- Ты уверен в том, что говоришь, мерзкий ты прохвост? - накинулась я на бригадира. - Смотри, если всё это враки, то твоя голова будет насажена на пику еще до восхода солнца!
- Я лишь говорю о том, что вижу на собственном складе, не более! Я знаю, что туда поступает, сколько времени хранится и когда продается, так что не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сложить два и два.
- И ты уверен, что тебе не известно, откуда твой хозяин заранее узнает, каких товаров будет не хватать? - спросил его побледневший Родриго, пытаясь выглядеть незаинтересованным.
- Да откуда ж мне знать? - возмутился бригадир, но это возмущение было явно фальшивым, он, несомненно, врал. - Думаете, я могу заставить такого знатного хозяина, как мой господин, рассказать мне столь важные вещи?
Охотники, превратившиеся в дичь - вот кем были мы с Родриго. Если бригадир начнет болтать, мы покойники. Это было не в его интересах, но если однажды по какой-то причине он всё же проболтается, Мельхор де Осуна и его влиятельные родственники отправят нас на дно морское с привязанным к ногам камнем.
- Возможно, - робко добавил квартерон, - конечно, в случае, если вы решите убрать кинжал от моей шеи, возможно, я рассказал бы вам еще кое-что, что вас заинтересует.
Мой товарищ, полумертвый от страха, кивком подал мне знак, что мы отклоняем предложение, и безжалостно нажал на кинжал, порезав шею бригадиру, так что тот застонал от ужаса.
- Хватит, братец! - воскликнула я. - Пусть говорит.
- Во имя...!
- Хватит, говорю же! Отпусти его, и пусть говорит.
Родриго опустил руку с кинжалом.
- Весьма признателен, сеньор, - промычал квартерон, погладив кадык.
- Говори! - приказала я. - Говори, а не то не выйдешь отсюда живым.
- Уверен, вы захотите узнать, - начал рассказ квартерон, - что мой хозяин, воспользовавшись своими знаниями о том, что привезет флот, годами надувал некоторых купцов Твердой Земли, подписывая с ними контракты на поставку товаров, которых как раз и не будет. И когда эти купцы не могли выполнить условия контракта, он по закону завладевал всем их имуществом, а поскольку все они уже были в годах, главную прибыль получал, заставляя их выплачивать ежегодную ренту за то, что сдавал внаем их же собственное имущество, так что эти люди всю недолгую оставшуюся им жизнь были связаны по рукам и ногам и боялись попасть на галеры. Эти деньги были значительным довеском к его прибылям. Могу указать троих из таких торговцев: Фернандо Веласко из Коче, ныне покойного, Эстебана Невареса из Санта-Марии и Фелипе Альмагро из Риоачи, также скончавшегося от старости. Знаю точно, что есть и другие, но мне неизвестны их имена.
Я не не могла поверить в то, что рассказывает этот прохиндей. Мельхор де Осуна, действуя в одиночку, чтобы не впутывать своих прославленных кузенов, был бессердечным мошенником и вероломным вором, заслуживающим повешения на главной площади Картахены. Мой отец стал не только жертвой обмана, который вынудил его сделаться вопреки своей совести контрабандистом, но и попал в ловушку могущественного семейства мерзавцев, бандитов и лжецов.
На Твердой Земле были и другие несчастные вроде него, по меньшей мере два или три торговца, из которых Осуна до самой смерти высасывал всю кровь, и, видимо, они принесли ему не меньшую прибыль. Я ощутила, как в груди вскипает ярость, хотелось закричать, наброситься на Осуну со шпагой, побежать за альгвасилами и вручить им этого подлеца Иларио Диаса, чтобы они выслушали его рассказ, как слушали мы, и чтобы Осуна, братья Курво и все прочие подобные им очутились в темнице, перед лицом закона, на эшафоте и в аду. Но мне было понятно, что только по свидетельству пьяного бригадира ни один судья не выступит против родственника братьев Курво, даже если этот пройдоха доживет до суда, что весьма маловероятно. Если Осуна и правда хладнокровно убил двух человек, то чего ему стоит убить еще одного, тем более своего служащего и квартерона?
Будучи женщиной, всю кипевшую во мне ярость я выплеснула в слезах, к счастью, сумерки их скрыли, так что ни Родриго, ни омерзительный бригадир ничего не заметили, и именно тогда я начала хладнокровно ковать план, идею необходимой, справедливой и жестокой мести.
- И что теперь будем делать? - спросил меня Родриго.
- Отпустим его.
- Благодарю вас, благодарю, сеньор!
- Что, вот так просто? Завтра же он обо всем донесет хозяину.
- Я не скажу ни слова! Что я могу сказать, сеньоры, ведь он тут же обвинит и меня!
- Он не проболтается, братец, - ответила я очень спокойно, вытерев слезы, как стирают пот. - Его жизнь зависит от этого.
