь те, на Востоке, ничего худого тебе не сделали. - Взгляд серых глаз у раба отчужденно-дружелюбный, непонятный и потому - особенно опасный: никогда не скажешь наперед, во что выльется это дружелюбие - в добрую ласку или дикую злобу.
- И я против них ничего не имею, - пожал плечами Корнелий. - Когда человеку за пятьдесят, ему, конечно, лучше б дома сидеть, у горячей жаровни с приятным дымком, возиться с внуками. Я от рождения пахарь. Но что пахать? Солдат поневоле. Война - мой хлеб. А зачем она, с кем и за что, пусть ломают голову в сенате.
Но, честно сказать, он уже ненавидел их, тех неведомых людей на Востоке. За свою бедность. Будто они в ней виноваты. Жрут, сволочи, жирное мясо, прохлаждаются на ветру под сенью шелестящих смоковниц. Н-ну, погодите…
- Вы, римляне, странный народ, - вздохнул дурень Макк. - Я бывал в каштановых ваших лесах. На горных лугах. В просторных долинах. Благодать! И вы сами вроде люди разумные, честные, во всех делах искусные. И силы много у вас. Земли не хватает? Соберитесь все вместе, умелые храбрые воины, отнимите ее у таких, как Цезарь, Помпей и Красс, и разделите между собой. Каждый получит по десять, не меньше, югеров земли. Чего бы проще? Нет, все несет куда-то.
Умолкли. Даже хозяин харчевни, возившийся с горшками, притих, навострив уши.
- У вас… не так? - хрипло спросил Корнелий.
- Не так. Мы живем в свободных общинах. Пусть попробует царь или кто тронуть нашу родовую землю… рога обломаем.
Тишина в харчевне сделалась вовсе жуткой. Лишь где-то на кухне о чем-то нудно бубнил старушечий голос. Бледный Секст кивнул куда-то через плечо:
- Видал… Тарпейскую скалу?
- Ну как же…
- Таких речистых, как ты, кидают с нее вниз головой. Если они - из свободных граждан. Болтунов из рабов просто вешают на перекладинах.