Епископ позвонил в серебряный колокольчик. Вошел служка. Иоанн распорядился.
Араб, кланяясь, вошел и остановился у двери.
- Подойди ближе, Асхат, - пригласил Иоанн. - Кажи товар свой.
Торговец оглянулся, шепнул что-то и вошел в горницу. За ним следовал рослый раб в рваном чапане и с бронзовой серьгой в левом ухе.
"Чистый цыган, - подумал о нем Семен Мелик. - Конокрад, наверное..."
* Чапáн - стеганый длиннополый халат.
Невольник держал в руках большой кожаный мешок.
- Развяжи! - приказал купец.
Асхат долго, со знанием дела раскладывал перед знатными покупателями свой товар. Были тут восточные поделки из драгоценных камней, сверкающая китайская ткань, кривые арабские сабли, кинжалы в ножнах, усыпанных алмазами, бирюзой и иной самоцветной зернью.
Взыграла в Семене Мелике древняя хазарская кровь, черные глаза вспыхнули огнем, руки дрогнули: любил он драгоценное оружие и никогда не был к нему равнодушен. Схватил саблю, вытянул из ножен наполовину: черная с золотистыми искрами дамасская сталь заворожила взор.
- Сколько просишь?! - воскликнул нетерпеливо.
- Подожди, сын мой, - остановил его порыв Иоанн. - Аль мы затем купца позвали? Асхат, покажи ларец.
Купец осторожно, как нечто хрупкое и невесомое, вынул из-за пазухи миниатюрную шкатулку дивной работы. Семен взял ее в руки. Тонкий, словно изморось, узор, прочерченный кое-где еле уловимыми золотыми прожилками, казался созданием чародея, но не человека.
Русс долго любовался драгоценностью, и на сей раз только глаза выдавали его волнение.
- Что внутри? - спросил он. - И как открыть?
- Надави вот здесь.
Семен осторожно коснулся пальцем центра аквамаринового узора. Крышка откинулась. Внутри на синем атласе покоился почерневший от времени серебряный браслет.
- Что эт-то?! - отшатнулся Семен Ме-лик: грубая поделка так не вязалась с великолепием футляра.
- Это то, ради чего царицы Востока побуждают султанов к кровопролитным войнам, - невозмутимо ответил араб.
Русс недоуменно уставился на него.
- Это браслет Хадиджи, первой и любимой жены пророка Мухаммеда, да пробудет он вечно защитником нашим перед Аллахом! - провел купец ладонями по лицу и бороде.
Раб пал на колени и, глядя на религиозное чудо, усердно шептал молитву. В его голове никак не укладывалось, как можно продавать то, что только мечети может принадлежать. Но...
- Это то, что нам надобно, сын мой, - решил епископ.
- Да? - очнулся от оцепенения Семен. - А сколько ты просишь за браслет сей? - растерянно спросил он купца.
- Немного, о мудрейший килича великого царя русиев, - простодушно сказал араб. - Всего лишь один год беспошлинной торговли в самом Мушкафе.
- Это не я решаю, а великий князь Московский! - ответил посол, и сразу же великолепие шкатулки померкло в его глазах. - Деньги бери. Скажи, сколько?
Асхат недоуменно уставился на епископа - Дескать, договорились же - и потянулся к ларцу.
- Мы покупаем браслет, - решительно сказал Иоанн. - Сын мой, - обратился он к служке, - принеси красную коробочку. На столе сбоку стоит.
Служка, поклонившись, ушел.
Семен, ничего не понимая, только глазами хлопал.
- Великий князь Московский Димитрий Иоаннович прислал мне охранный лист, который просит за браслет жены пророка купец агарянский, - пояснил архиерей по-русски. - Я волен распорядиться сим листом, как того пожелаю. Только имя вписать. Так что один добрый поминок мы с тобой отыскали.
- Спасибо, владыка, от всей земли Русской!
- Пустое, - отмахнулся старик и обратился к купцу по-татарски: - Ты еще коня обещал, Асхат.
- Коня я передал твоим конюхам.
- Тот самый конь?
- Тот. Акбар зовут.
- Что за конь? - встрепенулся Семен Мелик.
- Это наши расчеты, - ответил ему Иоанн по-русски. - Вызволил я однажды купца этого из смертельной беды, вот он и отдаривается. Купец совестливый, ему верить можно.
Тем временем служка принес пенал красного дерева, подал хозяину. Епископ открыл его, вынул пергаментный свиток и развернул.
Служка подал Иоанну гусиное перо. Старик, подслеповато щурясь, обмакнул перо в чернила и четким красивым почерком вписал в документ имя арабского купца. Служка проворно посыпал свежую надпись специальным песком, взял лист за оба конца, подержал немного на весу, сдул песчаную пыль.
