- Боже мой! Боже мой! - бормотал юноша, схватив графа за руки и стараясь получше разглядеть его.
- В чем дело? - нетерпеливо спросил Кернан.
- Идемте, идемте, - возбужденно ответил юноша, - нельзя терять ни секунды!
- Постойте-ка! - вмешался Кернан. - Что вам угодно? Куда вы собираетесь отвести моего господина?
- Да идемте же! - уже настойчиво повторил юноша, схватив графа за руки и пытаясь увлечь за собой.
Бретонец готов был наброситься на шевалье, когда граф остановил верного слугу.
- Пойдемте, Кернан, пойдемте! Я чувствую, перед нами честный человек!
Кернан, повинуясь, занял место слева от юноши, готовый убить его при малейшем намеке на предательство. Втроем они покинули кладбище через ту же самую брешь и направились вдоль ограды. Де Треголан молчал и не выпускал руку графа.
Они вошли в город и, не доверяя улицам, углубились в лабиринт узких переулков. Они были единственными прохожими в этот час, но это не успокаивало Кернана, который не переставал настороженно оглядываться по сторонам.
Вдруг ночную тишину огласили звуки веселья. Песни и радостные крики доносились из епископского дома, мимо которого как раз проходили шевалье и два его спутника. Там Карваль праздновал победу, судьи танцевали с палачами, и Кернан почувствовал, как его охватывает бешенство.
Наконец юноша остановился возле неприметного домика, одиноко стоящего на окраине.
- Это здесь, - сказал он и схватился за молоток, собираясь постучать.
Кернан перехватил его руку.
- Секундочку, - сказал бретонец.
- Оставь его, Кернан! - вмешался граф.
- Ну уж нет, мой господин! В это подлое время всякий дом подозрителен. Не худо бы знать, куда собираешься войти. Зачем нам туда? - спросил он, пристально глядя на юношу.
- Чтобы увидеть мою сестру! - ответил тот с печальной улыбкой.
Он легонько постучал в дверь. Друзья услышали осторожные шаги, которые замерли у порога. Шевалье постучал снова, на особый манер, и прошептал:
- Бог и король!
Дверь отворилась. В прихожей стояла пожилая женщина; она явно встревожилась, увидев юношу в сопровождении двух незнакомцев.
- Это друзья, - сказал он, - не бойтесь ничего.
Дверь захлопнулась. Пламя свечи открыло перед Кернаном коридор и в конце него - витую деревянную лестницу, уходящую наверх. Шевалье, а следом за ним граф и Кернан стали подниматься по ней. Последний все еще держал оружие наготове. Однако те несколько слов, которыми обменялись шевалье и хозяйка дома, должны были успокоить его.
- Шевалье, - услышал он ее слова, - я очень беспокоилась, пока вас не было.
- А как она?
- Плачет так, что сердце разрывается, - последовал ответ.
- Проходите, господин граф, - произнес юноша.
Лестница заканчивалась дверью, из-под которой пробивалась полоска света. Шевалье широко раскрыл ее перед графом и произнес:
- Господин граф де Шантелен, вот моя сестра!
Прежде чем граф переступил порог, Кернан бросил быстрый взгляд в глубину комнаты, и… дикий крик радостного удивления вырвался из его груди.
Мари де Шантелен, его племянница, предстала перед ним. Она лежала на кровати без движения, но была жива! Жива!..
- Дитя мое! - вскричал граф.
- Ах! Отец мой! - воскликнула девушка, приподнимаясь с кровати и падая в его объятия.
Их чувства не поддавались описанию. Да и как можно передать то, что испытывали в этот момент отец и дочь? Они были словно в бреду. Кернан, расцеловав Мари, теперь плакал в углу комнаты. Шевалье де Треголан, сложив руки, с умилением взирал на эту сцену.
Вдруг Мари вскрикнула: страшная догадка всплыла в ее памяти.
- Моя мать?! - вырвалось у нее.
Она еще не знала, что графиня скончалась в часовне замка.
Граф молча показал на небо, и Мари, почти лишившись чувств, снова упала на кровать.
- Дитя мое! Дитя мое! - бросился он к дочери.
- Не путайтесь, мой господин, - сказал Кернан, приподнимая голову девушки, - это кризис, он скоро пройдет.
Действительно, через несколько мгновений сознание вернулось к ней, и слезы хлынули ручьем. Наконец ее рыдания стихли, и граф спросил:
- Но что за чудо избавило тебя от смерти, дитя мое?
- Сама не знаю, отец! Я находилась почти без сознания, когда меня втащили на эшафот. Потом я ничего не видела и не слышала. И вот я здесь!
- Тогда расскажите вы, господин де Треголан! Расскажите вы!
- Господин граф, - ответил шевалье, - мою сестру бросили в тюрьмы Кемпера. В отчаянии я поспешил в Париж и после долгих просьб добился приказа о ее помиловании. Его подписал Кутон, которому наша семья в прошлом оказала одну услугу. Я бросился в Кемпер, но, несмотря на все мои усилия, приехал слишком поздно!
- Слишком поздно?
