Если перевести на русский, получится «Я тебя люблю».
В баре журчали фонтанчики. Золоченые бра мягко проливали на стены свет. Пахло дорогим кофе. А еще дымом дорогих сигарет. Столики на причудливо изогнутых ножках стояли у стен. А огромные пухлые кресла манили в свои объятия.
И я окунула себя. Хулио Иглесиас повел вдруг старую песнь о любви. И стало вовсе хорошо.
На остатки купюр заказала, почти что расточительно, горячий шоколад, джин с мороженым, киви.
Когда джин растворил остатки благорассудства, а витая черная свеча – она на столике стояла – уронила самую жаркую из своих слез, ко мне подсел Некто.
Он выглядел недурно. Высок, худощав, волосы темные, но не щеголь. Незнакомец плохо говорил по-русски. Назвался Франсисом. Сказал, что приехал из Марселя. От Франсиса очень дорого пахло… Еще он сказал, что хочет за мной поухаживать. Я разрешила, запивая слова горячим шоколадом.
С трудом подбирая русские слова, Франсис сказал, что он режет людей (хирург, в смысле). И что несколько месяцев работал в нашем городе в одной из клиник: требовалась практика. Потом спросил, какая работа у меня.
Потом мы танцевали. Потом снова говорили. Когда вечер перекинулся в ночь, Франсис вызвался меня проводить.
В хрустко-новенький пакет, где в другом, меньшем пакете, лежали платье с голой спиной, пилка для ногтей и помада, он опустил огромную коробку конфет и бутылку коньяка «Камю». Мне подарок. Пакет стал тяжелым. Франсис понес сам.
Потом мы долго ловили такси. Потом ехали. Потом он сказал, что на его родине, во Франции, у него есть женщина, которую любит. И, кажется, к весне они поженятся.
У моего дома Франсис поцеловал мне руку и поздравил с приближающимся Рождеством. Еще он сказал, что я ему очень понравилась и ему бы не хотелось так скоро улетать. Но улетать надо. Еще он говорил про аэропорт и про рейс, который через два с половиной часа…
Стало грустно. Я Франсису сказала: «До свидания». Он тоже сказал: «До свидания». И поднял глаза на темные окна моей квартиры. Спросил, не страшно ли так высоко жить? Я сказала, что нет, и мы расстались.
Что было потом? А потом был конец света. Для меня.
О пакете вспомнила не сразу. Пока поднималась. Пока раздевалась. Потом переодевалась. Потом ванная… И только когда в недрах туалетного бачка что-то надрывно всхлипнуло – меня словно током!
Я рванулась к двери. Почти голая. Взгляд зацепился о циферблат настенных часов…
Что говорить… В аэропорт бы, может, и успела, если бы сию секунду мне на лоджию подали вертолет.
… О платье, улетевшем в Марсель, старалась не вспоминать.
Пару раз оно мне приснилось. А один раз даже надетым на манекен, по форме смахивающий на пилку для ногтей…
Нет, не сочувствуй. У этой истории есть продолжение. Заинтриговала? Если дочитаешь книжку до конца, о ней узнаешь. А пока еще немного о платье стервы.
ЧЕРНОЕ ПЛАТЬЕ СТЕРВЫ (ПРОДОЛЖЕНИЕ)
Оклемавшись от потери (месяца три прошло, не меньше), к своему дню рождения позволила маленькую радость: купила стильный журнал, напичканный фасонами и фасончиками к весне. Ну и советы там всякие были.
Я усаживалась удобно в кресло и подолгу листала нарядный глянец страниц. Нравилось все. И случались мгновения, когда непроизвольно ощущала себя в объятиях бархатных, твидовых, шелковых, шерстяных экземплярчиков.
Я листала страницы, рассматривала картинки, а из залежей памяти выплывало черное платье… Я зажмуривала глаза – очень хотелось вспомнить себя в чертовски сказочном «чулке». Получалось… От обиды хотелось реветь.
Нет, не подумай, слезы не подпитывались неудержимой страстью к дорогим шмоткам. Какая там страсть… Просто я была женщина. Может, в чем-то больше, чем соседка Наташа. Или приятельница Катя… Ну да ладно, оставим, а то обижу девчонок.