– Видите, вон тот, самый крупный среди всех, в темно-синей тунике, светловолосый…
– О, этого гиганта мы сразу приметили, потому что он кричит громче всех, а топает ногами так, что, будь пол деревянным, он непременно бы его проломил.
– Этот мне и нужен.
Труверы добросовестно выполнили поручение, и вскоре Можер, как всегда невозмутимый, предстал перед юным королем.
– Роберт? Что ты здесь делаешь? Почему не за столом? Впрочем, погоди-ка… тебя ведь с твоей красоткой повели в опочивальню… Э-э, брат, да ты, я вижу, не в себе. Вид у тебя такой, будто за тобой гналась царица Ночи.
– Можер, помоги мне, спаси меня! – бросился к нему юный монарх.
– Спасти тебя? Но от кого же? Разве ты не король? Кто смеет тебе угрожать? Покажи мне, и я размажу его по стене!
– Это гарпия, она преследует меня!
– Твоя жена? – Можер расхохотался.
– Да разве это жена? – вскричал Роберт. – Она же мне в матери годится!
– В матери? Ну нет, – хохотал нормандец, – она твоя бабка, а в матери, пожалуй, годится мне.
– Я ненавижу ее! Она паучиха! Чуть не набросилась на меня, я еле вырвался!
– Вот так так, – с улыбкой протянул нормандец, – хорошая же у вас получилась ночка.
– Скажи мне, брат, отчего она так со мной?.. Чего она от меня хочет?
– А ты еще не догадался? Она мечтает о том, в чем преуспели "дочери греха".
– С ее-то телом и лошадиными зубами? Ах, Можер, если бы ты видел ее, если бы знал, что произошло…
– Что же произошло? Рассказывай, брат, без утайки, а потом я постараюсь тебе помочь.
И Роберт поведал обо всем, что пришлось ему увидеть и пережить с того момента, как их оставили вдвоем, а также описал все "достоинства" своей незадачливой супруги.
– Вот так гарпия! – усмехнулся Можер. – Настоящее чудовище! Соткана, будто химера, из одних недостатков. Но неужто, малыш, помимо всего этого ты не заметил ничего такого, что вызвало бы желание отозваться о ней благосклонно?
– У нее не пахло изо рта, как у некоторых.
– Браво! Весомое очко в ее пользу.
– Увы, мой брат, – вздохнул Роберт, – ему суждено оставаться в одиночестве.
– Все это так, но что же теперь делать? Ведь возвращаться к женушке ты не собираешься, насколько я понял?
– Об этом даже и речи быть не может! Скорее я дам изрезать себя на куски, нежели подойду к этому исчадию ада, прислужнице сатаны! Но и в свою комнату я вернуться не могу, ведь меня найдут там и вновь потащат к паучихе! А она только и ждет, чтобы впиться в меня когтями и зубами и высасывать из меня кровь. Ах, Можер, это не женщина, не иначе как это сам дьявол в женском обличье!
– Ну, вряд ли дьяволу пришла бы охота влезать в такие телеса, которые ты описал. Боюсь, его бы вырвало при взгляде на самого себя. Нет, брат, мечтая превратиться в женщину, он принял бы образ Авроры или, скажем, красавицы Мессалины. Весьма подошла бы для этой роли Магелона, у нее дивный стан и совершенные формы настоящей богини. Ах, малыш, когда она раздевается, я любуюсь идеалом женской красоты! Вот бы тебе такую.
– Моя жизнь начинается с одних несчастий, Можер, – с грустью проговорил Роберт. – Помнишь, я едва не утонул, потом отцу вздумалось разлучить меня с Гердой… Да, да, я теперь понял: именно оттуда подул ветер. И вот теперь эта древняя сивилла, которую я должен называть своей женой…
– Ну, довольно хныкать, брат, не время, – огляделся по сторонам Можер. – Чего доброго, тебя увидят здесь и скажут отцу, а уж тогда… сам понимаешь, что тебя ждет.
– Ты что-нибудь придумал? – снова вцепился ему в руку Роберт. – Говори скорее, я пойду куда угодно, только бы уйти отсюда!
– Пока укроешься у нас. Ты ведь знаешь, как и в Париже, мы живем вдвоем с отцом Рено. Тебя, конечно, станут искать, но не посмеют ворваться в покои священника.
– Отлично, брат! – вскричал обрадованный Роберт. – Клянусь мечом моего славного предка Эда, лучшего и придумать нельзя!
– Но долго это продолжаться не сможет, – тут же погасил Можер взрыв энтузиазма юного монарха. – Так или иначе, но тебе предстоит объяснение и с женушкой, и с отцом.
– Последнее страшнее, – упавшим голосом промолвил Роберт.
– Но это в будущем, быть может, даже завтра. А пока идем со мной, уверяю, этой ночью гарпия тебя не найдет.