- Первое, что я увидел, - продолжал шевалье сквозь рыдания, - голову своей сестры, покатившуюся с эшафота!
- О! О! - Граф взволнованно схватил руку юноши.
- Как я сам не свалился замертво? Как не закричал? Как не потребовал вернуть мне ту, чья жизнь находилась в моих руках? Я не в силах этого объяснить. Но Господь - и я благодарен ему за это - вдруг послал мне счастливую мысль. Все несчастные в глазах палачей были на одно лицо, те даже не знали своих жертв! И вот, в тот момент, когда палач взошел на эшафот, держа на руках потерявшую сознание мадемуазель де Шантелен, я выбежал вперед и, сделав нечеловеческое усилие, закричал: "Помилование! Помилование для моей сестры!" И им не оставалось ничего другого, как отдать ее мне, а я перенес ее в дом этой доброй женщины. Вот почему вы видели меня на могиле той, с кем мне больше не суждено встретиться.
Граф опустился на колени перед юношей.
- Сын мой! - промолвил он.
Кернан, обхватив ноги шевалье, плакал навзрыд.
Глава VIII
БЕГСТВО
Можно представить, какую ночь провел граф возле своей дочери, чудом избежавшей смерти. И хотя свидание с ней разбередило еще свежую рану - смерть графини, этой святой и мученицы, - боль утраты заглушалась неизъяснимой радостью. Какие только молитвы не возносил он к небесам! Одни - за упокой своей жены, другие - за здравие своей дочери.
Кернан же обратился к юноше со словами:
- Господин шевалье, отныне я - ваш преданный пес; вся моя кровь не стоит того, что вы сделали для нас.
Бедный юноша! Он не мог разделить с новыми друзьями их радость, ведь за нее заплатила жизнью его сестра!
Наступило утро, и Кернан занялся самыми неотложными делами. Чтобы не подвергать опасности жилище, приютившее их, друзья решили как можно скорее уехать из Кемпера, и Кернану не оставалось ничего другого, как отложить исполнение своих планов мести Карвалю: прежде всего следовало подумать о спасении Мари.
- Господин граф, - сказал шевалье де Треголан, - я подготовил все заранее для того, чтобы спрятать сестру в рыбацкой хижине в деревушке Дуарнене. Как вы посмотрите на то, чтобы дождаться там лучших времен или возможности покинуть Францию?
Граф взглянул на Кернана.
- Идем в Дуарнене, - ответил тот. - Мысль неплоха, и если мы не сможем найти судно, то спрячемся так, что никто и не заподозрит нашего присутствия.
- Не стоит терять ни секунды, надо отправляться сегодня, же утром, - сказал шевалье, - необходимо как можно скорее доставить мадемуазель де Шантелен в надежное место.
- Но сможем ли мы остаться в Дуарнене, не вызвав подозрений?
- О да! Там живет наш старый слуга, добряк Локмайе. Он рыбак и с радостью приютит нас в своей хижине. Мы поживем там, пока не представится возможность уехать из страны.
- Пусть будет так, - согласился Кернан. - И не станем терять времени. До Дуарнене всего пять лье, мы сможем добраться туда к вечеру.
Граф одобрил этот план. Он страстно желал, чтобы бедная девушка как можно скорее обрела покой, в котором она так нуждалась. Но он видел, что его дочь еще очень слаба, и опасался, что она не осилит всех трудностей пути. Перед глазами Мари все время представали картины казни так ясно, что сознание вновь почти оставляло ее. Девушка вздрагивала при малейшем шорохе; ей казалось, что палачи каждую минуту могут вернуться за ней. Однако ласки отца и Кернана придали ей сил, и она объявила, что готова идти навстречу любым опасностям, лишь бы вырваться из этого города, который оставил в ее памяти такие страшные воспоминания. Теперь следовало позаботиться об одежде.
Хозяйка дома, которую граф горячо благодарил за ее доброту, принесла одежду крестьянки. Девушка, оставшись наедине со своей благодетельницей, облачилась в новый наряд, призванный скрыть Мари де Шантелен от посторонних глаз. Отныне на ней были красные чулки, протертые от частой стирки, полосатая шерстяная юбка и передник из грубого полотна, охватывающий всю ее фигурку.
Мари де Шантелен шел восемнадцатый год. Своими кроткими голубыми глазами, теперь покрасневшими от слез, очаровательным ротиком, который уже пытался улыбнуться, она очень походила на отца. То, что ей пришлось вынести во время тюремного заключения, очень изменило ее, но внимательный наблюдатель сразу заметил бы истинную красоту девушки. Остатки белокурых волос, остриженных рукой палача, она спрятала под чепцом, по местному обычаю глубоко надев его на голову. Передник, прикрывавший корсаж, удерживался на лямках, подколотых большими булавками. Белые руки Мари натерли землей, чтобы придать им более естественный оттенок. В таком виде она стала неузнаваема для всех, в том числе и для Карваля - ее злейшего врага.
Через полчаса обряд переодевания закончился. За окнами брезжил рассвет. Часы на здании муниципалитета пробили семь, когда наши друзья, тепло попрощавшись с хозяйкой, незаметно покинули город.