Джакопо выдвинул свою гондолу из множества других, привязанных к кольцам набережной, и отъехал на некоторое расстояние, убежденный, что за ним следили, и что ему не придется долго ждать. Он не ошибся в своих предположениях, потому что через несколько минут два человека подъехали к нему в гондоле и молча перешли в его лодку, отдав приказание своему гондольеру следовать за ними в отдалении.
- В Лидо! - сказал один из них.
Когда они отъехали далеко от судов, оба пассажира вышли из каюты и приказали браво перестать грести.
- Ты берешься исполнить это поручение, Джакопо Фронтони? - спросил наследник сенатора Градениго.
- Но где вы прикажете убить его, синьор?
- Мы придумали средство вызвать его из дворца, и он теперь в твоем распоряжении. Скажи только: согласен ты работать на нас или нет?
- С большим удовольствием, синьор. Я люблю иметь дело с храбрыми людьми.
- В таком случае, ты не пожалеешь, если возьмешь на себя разделаться с ним… Неаполитанец, видишь ли, оказался моим соперником в любовном деле… Так ли я говорю, Осия?
- Ах, вы не думаете о нашей с вами безопасности, синьор Градениго… Праведный Даниил! Я не вижу никакой необходимости наносить смертный удар, Джакопо. Достаточно ранить его, чтобы он на некоторое время оставил мысль о женитьбе.
- Нет, Джакопо, бей прямо в сердце! - сказал Джакомо. - Потому-то я и обратился к тебе, что знал твердость твоей руки.
- Это совсем ненужная жестокость, синьор Джакомо, - возразил ювелир. - Для наших планов достаточно, чтобы герцог приблизительно с месяц не выходил из дома.
- Упрячь его в могилу, Джакопо! Слушай меня хорошенько! Я тебе обещаю сто цехинов за удар, еще сто за то, чтобы он был убит наповал, и еще сто, чтобы его бросить в канал Орфано, где вода навсегда скроет нашу тайну.
- Таким образом, вы не согласны ограничиться только раной, синьор Градениго? - спросил ювелир.
- Ни в каком случае! И я не дам тогда ни одного цехина. Согласен ты на мои условия, Джакопо?
- Точно так, синьор, я их принимаю.
- В таком случае греби к Лидо. Мы его обманули, послав письмо от имени той девушки, чьей руки мы оба добиваемся. Он будет там один в надежде покинуть вместе с ней Венецию. В дальнейшем я полагаюсь на тебя. Ты меня понимаешь?
- Вполне, синьор.
- Ты меня знаешь и можешь рассчитывать на то, что я тебе обещал… Осия, мы свое дело сделали.
Джакомо Градениго дал знак подъехать своей гондоле и, бросив Джакопо кошель с первой частью обещанной платы, вошел в свою лодку с равнодушным видом человека, привыкшего смотреть на подобные средства, как на вполне законные для достижения своей цели. Осия, видимо, не мог так действовать. Это был скорее ловкий плут, чем злодей, и крайность, до которой доходил в своей мести Джакомо, сильно пугала его. Уходя, он остановился, чтобы сказать несколько слов Джакопо.
- Говорят, что у тебя меткий удар, Джакопо, - сказал он еле слышно. - При твоей ловкости ты должен так же искусно наносить раны, как и убивать. Не убивай неаполитанца, а только ткни его хорошенько.
- А ты забыл про золото, Осия?
- Ах! Какая у меня память. Деньги твои ни в каком случае не пропадут, если ты все уладишь таким образом, что дашь моему кавалеру надежду на успех у завидной наследницы.
Джакопо сделал нетерпеливый жест, потому что в эту минуту он заметил гондолу, приближавшуюся со стороны Лидо. Еврей перешел в лодку своего спутника, а браво направился к острову. Быстрыми шагами он пошел к могилам.
- Не меня ли ты ищешь? - спросил его человек, выходя из-за песчаного холмика и держа наготове обнаженную шпагу.
- Вас, герцог, - ответил Джакопо, снимая маску.
- Тебя ли я вижу, Джакопо? Говори скорее, что ты знаешь о Виолетте?
- Идите за мной, дон Камилло, и вы се сами увидите.
Дон Камилло вошел в гондолу Джакопо, и, когда они были в одном из проходов Лидо, ведущих к заливу, браво начал свой рассказ. Он быстро передал дону Камилло все случившееся, не забыв о планах Джакомо Градениго насчет убийства соперника.
Фелука, получив пропуск от полицейских агентов на сторожевой галере, уже вышла из порта и плыла теперь каналом, по которому должна была выехать в Адриатическое море. На море было тихо, легкий ветерок долетал с берега. Все благоприятствовало беглянкам. Они сидели, прислонившись к мачте, и, наслаждаясь красотой лунной ночи, всматривались в удалявшиеся купола Венеции. Время от времени с каналов доносилась музыка, навевая грустное настроение. Вдруг раздался плеск воды от подъехавшей гондолы, и дон Камилло, прыгнув на палубу фелуки, обнял свою молодую супругу.
