В местечке Салько, что в нескольких километрах от Приштины, - был праздник.
Никея, дочь деревенского старосты Грегорио Пертикари, выходила замуж за Жоаннеса, своего обожаемого жениха, ее доброго друга с юных лет. Какая прекрасная пара!
Она - само олицетворение торжествующей красоты, о чем говорит и имя Нике, что в переводе с греческого значит Победа. Прелестная Никея достойна носить его, как и лазурно-солнечный город Ницца во Франции, - на мелодичном языке эллинов он тоже называется Нике.
Ей двадцать лет. Волосы девушки - как спелая рожь, а глаза, полные нежности, - будто сапфиры. На розовых устах играет счастливая улыбка, сулящая любовь, надежду, блаженство, и от этой ласковой улыбки ликует сердце молодого супруга.
Он - смуглый, словно цыган, с иссиня-черными волосами. Большие выразительные глаза сияют, как два алмаза, тонкая полоска усов не закрывает яркие губы. Вздернутый, подобно римскому, подбородок говорит об энергии и темпераменте.
У сильного, крепкого юноши с горящим взором и металлическими нотками в голосе - душа доверчивого ребенка и благородное преданное сердце.
Отец только что благословил молодых. Растроганный до слез, он добавил дрожащим от волнения голосом:
- Будьте счастливы, дети! Времена сейчас смутные, будущее скрыто от нас… Но вы здоровы, полны сил, вы любите друг друга, и, наконец, вы молоды, а молодости свойственно надеяться. Не теряйте же надежду и будьте счастливы! Пусть ничто не потревожит радость и покои этого прекрасного дня!
Речь старика отца была выслушана с глубоким волнением. Некоторое время стояла уважительная тишина, а потом робко заиграл маленький оркестрик. Голоса гу́злы, флажолета, тамбурина и волынки, инструментов столь различных между собой, но столь милых сердцу южных славян, постепенно окрепли, и мелодия полилась.
Юноши, в ярко-красных и коричневых куртках, в длинных, обшитых черной тесьмой шароварах с поясами из фиолетового шелка, подошли к своим нарядным подругам.
Девушки, в греческих чепчиках, с тугими светлыми косами, украшенными золотыми цехинами, серебряными побрякушками и коралловыми бусинами, были очаровательны. С первыми звуками музыки их ножки, обутые в изящные красные ботинки, как бы сами пустились в пляс. Пьянея от зажигательных мелодий и стремительных движений, молодые пары закружились в вихре танца.
Чуть поодаль, обнявшись, счастливые новобрачные нежно переглядывались, шепча что-то на ухо друг другу. Прежде чем влиться в этот веселый людской водоворот, им хотелось побыть немного вдвоем.
- Да, отец верно сказал, - шепнула Никея, - настоящее жестоко, а будущее - неизвестно. Но с тобой, Жоаннес, я ничего не боюсь. Твоя любовь делает меня сильной.
- Как надоело вечно жить в ожидании беды. Я все сделаю, душа моя, чтобы избавить тебя от этого страха!
- Но в наших краях столько горя и слез! Ты долго жил вдали от дома и многого не знаешь…
- Не знаю, как бесчинствуют турки?! И особенно албанцы?! Но чем кровожадней эти псы, тем решительней надо с ними бороться.
- Ты будешь одинок в этой борьбе. За много веков умы наших земляков оцепенели от страха. Надо смириться и ждать. И платить оброк. Если работать не покладая рук, как-то прожить можно.
- И тебе по нраву такая жизнь?!
- Я все стерплю, лишь бы не потерять тебя. И если хочешь избавить меня от страха, умоляю, не лезь на рожон.
- Хорошо, успокойся, все будет, как ты хочешь, - влюбленно глядя на молодую жену, пообещал юноша. Однако огонь в его глазах плохо сочетался со смиренной речью и нежной улыбкой.
- За своей проклятой данью эти изверги придут лишь завтра, а сегодня - наш день, сегодня - праздник любви. Пойдем же веселиться вместе со всеми.
Но только они взялись за руки, как на деревню ураганом обрушилась конная банда.
От бешеного лошадиного топота стекла в доме задрожали. Послышались ржание, звон оружия, крики людей.
Скотина, мирно дремавшая во дворе под навесом, в испуге разбежалась. Черные буйволы, развалившиеся в луже, мотая головами, отряхивались от ливнем обрушившейся на них грязи, овцы в углу плотно сбились в кучу, давя друг друга, поросята с оглушительным визгом бросились врассыпную.
Оркестр оборвал игру на полуноте. Молодежь подбежала к окнам, и почти у всех из груди вырвался крик боли и отчаяния.
Старый Грегорио молитвенно воздел руки к небу. Жоаннес хотел было выскочить навстречу непрошеным гостям, но Никея, побледнев от страха, удержала его.
- Так и есть… Дурные предчувствия не обманули меня! Я была слишком счастлива! Господь всемогущий, помилуй и спаси нас! Это Марко! Разбойник Марко!..
- К вашим услугам, прелестное дитя! - раздался в ответ громкий насмешливый голос.
Одно только имя этого человека ужаснуло всех. Словно обезумев, гости заметались по большому двору, стремясь убежать, спрятаться куда-нибудь. Ноги у них подкашивались, руки дрожали. С потухшими глазами, бледными напряженными лицами, люди, еще совсем недавно веселые и беззаботные, походили на приговоренных к смерти.
Тот же голос продолжал с издевкой:
- Да, это я, ваш дорогой сосед и лучший друг Марко со своими двенадцатью апостолами! В чем дело? Наше появление как будто удивило и даже испугало вас? Но, любезный хозяин, черт возьми, мы не нарушим вашего веселья. Хотя ты и забыл пригласить нас, дружище Грегорио, на свадьбу.
- Сеньор Марко!
- Очень невежливо с твоей стороны!
- Сеньор…
- Мы ведь славные ребята и любим поразвлечься.
- Это всего лишь маленькое семейное торжество, - с усилием проговорил испуганный Грегорио.
- Так, значит, я для тебя недостаточно знатный гость, старик?! Я, Марко, бей Косова и паша́ этих гор?!
- Я не то хотел сказать, сеньор, просто я ждал вас только завтра… в день Святого Михаила, чтобы…
- Чтобы отдать причитающуюся мне долю, не так ли? Я помню. Мы поговорим об этом чуть позже. А теперь хватит болтать! Приготовь-ка побольше выпивки и закуски для моих парней! А для лошадей - потолще подстилку и вдоволь овса и кукурузы! Эй, орлы, слезайте с коней!
Бандит вел себя в чужом доме как хозяин и один вид его вызывал ужас и трепет у окружающих. Этот чистокровный албанец держался надменно и весьма развязно. Он был любитель грубых шуток и не упускал случая поиздеваться над людьми.
Лет двадцати пяти, красивый, как греческий бог, крепкий и мускулистый, словно античный гладиатор. На подвижном лице холодно поблескивали серо-стальные глаза. Орлиный нос с гордым изгибом придавал лицу хищное выражение. Рыжеватая шевелюра, будто грива, выбивалась из-под красной фески с черной кисточкой, а концы длинных усов свисали до резко очерченного подбородка.