Вдруг наступила немая, пугающая тишина… И от этой жуткой, оглушительной пустоты чудилось, будто голову сжимают безжалостные металлические тиски. Пошатнулось небо, и земля поплыла, поплыла. Время, казалось, замедляло свой ход: всадники медленно уносились прочь. Где-то далеко слышалось его имя. Кто-то звал его; звал протяжно, словно хотел пропеть это имя, такое непривычное среди русичей. Все закружилось, завертелось перед глазами, и все быстрее и быстрее, и, вспыхнув неожиданно ярким лучом, мгновенно померкло.
Упав на колени, Берджу уткнулся лицом в землю, тяжело дыша и изо всех сил пытаясь стать на ноги.
- Катя…Катя… - шептал он.
Кто-то пытался помочь ему подняться.
- Катя…
- О, Берджу! - простонала девушка. - Нет! Не умирай, радость моя! - она обняла его за голову. - Я сейчас, я помогу… - Катерина вынула клинок и, оторвав от подола своей нижней рубахи лоскут, приложила его к ране умирающего друга, который слабел с каждым вздохом.
- О, Господи, Милостивый, Всепрощающий! Услышь меня! Не отнимай у меня счастье! - она села на землю и обняла Берджу, положив его голову себе на колени.
- Катюша, я ухожу…Темно…Я ничего не вижу…
- Нет, Берджу, не оставляй меня! Господи, сжалься!
- Море далеко, а судьбина ужо в очи заглядывает… Не стала ты моей…
- Я твоя! Перед Богом я - твоя! И клянусь, любый мой, быть только твоей, - Катерина ласково гладила Берджу по щеке и волосам, вглядываясь в потускневшие глаза. Слезы туманили ее взор, не давая напоследок наглядеться на дорогое лицо, в котором таяла жизнь так быстро. На уходящее. Исчезающее. Меркнувшее лицо…
- Карма… - и Берджу замолчал.
- Берджу-у! Не-е-ет!!! - закричала Катерина и прижалась дрожащими губами к голове ушедшего друга. - Маленький мой, крошечка моя…Берджу-у-у… - простонала она.
Слезы застили глаза. Не верилось в произошедшее. Кругом шла голова. Пустота. В миг наступила пустота. Все рухнуло и умерло. Уж слишком скоро все кончилось; мечты о счастье разбились о холодное железо.
Княжна смотрела на остановившийся, застывший взор любимого человека, самого прекрасного, самого дорогого, и ей казалось, будто она видит кошмарный сон и не может никак проснуться. Рыдать уже не было сил, и слезы сами непроизвольно струились по щекам.
- Как мне жить дале? Зачем? - обняв бездыханное тело, Катя продолжала укачивать его, словно баюкая. - Спи, мой милый. Спи, родной. Скоро я приду к тебе. Никто теперича тебя не потревожит. Спи, маленький. Спи…Сейчас…Я иду к тебе… - она подняла с земли клинок, пальцем стерла с лезвия кровь и нанесла ее себе на волосы. Потом отрешенно глянула на блестящий предмет, который так безжалостно оборвал жизнь дорогого человека, и, отведя его в сторону, уже собралась вонзить себе в живот, как вдруг чья-то рука схватила ее за запястье.
- Нет! - пробасил кузнец Матвей. - Не бери грех на душу, княжна!
Катерина посмотрела на него невидящим взором и исступленно уставилась в землю.
- Вот и убежали, Матвеюшка… - еле выговорила она.
- Брось меч. Скорей! Уже горожане сюда спешат.
Только успел Матвей отбросить окровавленный клинок в кусты, как стал окружать их народ, вооруженный топорами и вилами.
* * *
Парама сидела перед распахнутым окном и невесело теребила шерсть, которая вовсе была ей ни к чему. Но как еще удержать сына в доме, пока Катерина не уедет с мужем? Как вразумить горячую голову юноши, что рано или поздно несбыточным мечтам приходит конец? Как убедить в том, что чем раньше ты познакомишься с реальным миром, тем легче свыкнуться с мыслью, что бремя каждого тяжело по-своему, что все люди ходят под одним Богом, и Он видит всех без исключения. Всех. И никто не избежит должного воздаяния. Никогда не избегал. Никто.
Женщина посмотрела на догоравшую в углу лучину и поднялась, чтобы заменить ее на новую. Подпалив свежую щепку, она вернулась на прежнее место у корзины с шерстью. Задумалась. Вдруг ее сердце бешено заколотилось и, положив руку на грудь, она с тревогой глянула через открытое окно на улицу. Позади что-то затрещало. Парама оглянулась. Только что зажженная лучина погасла, надломилась и осыпалась в лохань с водой. Женщина с тревогой задержалась взглядом на погасшей лучине и, быстро поднявшись со скамьи, поспешила выйти во двор. Тревога нарастала. Погасший огонь в доме означал по восточному поверью несчастье или смерть близких. Сейчас же погас огонь, зажженный ее рукой. Женщина распахнула двери и, тяжело дыша и растерянно глядя по сторонам, побежала со двора, сама не зная куда. Ноги несли ее к площади.
- Берджу… - шептала мать, задыхаясь от спешки. - Сынок… Берджу…Нет, только не это…
На площади уже гудел и собирался народ. Расталкивая толпу, Парама протиснулась в центр и очутилась перед повозкой. Увидев женщину, люди стали медленно расступаться, опуская головы и молча переглядываясь.
- Б-Берджу… С-сынок, - прошептала она, беспомощно протягивая руки к голове мертвого сына, покоившейся на коленях Катерины.
Тайный палач молча следовал за князем Василием по дворцовым коридорам до окна, из которого открывался обзор на все, что происходило внизу, на площади.
- Уведите Катерину и приставьте к ней лекаря, - распорядился он.
Парама прикрыла рот дрожащей ладонью и только теперь заметила княжну, державшую за руку ее мертвого сына. Вмиг улетучилась боль с лица матери и, исказившись от ненависти, оно из бледного стало пунцовым.
- Ты! Это ты погубила моего сыночка! - закричала она и ударила Катерину по лицу. Та, немного придя в себя, заплакала. Но скорее от того, что, наконец, осознала произошедшее, чем от боли. Матвей схватил Параму за руки, стараясь оттащить от княжны.
- Будь ты проклята всеми Богами! - кричала безумная мать, пытаясь вырваться из стальной хватки кузнеца. - Что ж они тебя-то не зарезали, ведьма?! Погубила невинное дитя! Пустите! Пустите меня к сыночку! Берджу, это я, матушка твоя! О, Всемогущий, забери меня вместе с сыном! Я хочу быть с моим дитятком!
На площади было тихо, и каждое брошенное слово, казалось, звоном отдавалось в ушах толпившихся. В сторонке зашептали меж собой девчата с застывшей болью на лице.
К Катерине подошли Афоня с Евдокией и двое молодых слуг.
- Пойдем, княжна - голубушка, - тихо проговорила Евдокия, утирая слезы и беря девушку за руку.
Катерина отрешенно посмотрела на нее и, проведя рукой по волосам Берджу, поцеловала его в голову последний раз.
- Не прикасайся, гадина, к моему дитятку! - снова вспыхнула Парама, пытаясь рваться к Катерине. - Не искупить тебе вины твоей! Только кровью смоешь проклятье мое! Только кровью своей! - грозила ополоумевшая женщина.
- Прощай, Берджу… - прошептала Катя, глядя на него, и попыталась сойти с повозки. Но только она коснулась земли, как ноги подкосились, и княжна обмякла, вовремя подхваченная слугами. Евдокия запричитала вполголоса, крестясь и утирая покрасневшие от слез глаза краем платка. Афоня взял на руки потерявшую сознание княжескую дочь и не спеша побрел с нею прочь из толпы. Дворовые молча последовали за ним.
Люди продолжали стоять в мертвом оцепенении и молчать. Одни провожали жалобным взглядом Катерину, чьи руки и голова сейчас безвольно свисали с плеча Афони, и вспоминали, что еще недавно эта девушка лучилась от счастья. Другие, не скрывая слез, глядели на пожилую женщину, повисшую на телеге, словно желая объять посмертное ложе сына, и гладившую мертвого юношу по голове, монотонно мурлыкая какую-то восточную песню.
8
- Погоди! Не умирай! Не умирай, Берджу… - в бреду шептала Катерина воспаленными устами, мечась по постели в своей опочивальне.
Евдокия шмыгала носом и промокала с ее лба испарину отбеленной льняной салфеткой. Возле окна мудрил над настоем лекарь, что-то растирая в порошок и добавляя в снадобье. Афоня принес новые свечи и, глянув на княжну, спросил у Евдокии:
- Легче голубке нашей, а?
Женщина глянула на него тоскливыми глазами.
- Плоха, лапушка. Жар не спадает. Уж и корень валерианы настаивали. Вроде успокоится, а потом сызнова мечется.
- Бедняжка…
- Бредит. Все его кличет… - утирала слезу Евдокия.
- Неужто не переживет его?
- Господь милосерден, - наконец, вступил в разговор лекарь, до этого отстранено молчавший, растирая в порошок сухие листья хмеля. - Жар минует, а после долго опочивать будет: сил набираться. Господними молитвами излечится ее душа. Господь милосерд. Евдокия, приподними голову страдалице, чтоб не захлебнулась, - проговорил лекарь, и присев рядом с постелью больной, по глотку стал поить затихшую Катерину. - Пей, государыня: силы вернутся. Пей, чтоб нечистая сила отринула от тебя, матушка наша. Нынче подремлешь. А покуда во сне пребывать станешь, вся хворь куда только девается. С рассветом, как туман, рассеется вся недомога твоя, и будто сызнова народишься, девица. Пей, лапушка. Господь шепчет, будто не пришло еще время тебе отходить к нему. Гляди, - лекарь указал на икону в углу, - Боженька улыбается тебе, милая. Он с тобой, княжна. Господь защитит свою верную рабу. Пей до последнего глотка. Пей. Вот и славно. А теперича опочивай, матушка. Вскорости и ты улыбнешься нам, холопьям твоим, - лекарь поднялся со скамьи и, забрав свои горшочки и склянки, ушел откланявшись.
Катерина сползла ниже на подушки и, прикрыв глаза, провалилась в полудрему, а потом и вовсе отошла ко сну. Афоня тихонько вышел, оставив Евдокию караулить хворую.