- Ну, хорошо, ногайцы могут метать свои найзы с неимоверной скоростью. Пока наш пищальник перезарядит свою рушницу, ногаец запустит во врага десятка два копей. Что-то тут у нас не додумано. Ну, свалят наши из пищалей человек сто татар, но это же капля для ихнего двадцатитысячного войска. А если орда сразу сообразит, что делать, да поворотит коней на наших, они же в мгновенье ока растопчут засаду.
- А чтобы больше поразить врагов, - ответил Заруба, - вы сделайте так, как мы уже давно делаем. Каждую пулю надо раздробить на четыре - свинец же легко режется ножом. Четыре части обернуть холстиной и запыжевать в ствол так же, как и одну пулю. В момент выстрела холстина уже на выходе из ствола развернется, а дробь разлетится, и, получается, в противника полетит уже не одна пуля, а четыре. Только дробленых на более мелкие. Но убивают так же – проверено не раз.
А чтобы не мешкать при стрельбе, - продолжал Гнат, - надо пищальников отобрать самых метких. Они пусть ведут огонь по врагу, а помощники подают им уже заряженные пищали. Так будет и быстрее, и урон татарам больший нанесут. Вот и пусть твои казаки, пока будут ожидать врага в засаде, займутся дробью, да зарядят все пищали, чтоб при подходе татар огонь вести непрерывно.
Ивашко внимательно посмотрел на Тунгатара и спросил:
- А не дашь ли ты, атаман, нам несколько дротов ваших, чтоб мы тоже по подобию сделали для казаков? Больно мне нравиться, как вы дроты метаете во врага.
- Какая – такая дрота я тиба должин давать? – удивленно спросил ногаец.
- Ну, дротина по нашему – это тонкая жердина, хворостина. Ваши найзы – это же, в сущности, и есть дротики - прутики.
- Моя найза – это найза. Твоя прутка - дротка моя не знает. Найза я тиба дам пять штука, дротка – не дам! А прутка – лесу ищи, себа жопа бей!
Казаки дружно посмеялись над состоявшимся диалогом и принялись за еду, не зная, насколько долгая жизнь уготована в казачьих войсках дротику с легкой руки атамана коша донских казаков Ивашки Черкаса.
Пожевав печеной картошки с салом, атаманы и сотники разошлись каждый к своим казакам.
Ранним утром ушли все засадные отряды по отведенным им местам. Следы пребывания казаков на стоянках были тщательно уничтожены, чтобы их до времени не обнаружили разъезды противника. А плененные татары были похоронены в глубоком и мрачном овраге…
ГЛАВА 35
Нет у нас в обычае спасать себя постыдным бегством.. Или останемся живы и победим,
Или умрем со славой.
Мертвые срама не имут,
А убежавши от битвы, как покажемся людям на глаза!?
("Велесова книга", дощечка 8-2)
Разместившись в засадах, казаки приготовились встретить врага во всеоружии. Высланные в степь дозоры должны были заранее обнаружить выдвижение крымского войска из разрушенной Астрахани и немедленно отправить гонцов, чтобы предупредить об этом основные силы казаков. А затем незаметно сопровождать крымцев в пути, контролируя все их маневры.
Медленно тянулось время в ожидании…
На второй день к полудню примчался гонец от дозорных и сообщил, что татарское войско в пути, а по степи рыщут их многочисленные разъезды. Где-то татары встанут но ночевку, потому что идут медленно, отягощенные большим обозом награбленного и большим полоном – тысяч пять мужчин и женщин ведут они связанными в длинный караван. Но завтра поутру передовые части, по расчетам, поравняются с первой засадой.
Заруба, который находился со своими людьми и сотней ногайцев в этой засаде, которую он считал самой ответственной, поскольку здесь нужно было действовать мгновенно, объехал все приготовленные казаками засидки, чтобы предупредить каждого о скором приближении врага и напомнить порядок действий.
Для стрелков из пищалей пришлось копать общий окоп длиной около двухсот саженей, открывая перед ними простреливаемое пространство, но и эта работа была уже почти окончена.
Убедившись в полной готовности засидок, Гнат взял с собой десяток казаков и поскакал ко второй засаде, расположившейся на склонах яра, густо поросшего лесом. Эта засада, возглавляемая Тунгатаром, была самой многочисленной и мощной – естественный рельеф местности позволял здесь нанести наибольший урон врагу и уйти беспрепятственно. Зная горячность ногайцев, Гнат боялся, что они ввяжутся в длительный бой, а этого допускать было нельзя.