Оставшись одна, Сусанна задумалась. Бегство Роберта повергло ее в уныние, она не могла найти этому объяснения. Странный мальчишка… Неужели он не понял, чего от него хотят? Но ведь не маленький, все же пятнадцать лет, пора понимать что к чему, да и наставник должен был обучить его – тот, огромный, от которого он не отходит. Наверняка, это его ментор. Так в чем же дело? Может, она была слишком откровенна, не надо было так сразу? А как? Постепенно? Да ведь первая ночь, разве есть тут время разводить канитель? Но что как не в этом причина? Быть может, малыш выпил лишнего, и у него закружилась голова; до любви ли тогда? Такое не исключено. А что если он растерялся или испугался, что не справится, не явит должным образом свою мужскую силу, а за ней и умение? Глупый мальчишка, да разве она ему не помогла бы, не подсказала бы что и как, коли у него это впервые? К чему стыдиться и обращаться в бегство?
Это не входило в планы Сусанны. Во-первых, уязвляло ее женское самолюбие. Как! Ее, чьи руки целовали сиятельные господа знатных европейских домов, чью нежную кожу, блеск агатовых глаз и трепет бархатных ресниц восхваляли все поэты Прованса, а мужчины выходили на поединок за право обладать ею или хотя бы просто провести в ее обществе всего лишь один вечер… Ее отверг какой-то юнец?! Во-вторых, это не отвечало ее принципам. Женщина волевая и целеустремленная, она привыкла с ходу брать препятствия, сразу же подчинять себе одним взглядом, словом, мановением руки того, кого хотела, не обременяя себя излишними проволочками. До сих пор ей это удавалось, и она считала себя непревзойденной в этом, как вдруг такой афронт! И от кого же? И, главное, там, где она не знала поражений, где не от нее, а она сама могла уйти, открыто смеясь при этом над незадачливым ухажером.
Ей стало холодно, и она вспомнила, что так и не оделась, потрясенная произошедшей сценой. Нацепив платье, Сусанна, все еще терзаемая муками неудовлетворенной плоти и уязвленного самолюбия, решилась было уже отправиться на поиски сбежавшего супруга, как вдруг в дверь тихонько постучали. Она хищно осклабилась: вернулся-таки! Значит, природа взяла свое. Или вернули. Так или иначе, но он снова здесь, и ей не надо выставлять себя на посмешище, рыская по коридорам в поисках мужа. И тут ей подумалось: вдруг это не он? Но тут же она отогнала эту мысль. Кому могло взбрести в голову стучать в дверь, зная, кто внутри?
Да, но почему же он не входит? Ждет, пока ему откроют? Глупец, он лишает себя этим права на повторное бегство, ибо, схватив добычу, она уже не выпустит ее.
Нацепив на лицо подобающую случаю маску легкого смущения и сдобрив это трогательной улыбкой, Сусанна отворила дверь… и застыла. Потом в сердцах плюнула. У порога стояли обе наперсницы.
– Что случилось, мадам? – недоумевая, спросила Ирэн. – У одной из лестниц нам повстречался ваш супруг. Он бежал, не разбирая дороги; глядя на него, можно было подумать, что за ним гонится легион чертей. Вы прогнали его?
Сусанна впустила их, затворила дверь, уселась на кровати, приглашая подруг занять место на банкетке, и только тогда ответила:
– В роли легиона должна была выступить я; так, наверное, ему казалось. Но я не прогоняла его, скорее, наоборот. А он взял да и сбежал от меня.
И она рассказала, что произошло.
Подруги переглянулись.
– Недурная, однако, выдалась вам ночка, – хмыкнув, протянула Агнес. – Теперь ваш муж под надежной защитой своего Голиафа, который, надо полагать, уже надежно спрятал его.
– Так я и думала, что это его наставник, хоть они и троюродные братья. Но как вы узнали?
– Мы проследили за юным королем. Они побеседовали о чем-то с этим великаном, а потом быстро ушли куда-то. Мы хотели и тут проследить, но этот Цербер вдруг остановился и обернулся. Ах, мадам, у нас душа ушла в пятки от одного его взгляда. Хорошо, что он нас не увидел. Но дальше мы не пошли.
– Почему?
– Да ведь он убил бы нас обеих, как мух, если бы заметил, что за ними шпионят.
– Клянусь, мадам, мы даже помолились Богу, что остались незамеченными, – добавила Ирэн.
– Что ж, пусть так, – зловеще улыбаясь, проговорила Сусанна, – но завтра новый день, и ему от меня не уйти, так же как и от объяснений с отцом.
– То, что мальчишка сбежал, вызывает массу вопросов, на которые есть один вразумительный ответ, – сказала Ирэн. – Он попросту испугался. Ведь годами вы почти одногодки с его матерью. Как же должен был поступить сын, увидев мать голой, да еще и зовущей его к себе? Именно такую картину, думается мне, малыш и представил себе.
– Вопрос теперь в другом: что делать? – сказала Агнес. – Случай курьезный, огласка грозит скандалом.
– Я добьюсь своего во что бы то ни стало!
– Поступив так же?
– И не иначе. Ни к чему терять время, выжидая. Мальчишка сдастся, надо быть настойчивой.
Однако ей возразила Ирэн, всегда отличавшаяся рассудительностью:
– Позвольте заметить, мадам, но, предприняв это, вы совершите еще одну ошибку вместо того, чтобы исправить предыдущую.
– Ошибку? – с удивлением воззрилась на нее Сусанна. – В чем же она, по-твоему?
– Здесь не тот случай, когда дело решает стремительный натиск. Мы не на войне. В любовных делах такие действия часто приводят к поражению, что и случилось с вами.
– Но я не могу ждать, тебе ведь известны мои принципы.