Вопреки худым приметам, Крассу на восточном берегу везло: осведомитель явился сам. Сперва - в образе трех смуглых всадников на верблюдах, на бугре против римского лагеря. По одежде - арабы. Один из них махал зеленой ветвью.
- Послы? Приведите.
Они пали ниц перед Крассом.
- Абгар Второй, правитель Осроены, друг римского народа, просит тебя, о великий, допустить его к своей особе.
Они сказали это на своем гортанном языке. Едиот перевел.
Красс взглянул на Петрония. Военный трибун был здесь раньше вместе с Помпеем, может, знает, что за птица Абгар?
- Знаю! - воскликнул Петроний. - Помпей ценил его.
- А ты? - обратился Красс к Едиоту.
- Я всех знаю.
- Что скажешь? - квестору Кассию.
- Не выношу чернолицых, - нахмурился Кассий. - Скользкий народ. Их надо держать поодаль.
Старший Красс был того же мнения. И младший. Но тут особый случай.
- Ты осторожен, Кассий, это хорошо, - заметил Публий. - Но ведь он, какой ни есть, а союзник. Помпей… разбирается в людях.
- Абгар оказал ему немало добрых услуг, - подтвердил Петроний. - Не кто иной, как Абгар, сопровождал его в Иудею. Это наш человек! Лучшего проводника нам не найти.
- Зовите…
Абгар, среднего роста, стройный, изящный, откинул на плечи края белоснежного платка, закрепленного на голове зеленым шелковым жгутом. Крючковатый нос, курчавая бородка. Глаза - длинные, черные, в них веселый блеск. Видно, хорошо ему жилось в своей знаменитой столице Эдессе.
В ноги Крассу кидаться не стал. Поклонился с достоинством - все-таки царь. Стоит, молчит, улыбается. Легкий ветер, шурша плотным шелком, развевает просторные полы его длинной, до пят, одежды.
- Чего он ждет?
- Когда ему вымоют ноги, - ответил еврей.
- Это еще зачем? - Красс удивленно взглянул на смуглые ступни араба с золочеными ремешками сандалий. Чистые ноги, лишь слегка запылились.
- Обычай. Он - гость.
Абгар, конечно, не знал латинского и не понимал, о чем они говорят. Он доверчиво ждал, улыбаясь, переводя ясный взгляд с одного на другого.
- И кто должен мыть ему ноги? - похолодел Марк Лициний Красс, хоть и был он в огненно- красном плаще.
- Хозяин.
Походное кресло заскрипело тревожно и тупо под Крассом. Чтобы римский патриций… как раб… какому-то варвару?
- Я… не могу!
Красс выразительно почесал сквозь повязку правую руку. От сырой репы с солью ему как будто полегчало. Чешется - значит, заживает.
- Ты здесь хозяин, ты и мой, - нашелся Публий.
- Ох! Век бы мне быть таким хозяином, - вздохнул Едиот. - Ну что ж, я вымою. Раз уж таков обычай.
Он сделал знак рабам. Те принесли складное кресло и медный таз с прохладной отстоявшейся речной водой.
Абгар сбросил сандалии, сел, опустил ноги в таз. Улыбка - ярче не бывает. Жизнерадостный человек…
- Я не слышал в последнее время, - вдруг сказал он по-гречески, - о каких-либо крупных сражениях. - Царь кивнул на Крассову повязку. - В каком бою, если нам дозволено знать, император повредил свою могучую десницу?
Ну вот. Поговори с таким! Азиат, коварный и ехидный…
- Чепуха. - Красс небрежно махнул перевязанной рукой. От неосторожного движения в ней всплеснулась уже притихшая было боль. - Укусила, - хрипло солгал "император", - в палатке ночью… какая-то нечисть.