После коротких переговоров Стефано Милано решил навсегда оставить службу у республики и перейти к своему феодальному владельцу. Времени терять было нельзя. Натянули паруса, и фелука стала быстро удаляться от берега, имея на буксире гондолу Джакопо.
- Вам надо отправиться в Анкону, синьор Камилло, - сказал браво, все еще не решавшийся уехать. - Там вы немедля обратитесь к покровительству кардинала-секретаря… Если Стефано пойдет открытым морем, вы можете встретиться с галерами республики.
- Не бойся за нас, милый Джакопо. Но что с тобой будет, если ты останешься в руках Сената? Вот что меня беспокоит.
- Будьте спокойны, синьор. Покинуть Венецию теперь, вы знаете, я не могу. Я привык и к опасностям, и к нищете, и к… разочарованиям…
Он поцеловал руку донны Виолетты, которая, не зная еще всех оказанных им услуг, слушала его с удивлением.
- Дон Камилло Монфорте, - продолжал браво, - опасайтесь Венеции. Не доверяйте ее обещаниям. Мне лучше всех известна фальшивость ее правительства. Не забудьте, что это мое последнее вам слово…
- Ты так говоришь, Джакопо, как-будто нам не придется больше увидеться.
Браво отвернулся. Луна освещала его лицо, на котором можно было прочесть и радость от удавшегося предприятия, и тревогу за будущее.
- Ни за что в будущем нельзя ручаться, - отвечал он, как бы про себя.
Коснувшись руки дона Камилло, он поспешно прыгнул в гондолу. Отвязали веревку, и фелука удалилась, оставив браво одного на волнах Адриатического моря. Дон Камилло побежал на корму и последний раз взглянул на Джакопо, возвращавшегося в Венецию.
Глава XXVI
На другой день утром Джакопо отправился к Джельсомине, чтобы в сопровождении ее навестить больного отца. В то время, как они шли по коридорам Дворца Дожей, он рассказал ей со всеми подробностями о бегстве влюбленных, но из осторожности скрыл от нес замысел Джакомо Градениго. Глядя на ее оживленное лицо, можно было понять, как сильно интересовал ее рассказ.
- И что же, ты надеешься, что они могут скрыться окончательно от правителей? - спросила она тихо. - Ведь ты знаешь, что у республики всегда есть галеры в Адриатическом море?
- Я это отлично помню, - ответил браво, - и поэтому я посоветовал дону Камилло плыть в порт Анкону. Как только они будут в церковных владениях, влияние дона Камилло и права его супруги окажут им большую услугу… Вот если бы ты мне указала, откуда можно посмотреть на море!
Джельсомина провела его в комнату под самой крышей. Из нее были видны остров Лидо и Адриатическое море. Ветер качал мачты судов и волновал лагуны. По надувшимся парусам и по тем усилиям, с которыми гребли гондольеры, можно было судить, что ветер был очень силен. По ту сторону Лидо море было покрыто пенистыми валами.
- Это хорошо! - сказал Джакопо, осмотрев внимательно всю картину, расстилавшуюся перед его глазами. - Они далеко от берега и при таком ветре через несколько часов будут в Анконе… Теперь идем в камеру отца, Джельсомина.
Дочь тюремного смотрителя не ожидала такой быстрой перемены разговора, но ничего не сказала, и через несколько минут они были у постели старого заключенного. Он не заметил их прихода, и Джакопо вынужден был дать знать о себе.
- Отец, - сказал он грустно, - это я.
Заключенный обернулся, и, несмотря на то, что он был теперь гораздо более слаб, чем в последний приход сына, легкая улыбка появилась на его изможденном лице.
- Ну, что, как мать? - спросил он торопливо.
- Ничего, счастлива… Душа ее постоянно с тобою, отец.
- А сестра?
- И сестра часто вспоминает тебя. Обе они терпеливо ждут свидания с тобой.
- Ну, а что сенаторы?
- Они, как всегда, остаются бездушными себялюбцами, - ответил с горечью Джакопо.
- Синьоры ошиблись, подозревая меня в покушении на доходы государства, - сказал с покорностью старик. - Но придет время, и они поймут свою ошибку… Ты несправедлив к ним, сынок, - между сенаторами есть достойные люди, как, например, синьор Пьеполо. Он много мне делал добра в молодости, и, если бы не это незаслуженное обвинение, я бы далеко пошел в гору.
- Но он умер, - сказал Джакопо.
- Разве он умер? Да, смерть никого не минует, Джакопо, - сказал старик.
- Отец, - вскрикнул браво, желая остановить старика. Он встал на колени перед постелью его и сказал ему на ухо:-Ты забываешь, отец, что по некоторым причинам нельзя произносить этого имени. Я ведь тебе уж не раз говорил, что если ты меня будешь так называть, то мне не позволят больше навещать тебя.
Старик взглянул на сына помутившимися глазами; многое теперь казалось ему непонятным. Переведя глаза в стену, он вдруг засмеялся, как ребенок.
- Посмотри поскорее, сынок, приполз ли паук?
Джакопо вздохнул, но поднялся, чтобы исполнить желание отца.
- Нет, его не видно, отец, да теперь ему еще не время, вот подожди тепла.