Иоанн взял у него свиток, проверил висячую серебряную печать, на которой с одной стороны был отчеканен крылатый воин с мечом, а с другой оттиснуто: "Великий князь Московский и Владимирский Димитрий Иоаннович".
- Вот тебе договорная плата за браслет жены пророка Магомета, Асхат. - И протянул грамоту купцу.
- О-о, это хорошая плата, мулла Иван! - Араб обеими руками принял свиток. - Больше ничего не хочешь купить? - спросил он у Семена Мелика.
- Нет. Может, потом когда. - Про саблю он уже позабыл.
- Тогда позвольте мне удалиться, - поднялся Асхат. - Пусть Аллах всемилостивейший поможет вам в ваших трудных делах. О-о, нелегко предугадать свою судьбу перед троном султана Дешт-и Кыпчака! Но Али-ан-Насир милостив, а дары ваши смягчат его сердце.
- Спасибо тебе, Асхат, - поблагодарил Семен Мелик.
- Приходи, если что, - напутствовал араба Иоанн. - Я всегда готов помочь тебе.
Они славословили друг друга, покамест слуга проворно складывал товары в мешок.
Епископ не предлагал гостю каких-либо яств, знал: правоверный мусульманин не будет есть в доме христианского священнослужителя, хоть четвертуй его. Что же касается браслета Хадиджи, то Асхат искренне верил тому, что если на этом серебре хоть раз остановился взор пророка Мухаммеда, то любой прикоснувшийся к святому украшению обратится в истинную веру. Так наставлял его имам Сафар-Алла - настоятель соборной мечети Сарая ал-Джедида. К тому же не сегодня, так завтра священный браслет будет принадлежать Зейнаб-хатын - любимой жене Али-ан-Насира. А он - Опора Ислама в Высочайшей Орде.
Семен Мелик спросил на прощание:
- Где найти тебя, если я захочу купить твои товары?
- На большом базаре. Мою лавку тебе всякий покажет, - ответил Асхат и, поклонившись в пояс, покинул горницу.
Как только купец и его раб ушли, служка сказал:
- Невольник хотел поговорить с тобой, болярин Семен.
- Эт-то еще зачем? - удивился посол. - И на кой ляд он мне сдался, невольник?
- Не отказывайся, - посоветовал ему Иоанн. - Тут иной раз от раба такое услышишь, что и сотня доглядчиков не выведает.
- Где я его увижу? - хмуро глянул на служку Семен.
- Он сюда придет, как только хозяина проводит.
- Добро, я подожду.
- А покамест пойдем, коня поглядим, - предложил Иоанн.
- Пошли, поглядеть не грех...
Во дворе возле конюшни толпились работники и о чем-то шумно спорили. Увидев хозяина со знатным гостем, все враз замолчали, стали неспешно расходиться. Возле конюшни остались трое.
- Что за свара? - спросил епископ одного из них.
- Дак дивного коня глядеть столпились. Все ж татарва. Кумысом не пои, дай на чужого скакуна поглазеть. Теперь ночи не спи, поглядывай. Не то умыкнут, - ответил коренастый рыжий мужик. - Да и то сказать: царский жеребец. Я и не видывал никогда такого.
- Выведи-ка его во двор, Антипка! - распорядился епископ. - Вот болярин Семен хочет глянуть на зверя агарянского. Теперь это его конь.
- Счастлив ты, болярин честной, - позавидовал Антипка и тут же посоветовал: - Только продай ты энтого лешего кому нето. Татары тебе проходу не дадут. Да и сам царь Алим, коль ему донесут, голову с тебя сымет, чтоб завладеть этаким скакуном...
- Ну ты, умник, - оборвал его Иоанн.- Не твоего ума дело. Пошевеливайся!
- Я што, я ничего, - оробел Антипка и шагнул в конюшню в сопровождении двух помощников.
Появились они вновь, повиснув на удилах высокого белого коня. Жеребец, выйдя на свет, пытался встать на дыбы, стряхнуть назойливую ношу. Казалось, еще миг - ив небеса улетит красавец арабской крови.
Семен Мелик аж присел от восхищения. И забыл лихой наездник, где он и зачем прислал его сюда великий князь Московский. Удалец прыгнул с крыльца, встал перед конем.
И зверь степной словно споткнулся о невидимую преграду. Почуял, видать, сын вольного ветра родственную душу и мужество человека, стоявшего перед ним.
- Да он в тебе хозяина признал! - изумился проницательный Антипка. - Гляди ты, бес сивый. До сей поры никого не слушался, и на тебе! Счастлив ты, болярин, ей-богу.
- Что ты сказал? - будто от сна, очнулся Семен Мелик. - А-а. Меня все кони слушаются. - Потом скривился, словно от зубной боли, крикнул с надрывом: - Чего встали?! Отведите его в конюшню, неча душу травить! Эх-х-ма! Кабы мне его, а то... - И, безнадежно махнув рукой, ушел в дом...