Сундаков Виталий Владимирович - ЭПИДЕМИЯ ЛЮБВИ стр 6.

Если даже смерть бессмертна,
научившись улыбаться,
стоит жить.

ВОЗ.ВРАЩЕНИЯ

Уриной расписаны стены бетонные,
обоями выборов бренными убраны.
Отёчные лики народных избранников,
алеют тонами партийных предбанников.
Под лозунгом "… ликий советский народ!"
ночлежня-барак, конопли огород…
Наш поезд, – чуть завтра, – сглотнёт нас домой.
Устали, застрявши в "юдали" родной.

Кладбищенский рынок. Пивная. Вокзал.
Матов рулады. Истошный вокал.
Труба минаретом – смердит сигаретой.
Брешущих пусто собак не унять,
как паре почтенных бомжей не понять, –
что завтра, – пришло!

Лямки извечного скарба заплечного
тащим в буфет привокзальный
фатально – индустриальный.
(Взволнован немного инструктор Серёга).
В мозолистой лапе, букетик финальный
свечою пасхальной.
Со щедрой вдовою буфетчицей Леной
они ритуалят прощальную сцену:
– Ну, всё… (до свидания в щёчку) – спешу…
…адрес запомнил, с Москвы напишу…
Пытаясь ответить, успела шепнуть:
У нас хорошо… приезжай отдохнуть…

ЗА ЧАС ДО СНА

День иссяк. Пора сбираться, с силой тёмною сражаться.
Сны-кошмары, – вражья рать, – вам меня не запугать.
Серых дум не разглядеть, – чёрных орд не одолеть.
Засыпать, как в бой идти. Но ни войска, ни пути.
Тьма царит над полем битвы. Крест мой меч, а щит – молитва.
Больно, грязно, тесно, душно. Жаль, что тело непослушно.
Мне бы мразь стащить в букет, и под солнышко, – на свет…
Серых дум не разглядеть – чёрных орд не одолеть.
Гнев, тревога и досада, -злачномрачная рассада,
рваной раною гниёт, силы зла на пир влечёт.
Душу я свою омою и лазейку к ней прикрою.
Но не время. Не сейчас. Повоюем. Через час.

ТРОПИНКА № 777

Заласканный лучами,
Надушенный кострами,
Травами ухоженный,
Дорогами расхоженный,
Напоенный ветрами,
Расчёсанный хребтами,
Глубинами промерянный,
Пустынями провеянный,
Рекою опоясанный,
Долинами расплясанный,
Туманами укутанный,
Закатами распутанный,
Зарницами всполошенный,
Снегами запорошенный,
Вкруг мира обернулся…
– Ну, здравствуй…
Я вернулся.

АКРОСТИХ

Это было в осеннем лесу.
Листья робко учились летать.
Я вдыхал их предсмертья красу,
Сам, собравшись, к зиме умирать.

У чернявого рыхлого пня,
Навалившись спиной на кору,
Дам себе, вот о чем помечтать, –
А быть может, я… и не умру?

Кем хотел бы я стать? – Добрым сном,
Отраженьем луны в неглиже,
Ветром ярким, весёлым дождём?…
А быть может, я… умер уже?

ГОРЬКИЙ ПАРК ИМЕНИ КУЛЬТУРЫ

Здесь сахарной ваты цветастые тучи.
И фото на пони, и шарик летучий.
В ладошке на память цветные билеты,
И кормит пломбиром асфальт тётя лето.

Здесь души взмывают в железных корзинах
Над пазлами крыш "городов-магазинов",
Явив свысока наш макет мирозданья,
Опустит нас клетка в беду обитанья.

Качают качели туда и обратно
Вначале отменно, но вскоре отвратно
По кругу сансары скрипят карусели
Одни откружились, другие подсели

СССР – на ракете летящей,
на самолете пропеллер крутящийся,
но совладав с растревоженным духом,
сажусь на лошадку со сломанным ухом.

Вверх-вниз и по кругу, туда и обратно
Ускачем мы с ней в мою жизнь безвозвратно,
Пришпорят лошадку застёжки сандалий, –
…высокие цели, волшебные дали…

И даты как птицы, крича, пролетают,
И лица как листья, шурша, опадают,
На землю, под землю, на небо, за небо
– Стой Сивка! – достаточно зрелищ и хлеба…

Солёные губы пьют сладкие слёзы,
Охота на сны, и рыбалка на грёзы.
Теряем подковы, ослабла подпруга,
Ждём правды, дождя, и совета от друга…

Стомлённые жизнью мы в сны убегаем
Ведь там мы бессмертны, и там мы летаем,
И в странных чертогах и в кущах цветущих
Встречаем ушедших как будто живущих.

И сахарной ваты цветастые тучи,
И фото на пони, и шарик летучий.
И пропуском в детство цветные билеты,
А главное… мама и папа, и лето.

ПРЕДПОСЛЕДНЕЕ ШЕСТВИЕ

Ибо Господь, Бог твой, ведет тебя в землю добрую, в землю, где потоки вод, источники и озера выходят из долин и гор.

Второзаконие, 8, 7.