- На Востоке на каждом шагу нужна осторожность, - заметил Абгар доброжелательно. - Невзрачный паучок, - он показал кончик мизинца, - всего-то величиной с горошину… от него человек хворает и умирает. Что, Едиот, - обратился Абгар снисходительно к негоцианту, который нехотя ополаскивал ему узкие ступни. - Как твой племянник? Натаном, помнится, зовут его? Он учился у нас в Эдессе…
- Тоже малость недомогает, - ответил еврей, не поднимая глаз. - Я оставил его в Иерусалиме.
- Даст бог, поправится, - встал Абгар и сунул ноги в сандалии. - Какое войско! - окинул он лагерь восхищенным взглядом. Поставил ногу на кресло, нагнулся, обернул золотым ремешком, завязал. - Мне бы такое… Сколько солдат, закаленных в боях! - встрепенулся Абгар. Но тут же опять наклонился и взялся за ремешок на другой ноге. - Я бы знал, что делать… - Он походил на белую птицу, которая хочет быстрее взлететь, но никак не может выдернуть ноги из силка и, то и дело озираясь, рвет его клювом. Крассу ремешки завязывал Петроний. Царь, как заметили все, их завязывал сам. - Все! - Он, довольный, притопнул толстыми подошвами с красной каймой. - И какой полководец, мудрый и дельный, стоит во главе этого войска! - Абгар протянул руку к старому Крассу. - Счастье служить такому. - Он вытер слезы. - Одного ему не хватает: быстроты, - вздохнул сокрушенно Абгар. - Восток медлителен, да, но знай: когда медлит гепард, он копит силу для стремительного разгона и броска…
Позади него вздымалось блеклое небо сухих степей, и он казался пророком, зовущим народ в долину с прозрачным ручьем под сенью фиг и смоковниц.
- Чего ты ждешь? Перед тобой - всего лишь горсть жалких степных разбойников. У Сурена и войск-то путных - одна тысяча. Остальные - сброд, не умеющий воевать. Мечутся с криком, без толку, взад и вперед на своих лошаденках, наобум пускают стрелы. Разве гора боится мышей, с писком снующих у ее подножья?
Речь его обладала силой убеждения. Это не Артавазд! Абгар своим громким голосом, ярким блеском глаз и зубов, резкими взмахами рук взбудоражил весь лагерь. Легионеры сошлись поглядеть на диво. Может, отныне оно будет решать их судьбу.
Красс, оглушенный, спросил:
- Где противник?
- Сурен затаился где-то за Белиссой. Он ждет, когда к нему подоспеет с главным войском Хуруд. Знай, император: когда ломишься в чужой двор, надо сперва убить собаку и затем уж браться за хозяина. Вместе они сильнее. - Сам бывалый разбойник, Абгар засмеялся, довольный сравнением. И именно это сравнение, до предела откровенное, и заговорщицкий смех араба как раз и вызвали у Красса к нему чувство близости и доверия. Абгар знал, с кем имеет дело. - Сурен - собака. Мы быстро найдем его! Я привел пятьсот пронырливых всадников, зорких жителей, следопытов. У них волчий нюх.
- И чего ты хочешь за службу? - спросил с неприязнью Кассий. Не может варвар служить кому-то без выгоды.
- Не так уж много! - улыбнулся Абгар. - Я хочу, под сенью великого Рима, спокойно править своей Осроеной. И чтобы право наследовать царскую власть Рим особым указом закрепил за моими потомками.
Красс, считавший себя далеким от всяческих суеверий, все же верил всегда в удачу. Относя ее, конечно, не на счет какого-то там дурацкого везения; он приписывал, нельзя сказать - без основания, ее своему холодному уму, терпеливости и дальновидности.
И вот она, удача! Он подозревал: помощники исподтишка смеются над ним, не веря в его полководческие способности. И сказал, чтобы им досадить:
- Будет указ. - Он встал. - Веди! Я иду за тобой.
Главное: не ударить лицом в грязь перед Римом, который есть средоточие вселенной, не так ли? Все остальное в мире - лишь приложение к нему.