- Иисус вам нужен живым и здоровым. Ваше дело - захватить власть, а потом уже настанет его черед увлечь народ словом, как умеет лишь он один. Нужно уберечь его от смуты и неразберихи восстания, где ему не место, а после переворота вы обретете его снова!
"А когда их разобьют, а их точно разобьют, как только в дело вступят римские войска, Иисус, по крайней мере, останется в живых. Все закончится совсем не так, как им грезится. Израилю нужен пророк, а не предводитель банды".
В молчании они прошли еще несколько шагов вдоль скалистого гребня, что возвышается над долиной, называемой Геенной.
Внезапно Петр тряхнул головой:
- Ты прав: он только будет нас смущать, когда настанет время применить силу, он же такого не одобрит. Но как устроить, чтобы его схватили точь – в – точь когда надо? Тут ведь на час промахнись, и уже все может пойти не так!
- Я об этом подумал. Как ты знаешь, Иуда ему предан безмерно. Ты, как и он, бывший зелот, вот ты ему и объяснишь: он должен привести храмовую стражу именно туда и именно тогда, когда они наверняка найдут его вдали от толпы, которая всегда его защищает. Например, сразу после вашей вечери у меня дома, в ночь с четверга на пятницу, в Гефсиманский сад.
- Согласится ли Иуда? И как он свяжется с еврейскими властями? Ему ли, простому галилеянину, получить доступ во дворец? Да еще столковаться с первосвященником, мечтая при этом его уничтожить? Да и с чего ты взял, что он был зелотом? Я – то их знаю: у них разговор короткий!
И он похлопал ладонью по кинжалу, при каждом шаге бьющему его по левому бедру.
- Ты скажешь ему, что так нужно для дела, что так мы убережем Учителя от опасности. Ты найдешь верные слова, он тебя послушает. А уж к Каиафе его проведу я. Я вхож во дворец, могу беспрепятственно и приходить туда, и уходить. Иуду пропустят, если он будет со мной. Каиафа попадется в ловушку: наши святоши так опасаются Иисуса!
- Ладно. Раз ты берешься свести его с Каиафой… И если, по – твоему, он может прикинуться предателем, чтобы защитить Иисуса… Рискованно, ясное дело. Да ведь сейчас, как ни поверни, все выходит рискованно.
Проходя через городские ворота, Домохозяин дружески махнул караульным рукой. Через несколько дней большинство этих людей будут мертвы или ранены: римляне, подавляя восстания, церемониться не привыкли. Земля Израиля скоро освободится навсегда от этой банды Двенадцати.
И вот тогда откроется предназначение Иисуса, его подлинная миссия.
7
Все утро - с момента, когда жандарм привез его назад в аббатство, - отец Нил просидел в полнейшей прострации, даже не раскрыв папки с материалами, касающимися обстоятельств смерти Христа. В монастырской келье не бывает стульев, тут не откинешься на спинку, не расслабишься в грезах. Тем не менее монах погрузился в воспоминания, картины прошлого проходили перед ним. Аббатство было окутано молчанием, как ватой: все занятия в схоластикате были прерваны вплоть до похорон отца Андрея. До мессы оставался еще час.
Отец Андрей… Единственный, с кем он мог говорить о своих изысканиях, кто понимал, а подчас даже опережал его выводы:
- Вы не должны страшиться истины, отец Нил: вы же затем и пришли в это аббатство, чтобы найти ее, чтобы узнать. Да, истина сделает вас одиноким, она может даже погубить вас, но не забывайте - именно истина привела к смерти Иисуса, а вслед за ним и многие другие отдали жизнь ради нее. Я приблизился к ней благодаря манускриптам, которые расшифровывал в течение сорока лет. Я пользуюсь доверием только потому, что таких специалистов, как я, способных постичь эти материи, очень мало, а также потому, что я своих выводов никогда ни с кем не обсуждаю. Вы же кое – что поняли, вчитываясь лишь в сами тексты Евангелий. Берегитесь: раз уж церковь так долго скрывает в своих самых темных подвалах то, о чем вы догадываетесь, опасно заговаривать об этом открыто.
- Евангелие от Иоанна входит в программу схоластиката на этот год. Как же я могу обойти вопрос об авторе? И о той роли, которую сыграл в заговоре этот таинственный "возлюбленный ученик", а также о решающих событиях, что последовали за смертью Иисуса?
Сын русских эмигрантов, перешедший в католичество, отец Андрей обладал исключительными способностями к языкам, и благодаря этому в его ведение были переданы все три библиотеки аббатства. На такую ответственную должность назначают только лиц, пользующихся особым доверием. Когда отец Андрей улыбался, он становился похож на старца из какой – нибудь русской пустыни.
- Мой друг, да ведь это вопрос, который обходили испокон веков. И вы уже начинаете понимать, почему, не правда ли? Вот и поступайте так же, как те, что были на вашем месте до вас: не говорите всего, что знаете. Студентам схоластиката ни к чему такие откровения… И, честно говоря, мне просто страшно за вас!