Ждал я слова у реки.
Сбились в тень мою мальки.
Желтой бабочкой душа
запорхала не спеша.
Тростниковыми ногами
промеряя глубину,
меж седыми валунами
цапля шествует по дну.
Поправляют ивы пряди
в зазеркалье водной глади.
Ветер, притомясь с дороги
с тучки свесил босы ноги.
Сев на тёплый косогор
задремало Время-вор.
Благодать кругом такая…
– Может я в преддверье рая?

АнтиЕкклесиаст

Того, что было, никогда не будет; и что делалось, уже не сделается, и всё под солнцем, всегда впервые.

ОБЫКНОВЕННАЯ МАГИЯ

У весны декретный отпуск.
У меня – часок безделья.
Чтоб судьба зазеленела,
я глотнул из фляжки зелья

Умерла зима от холода.
Заболела гриппом осень.
Попросил прийти я лето.
Обещало завтра. В восемь.

УТРО ВЕЧЕРА МУДРЕНЕЕ

Сон – родная смерть в рассрочку
Занимает тела тёплый дом,
И плывет оно сквозь суету былую
Как ковчег, над небом ставшим дном

Чтоб того, что было, не убыло,
И того, что будет, не забыл,
Я усну моложе, чем я буду,
А проснусь мудрее, чем я был.

ГРУБАЯ НЕЖНОСТЬ

Трансформируя в бессмертие
мусор, прах, золу и пыль,
Наряжая правду пресную
в маску-сказку, в платье-быль,

Очаровывая истиной,
ублажая простотой,
полюби Судьбу, как женщину
и возьми её с собой

В светло нежное безмолвие,
В ярко сладкие мечты,
В восхитительное тело
полнотелой пустоты.

ПРИЧИНА СУДЬБЫ

Не достаётся мудрость по наследству
Необоснованны претензии, –
ни к детству,
ни к родине,
ни к прародителям,
ни к непуте-путеводителям…

Не знает глупость, что глупа,
и от того – неизлечима.
Ведь жизнь,
не следствие судьбы,
а "первонапервопричина".

АНГЕЛ ДОЖДЬ

ДАЖДЬ ДОЖДЬ НАМ ДНЕСЬ

Долг
возвращая собой океанам,
жаждущим поймам,
засушливым странам,
Дождь
воскрешает пожухлые травы.
Дождь
подстрекает детей на забавы.
Дождь
убеляет промокшие ноги.
Дождь
проверяет на прочность дороги.
Дождь
небеса опускает на землю…
Вместе с листвою, речам его внемлю…

– Даждь!
И становится влажным – сухое,
Влажное – мокрым, и полным – пустое.
Мелкое – глубже, глубокое – шире…
В чаше ладоней молящих о Мире.

ЖДЁМ С ДОЖДЁМ

Дождь присел на крышу дома,
пяткой постучал в окно,
и спросил: Виталька дома?
Мы не виделись давно.
– Все бока ручьи намяли
дожидаясь нас с тобой.
Ветер зазывает в дали.
Пыль готова стать травой.
Радуга в лугах созрела
Тётка туча на сносях.
Спят непуганые тени
на задумчивых полях.
Иль дорога, нам не сватья?
Или мы с тобой не братья?
Или нам нужны мосты?
Или… Я уже не ты?

ВЕСЕННЕЙ МУЗЕ

Спитой пиит, туманно выражаясь,
Туманом, задремавшим на крыльце,
С крыльца скрылился, стыло улыбаясь,
Улыбкой-шрамом на седом лице.

С лицом, исхлёстанным цветами.
С цветами, к вожделенной даме.
К капризной даме, с рифмами глазами.
С её глазами, полными дождями.

Чтобы с дождями возвращалась память.
Чтоб память эта озарялась светом.
Чтоб светом этим никого не ранить.
Как ранит гром грозу простым ответом.

Чтобы с ответом не тянуть до грома.
Чтобы с грозою не кончался снег.
Чтоб на снежинки разобрать сугробы.
Чтобы сугробы начали свой бег.

АНГЕЛ ДОЖДЬ

Той тропинкой, этим стылым летом,
мы с дождём пришли к друзьям поэтам.
Дождь сказал: поэт не умирает,
при луне, он мёртвым вслух читает,
то, что не успел прочесть живым.

Обезлюдел от людей
и опустел,
Пункт приёма самых мёртвых тел.
Кладбище, где кладези умов,
не земной в земле нашли покров.

Ангел Дождь – хозяин всех потоков,
НАД, копилкой всех земных уроков.
Я, – внизу, – среди крестов и плит,
без свидетелей. Луной дотла облит.

Бог один, но тысяча пророков.
Десять заповедей – тысяча пороков.
Кто, из неужели не живых,
вслух прочтёт нам свой загробный стих?

Дождь сказал, – хотите, я прочту свои?
что бы как-то ночи скоротать,
чтобы верить в прожитые дни
до того, как встретимся опять.

ЖИЗНЬ СПУСТЯ

Цели, еле уцелели.
Одолела скука-сука.
То у звука нету цвета.
То у цвета нету звука.

Жизни три тому назад,
я не жить бы был бы рад.
Жизни две, тому спустя,
я нашёл себе тебя.

После всех чужих рождений,
стал я суммой заблуждений.
После всех своих смертей,
стал я чуточку светлей.