- Я скорее проглочу собственный язык, чем скажу хоть слово! Клянусь, сеньоры!
- Мы полагаемся на милость этого пропойцы, братец. Подумай над этим.
- Он даже не знает наших имен, - напомнила я, в этом я была уверена, поскольку мы ни разу не назвали друг друга по имени в его присутствии. Проблема заключалась в том, помнил ли он, что играл с Родриго в карты. - Чем ты занимался нынче вечером, прежде чем оказался здесь с нами? - спросила я.
- Ну... не помню... - он задумался и, похоже, искренне. - Я поужинал дома, это я помню, и очутился в таверне, а потом пошел в игорный дом, по крайней мере, вышел из таверны с этим намерением, чтобы сыграть на полученное жалованье, а потом ничего не помню. Нужно сосчитать мараведи в карманах.
Нас он не помнил. Тем лучше для него.
- Братец, - сказала я Родриго, - надавай ему столь пинков и оплеух, сколько пожелаешь, избей до полусмерти, чтобы никогда не забыл эту ночь и наш разговор. И чтобы почувствовал из твоих рук, что если проболтается, если хоть раз что-нибудь скажет, мы его найдем - мы или наши друзья, где бы он не скрывался, вытащим из убежища и заткнем рот навечно.
- Я ничего не скажу! - заныл трус. - Что я этим получу, кроме вреда и убытков? Хозяин меня живьем на куски порвет, если узнает, что я вам понарассказывал. Он же уверен, что я просто дурачок и простофиля. Отпустите меня!
Родриго посмотрел на меня немного удивленно, то ли оттого, что я дала ему такой приказ, то ли потому что сомневался, что я и правда имею это в виду, но мое молчание его убедило. Устало махнув рукой, он поднялся, проворно отряхнул песок и задал бригадиру такую трепку, что под конец тот действительно выглядел мертвым, а одежда Родриго насквозь промокла от пота и чужой крови.
- Достаточно? - спросил меня он, облизав раны на костяшках пальцев.
- Он жив?
- Как по мне - жив, хотя уже совсем близко к воротам святого Петра.
- Ну и оставь его, пусть его найдут поутру.
- А если мы столкнемся с ним на улице, и он нас узнает?
- Мы отплывем из Барбураты, прежде чем он снова сможет ходить.
Я говорила так холодно, что Родриго посмотрел на меня с тревогой. Да я и сама была встревожена. Я не знала, что со мной происходит и сомневалась в своем рассудке, пока мы шли в сторону таверны, где остался отец и остальные. Вероятно, они уже беспокоились о нашей задержке.
- А ты подумал, Мартин, что Осуна получает сведения о флоте от своих кузенов Курво? - прошептал мне Родриго, пряча окровавленные руки за спину.
- Разумеется, - ответила я, замедлив шаг. До двери таверны оставалось меньше тридцати шагов.
- А откуда их получают Курво? Об этом ты подумал?
- Мне не пришло в голову ничего другого, кроме как что от третьего брата, того, что живет в Севилье и руководит семейным предприятием.
- Фернандо?
- Он самый, - кивнула я. - Фернандо Курво наверняка имеет связи в севильской Палате по делам колоний, а именно там, насколько я знаю, определяют, сколько кораблей войдет в состав флота и сколько и какие товары они повезут.
Родриго остановился прямо посреди улицы.
- Определяют, говоришь. Определяют в Палате по делам колоний, но кто на самом деле решает, так это Консульство в Севилье.
- Консульство? Что за консульство?
- Консульство по торговле с Индиями . Все торговые сделки между Севильей и Новым светом должны быть записаны в его книги. Тем самым отстраняют от таких сделок иностранцев. В последние годы его власть так возросла, что именно консульство, а не Палата по делам колоний организует флот, и тот, что отправляется из Новой Испании в Веракрус, и галеоны, прибывающие в Картахену и Портобело, и с тех пор как король начал предлагать должности в Палате по делам колоний на продажу, богатые купцы завладели всем.
- И как это король допустил, чтобы такая важная торговля ускользнула из его рук?
- Бога ради, Мартин! А сам-то как думаешь? Ради денег, разумеется, как и всегда! Консульство в Севилье делает существенные подношения королю Филиппу, чтобы заполучить его благоволение, и потому он прощает разные огрехи в торговле, в особенности мошенничество с учетом, потому как ему одалживают значительные суммы, которые его величество и не думает возвращать. Не говоря уже о тех многочисленных случаях, когда король просто отбирает товары, привезенные флотом в Севилью. В общем, ради этого король и продал права Палаты по делам колоний за многие тысячи дукатов.
- Филипп II тоже так делал?
- Филипп II, его отец Карлос I, а теперь и Филипп III. Все эти проклятые Габсбурги! Им вечно не хватает денег на войну за какие-то далекие земли! Испания в долгах, как в шелках, и всё по их вине, как и по вине основных европейских банкиров: Фуггеров, Гримальди, Грилло...