Отец Андрей был прав. Вот уже тридцать лет католическая церковь переживала глубокий кризис. Ряды ее прихожан редели: кто подавался в разного рода секты, кто в буддизм. В христианском мире все было далеко от благополучия. Стало трудно найти надежных преподавателей, чтобы знакомить со святой доктриной учащихся семинарий. Впрочем, семинарии тоже обезлюдели.
Тогда Рим решил сплотить семинаристов, оставшихся в монастырской школе - схоластикате. Двадцать студентов были поручены заботам ученых монахов, которым предстояло их обучать. Монахи, скрывшиеся от мира в стенах аббатства, должны были вооружить юных питомцев истинами, необходимыми для духовного выживания.
Отцу Нилу доверили обучать их экзегезе - толкованию евангельских текстов. Истинным знатоком древних языков он не являлся, вот и было решено, что в работе ему будет помогать отец Андрей, свободно читавший по – коптски, понимавший диалекты древней Сирии и другие мертвые языки.
Общее дело сдружило двух одиночек: монастырская жизнь не способствует сближению, но любовь к старинным текстам сделала это возможным.
И вот теперь отец Нил потерял своего единственного друга, да еще при столь трагических обстоятельствах. Эта смерть наполнила его душу тревогой.
В это же самое время дрожащая рука набирала номер международной связи, начинающийся на "390", пытаясь соединиться с частной и в высшей степени конфиденциальной линией Ватикана. На безымянном пальце этой руки был перстень с простым опалом. Архиепископ Парижский являл собою пример скромности.
- Слушаю?
Под соборным куполом, возведенным Микеланджело, трубку подняла другая рука с тщательно ухоженными ногтями. На ней также был епископский перстень, но с любопытнейшим камнем - темно – зеленым гелиотропом в виде асимметричного ромба, вставленным в серебряную резную оправу и почти закрывавшим ее. Украшение было чрезвычайно дорогим.
- Добрый день, монсеньор, говорит архиепископ Парижский… А, вы как раз собирались мне звонить?.. Да, история весьма прискорбная. Однако… вы уже в курсе?
"Как это возможно? Ведь несчастье произошло прошлой ночью…"
- Сохранить в полнейшей тайне? Чтобы ничего не просочилось? Это будет сложно. Расследование поручено Набережной д'Орфевр, похоже, это было преступление… Кардинал? Да – да, понимаю… Самоубийство, не так ли? Да… конечно, это горько слышать, самоубийство - грех, против коего даже божественное милосердие бессильно. Вы хотите сказать… предоставим Господу самому решить этот вопрос?
Архиепископ отстранил трубку от уха, чтобы собеседник не расслышал легкого смешка. В Ватикане любят давать поручения Богу.
- Алло? Да, я вас слушаю… Самое время пустить в ход мои связи? Разумеется, с министром внутренних дел у нас превосходные отношения. Хорошо… Итак, я этим займусь. Успокойте кардинала, речь пойдет о самоубийстве, и дело будет закрыто. Ариведерчи, монсеньор!
Архиепископ Парижский всегда очень заботился о том, чтобы не растрачивать без необходимости кредит своего влияния на правительство. Каким образом можно оправдать просьбу, прикрыть без расследования дело о смерти монаха, безобидного книжника? Архиепископ Парижский тяжело вздохнул. Приказы, исходящие от монсеньора Кальфо, не обсуждаются, тем паче когда он передает недвусмысленную просьбу кардинала – префекта.
Архиепископ снова поднял трубку: - Не могли бы вы соединить меня с министром внутренних дел? Спасибо, я подожду…
8
Евангелия от Матфея и Иоанна
Ночь с четверга на пятницу подходила к концу, заря вот – вот должна была забрезжить. Было так холодно, что караульные разожгли костер неподалеку от дворца Каиафы. Домохозяин подошел к огню, протянул руки к его благодатному теплу. Его почтительно приветствовали: как – никак владелец одного из богатейших домов в квартале, знакомец первосвященника… Он обернулся: Петр прятался за углом, напуганный тем, что оказался вблизи дворца - средоточия той власти, которую всего через несколько часов намеревался свергнуть. Его поведение рано или поздно должно было вызвать подозрения.
Домохозяин сделал Петру знак, чтобы тот подошел к костру. Рыбак нерешительно проскользнул в круг греющихся у огня.
Все прошло великолепно. Позавчера он привел сюда ошеломленного Иуду, впервые в жизни попавшего в квартал иудейских сановников. Беседа с Каиафой пошла сначала как по маслу - первосвященник был в восторге оттого, что ему предоставится повод без шума, по – тихому отправить Иисуса за решетку. Потом Иуда вдруг пошел на попятный. Может, до него только в тот момент дошло, кто перед ним, и он сообразил, что собирается выдать Учителя еврейским властям?
- А кто поручится, что вы не прикажете убить Иисуса, как только он попадет к вам?
Первосвященник торжественно поднял правую руку: