– Выходит, не столь опытной, чтобы преподать науку любви? Какого черта тогда ты ее притащил?
– Я подумал, что слишком искушенная могла бы напугать мальчика стремительностью натиска, как это произошло у него с супругой. Поэтому я и пригласил на эту роль юную провинциалку, она совсем недавно при дворе.
– Так вот, теперь приведешь ту, которая не даст королю скучать. Чтобы в совершенстве знала свое дело! Есть у тебя такая на примете?
– Сколько угодно, – заулыбался Можер, – но лучшая, пожалуй, Магелона.
– И ты ручаешься за успех?
– Прокола быть не должно. Эта дама не из тех, что упускают добычу, которая к тому же сама идет в руки.
– Слышал, Роберт? – нахмурил брови король. – Отныне ты под руководством своего брата поступаешь в ученики к одной из придворных дам. Учение не обременительно, всего один предмет. Надеюсь, ты усвоишь его так же хорошо, как добросовестно познавал науки, которым обучал тебя Герберт в реймской школе. Понятно? Ну, скажи же что-нибудь!
– Я постараюсь, отец.
– Вот и хорошо. Я уверен, у тебя получится, и ты не станешь больше обманывать отца, чему научил тебя конечно же нормандский брат. Не правда ли, Можер?
– Государь, когда же это? – сделав виноватый вид, развел руками нормандец. – Клянусь своим сапогом, я что-то не припомню.
– Бездельник, ты можешь клясться хоть двумя сапогами, но не станешь же отрицать, что прятал Роберта за алтарем, который воздвиг в виду такого случая отец Рено – еще один жулик в вашей гнусной шайке? А Маникор? Заявляет, будто король занемог, в то время как тот прячется от собственной супруги! Наконец, вам удалось вовлечь в ваши проделки даже моего врача, человека, которому я всегда верил! Подумать только, он уверяет, что король чрезвычайно истощен, и при этом все загадочно поглядывают в сторону его супруги, которой такое могло разве что присниться. Тем не менее она тоже приняла участие в вашем заговоре!
Король вздохнул, покачал головой и грустно продолжил:
– Все кругом обманывают меня. Не двор, а сборище негодяев, каждый из которых с легкостью кривит душой перед своим королем. Но, видит бог, когда-нибудь я доберусь до вашего преступного вертепа и разнесу его в клочья!
– Но, государь, – осторожно возразил Можер, – где же тогда станет учиться ваш сын, юный король западных франков? Другой такой школы ему не найти.
– Ну, вот, – исподлобья глянул на него король, – мало того, что меня обманывают, мне еще и перечат.
Потом отвернулся, махнул рукой:
– Всё. Ступайте.
Роберт, как и положено, вышел первым. Можер не успел выйти; король, встав с места, удержал его за руку и вполголоса проговорил:
– Будь настойчив и аккуратен, Можер, не забывай, что у мальчика очень ранимая душа. Да скажи Магелоне, чтобы не переусердствовала, все-таки дело будет иметь с новичком. Зарвется – шкуру с нее спущу.
– Не беспокойтесь, государь, эта дама не глупа.
– Хорошо. Теперь вот еще что, – король выглянул в коридор, убедился, что никого нет поблизости и, еще больше приглушив голос, сказал: – Сегодня королева отправляется с фрейлинами в Суассон погостить у герцогини. Ее уже поджидает моя сестрица. Думаю, эта троица проболтает там языками с недельку. Так что, сам понимаешь, я остаюсь один и… – выразительный взгляд на собеседника.
– С кем бы вы хотели провести ночь, государь? – так же вполголоса ответил нормандец. – Скажите, и я приведу любую.
– Полагаюсь на твой вкус, – улыбнулся король, пожимая Можеру руку.
Однако, несмотря на все ухищрения и увещевания, на всё искусство Магелоны, а вслед за нею другой красавицы, дело ни на дюйм не сдвинулось с места. Роберт по-прежнему не проявлял интереса к интимным сторонам супружеской жизни. Его не прельщали и не возбуждали ни игривые улыбки, ни любовные игры. Магелона из кожи вон лезла, но всякий раз, когда она начинала обворожительно улыбаться, поглаживая одеяло и бросая многозначительные взгляды на Роберта, он тупо глядел на нее отсутствующими глазами. А когда она начинала раздеваться, им овладевала печаль, он опускал голову и замыкался в себе, потом, уйдя в часовню, долго молился там и читал наизусть литании.
Одним словом, налицо была явная неприязнь к женщинам, полное к ним равнодушие. Убедившись в этом, Можер так и доложил королю. Под конец не сдержался:
– Будь проклята религия с ее канонами, церквами и попами! Во что они превратили мальчишку? Да это же законченный монах! У него на уме одни литургии, гимны, песнопения, молитвы во славу Господа и вся эта прочая канитель, которой попы дурманят людям головы! Как жаль, что я всего лишь граф, а не император. Я повелел бы разрушить все церкви и монастыри, папу с епископами отправил бы пасти коз, а легенду о Боге, которую выдумали мошенники, предал бы забвению! Пусть совсем не будет религии, нежели такая, что делает человека ослом, думающим только о каком-то царстве небесном и о Христе, которого никто никогда не видел! Тьфу! Будь оно все проклято!