Но, поговорив с Тунгатаром, Заруба успокоился. Он знал непререкаемый авторитет атамана ногайцев среди его войска, знал и его военную доблесть, выказанную в недавних боях с литовцами. Прощаясь с Тунгатаром, Гнат вдруг услышал вослед:
- За-ру-ба, твоя первый бой в обличьи зверя ешо не била. Смотри, не дай его остаться твоя душа. Потома не выгонять будет. Моя прошла через это. Долга и болна мине било. Душа болел. Смерть искала… Степь уходила, долго один била. Убивал вся живое, что видела. Зверь из мина на воля хотела – я не пускала. Смотри…
Гнат хотел что-то сказать в ответ, но, обернувшись, увидел только удаляющуюся спину ногайца…
Занятый постоянно мыслями о татарах и о предстоящих боевых действиях, Заруба совсем не думал о том, что произошло с ним у безымянной речушки в далеких теперь родных степях у Северского Донца. И очень некстати Карыскыр напомнил о них, вселив в сердце казака тревогу. Но, подумав над словами ногайца, Гнат понял, что вызваны они были искренней тревогой Карыскыра за судьбу его – Зарубы.
Осознавая свою ответственность за жизни казаков, которых увел в поход, Гнат постепенно успокоился и занялся привычными делами. Хотя червь тревоги, вызванный словами Карыскыра, теперь постоянно точил его душу, напоминая о том, что ему нужно постоянно быть начеку, чтобы не случилось непоправимое.
ГЛАВА 36
Ранним утром прискакал гонец от дозорного разъезда и сообщил, что татарский лагерь снялся еще затемно и уже в пути.
Заруба вскочил в седло Янычара и помчался на увал, с которого Крымский шлях был виден, как на ладони.
С первого взгляда на длинную ленту татарского войска, он понял, что в их планы придется вносить существенные изменения. Войско татар шло не единой колонной, как обычно, а разбившись на несколько отрядов. Впереди, с отрывом в полверсты от основных сил, шел головной чамбул в триста сабель, а по обеим сторонам колонны, растекаясь по балкам и увалам веером, скакали боковые дозоры. За ним, длинной извилистой змеей, в окружении всадников, двигался полон. И сколько видел глаз, постепенно втягиваясь в горловину широкой балки, шло основное войско – колыхались стоймя, как пики в небо, бунчуки и знамена.
Не мешкая, Гнат послал гонцов в засадные отряды с уведомлениями о том, что передовой отряд татар и полон его засаде придется пропустить. И, лишь услышав стрельбу от первой засады, которая начнет бой с основными силами, засаде Тунгатара, с которой поравняется передовой отряд татар, придется выбивать его и освобождать полон. И теперь нужно будет всем засадным группам прикрывать тылы засад и коновязи, чтобы уберечься от рыскающих в боковом охранении татарских разъездов.
Благо, войско татар двигалось медленно, гонцы на рысях ушли с известиями, а отряд Гната успел укрыть окоп стрелков и засидки ногайцев ветками и камышом, так что со шляха их нельзя было обнаружить даже с близкого расстояния.
Долго тянулся мимо казаков караван людей, плененных татарами и угоняемыми в рабство. Изможденные, утомленные длительными переходами, обожженные палящими лучами солнца, понуро брели они, погоняемые бичами всадников на сытых, отдохнувших лошадях.
Рука Гната непроизвольно потянулась к пистолю, когда он всего в сотне саженей от своей засидки увидел, как от обжигающего удара бича лопнула и полуистлевшая сорочка на спине раба, и кожа на его спине вздулась и брызнула горячей кровью…
Гнат скрипнул зубами и с трудом заставил себя успокоиться.
Густая пыль, поднятая тысячами копыт, плотной пеленой висела над дорогой, проникая в легкие и вызывая кашель, и то здесь, то там в казачьих засидках все чаще стало раздаваться глухое покашливание. И если бы не шарканье ног пленных, да не стук копыт по утрамбованному десятилетиями шляху, казаки давно уже были бы обнаружены.
Но, наконец, показался из пыльного марева и первый ряд татарской конницы. Шли они ровно и слаженно, поблескивая на солнце доспехами, по четыре всадника в ряду, не подозревая, какая участь ждет их через несколько мгновений.
Заруба находился в дальнем конце засадной линии и должен был сделать первый выстрел, после которого откроют огонь остальные казаки. Он терпеливо ждал, высматривая жертву. И она не замедлила появиться. Это был высокий татарин, несомненно, высокого ранга, так как на плечи его был наброшен ярко-алый плащ из камки , расшитый золотым шитьем и отороченный мехом соболя, под которым поблескивала дорогой отделкой кольчуга с золочеными киревками , коих не могло быть у простого воина. Татарин обогнал передний ряд всадников и что-то стал им говорить, размахивая ногайкой.
В этот момент Гнат плавно потянул спусковой крючок пищали, целясь татарину в голову. Из обреза ствола вылетел сноп пламени, и четыре крупных дробины, сделанные из одной пули, кувыркаясь, полетели во врага. Две из них точно попали в цель, сбив с коней и высокого татарина в дорогих одеждах, и воина, волею судьбы оказавшегося рядом с ним.
Вслед за выстрелом Зарубы раздался стройный залп рушниц из окопа, и градом полетели найзы ногайцев, выкашивая татар целыми рядами. А вслед за первым залпом, не давая татарам опомниться, прозвучали и второй, и третий. А найзы все летели и летели, со свистом рассекая воздух, нескончаемым потоком.