– Вот что, Можер, – сказал ему на это Гуго, – ты говорил как-то, будто наш монах разуверился в религии, клянет церковников и разнес в пух и прах Библию вместе с Евангелием…
– И правильно сделал, клянусь плащом своего славного предка! Однако, государь, я сказал вам это по секрету. Нехорошо, если моего друга заподозрят в безбожии, ведь получится, что это я выдал его!
– Не беспокойся, никто об этом не узнает. Пусть совершает свои службы и таинства, главное, чтобы не проболтался сам. Но именно на этом, на его отрицании я и хочу сыграть. Они ведь дружны с Робертом, верно?
– Еще бы! Малыш души не чает в монахе.
– Вот и отлично. Пусть брат Рено исподволь, осторожно, дабы не спугнуть, подведет Роберта к истине. Пусть откроет ему глаза на действительное положение вещей и научит отличать правду от лжи. Разрушит выстроенный в его мозгу духовный фундамент и начнет возводить новый – мирской! Однако, повторяю, подойти к этому надо весьма деликатно, дабы мальчик не отшатнулся от монаха. Нельзя его совсем оставлять без друзей, как бы он не ушел в монастырь.
– Честное слово, государь, вы как в воду глядите. Ведь Роберт подумывает о том, чтобы стать монахом, так он мне сказал однажды.
– Этого ни в коем случае нельзя допустить, Можер, ведь он единственный наследник! Потеряв его, Франция лишится короля; после меня некому наследовать трон. Понимаешь, чем это может обернуться? Крахом королевства! Кто возглавит его? Оно погибнет в огне междоусобных войн, если, конечно, Карл Лотарингский не примчится из Брюсселя, чтобы стать королем. И еще. Королева Сусанна начинает выводить из терпения не только Роберта, но и меня. То плачет, то устраивает истерики, то вновь пытается штурмом овладеть неприступной крепостью. Роберт избегает ее, а она преследует его, постоянно напоминая о супружеском долге. Скоро ему это окончательно надоест, и вот тогда… Монастыри хорошо умеют хранить свои тайны, кто знает, какой из них приютит юного послушника?
– Из этого я вижу неплохой выход, государь. Эту парочку надо попросту развести.
– А приданое? Ее земли, которые отошли к Франции?
– Что в них толку, если государство останется без короля?
Гуго медленно зашагал к окну. Встал и, уставившись на темнеющую вдали громаду Булонского леса, задумался.
– Но есть и другой выход, – подошел сбоку Можер. – Мне он кажется наиболее подходящим. Ей-богу, будь я королем, как ваш сын, так и сделал бы.
– Что именно? – повернулся к нему Гуго.
– То, что вам однажды пришло в голову: отправил бы супругу в монастырь, пока сам от нее не сошел с ума.
Король долго молчал, созерцая последний мартовский снегопад, устилающий огороды у мыса Сите и исчезающий бесследно в водах Сены.
– Может быть, это и будет наилучшим решением, – промолвил он.
Спустя несколько дней новая королева, стоя на обломках неудавшегося брака и вконец измученная ревом плоти, стала бросать красноречивые взгляды на Можера. Расчет ее при этом был прост: вдруг удастся увлечь нормандца, а нет – так подружиться с ним?
Нормандец не обращал на это внимания, пышные формы фламандской вдовы не пробуждали в нем альковных настроений. Взгляды эти не ускользнули от внимания друзей, и однажды за обедом во время очередной стрельбы глазами, Маникор негромко сказал приятелю:
– Кажется, провансальская химера начинает пускать в твою сторону стрелы, пропитанные эликсиром любви. Погляди, она мечет их одну за другой.
– Только слепой не увидел бы, как она мечтает наставить муженьку рога, – поддакнул Вилье. – Причем не с кем-то, а с его братом.
– Тебе надо пресечь эти атаки на твою добродетель, Можер, – сказал Субиз. – Положи этому конец, иначе эта истеричка набросится на тебя при всех. Скажи ей что-нибудь по этому поводу, пусть забросит лук подальше.
Можер допил вино, утер губы и, поймав очередной недвусмысленный взгляд Сусанны, сказал ей:
– Ваше величество, позвольте спросить: когда мы играли вчера в мяч, кто выиграл, вы или я?
– Выиграла я, граф, – с улыбкой ответила Сусанна, – но это, видимо, потому, что вы были немного рассеянны.
– Я отдал вам ваш выигрыш? Ведь помнится, мы играли на деньги.
– Разумеется, граф.
– И я не остался вам должен?
– Ну конечно же, почему вы спрашиваете?
– Слава богу, мадам, а то я подумал, ловя на себе ваши взгляды, будто у меня случился провал в памяти.
Лицо новой королевы франков надолго попрощалось с любезной улыбкой, взамен явив плотно сжатые губы и обрызганные легкой пунцовой краской щеки. Как следствие – взгляд потух, зрачки бесцельно забегали по столу.