5
В тот вечер долго сидел Ли Бо у жаровни с углями, писал письмо далекому Ду Фу.
"Друг мой! Вот и от вас прилетел белый гусь, обронил перо мне в ладонь. Опять из Чанъани весть. Что вы ищете там, в Чанъани, никак не пойму: нет там наугольника, чтобы измерить прямоту ваших помыслов, нет там весов, чтобы взвесить ваши таланты, - там хорошо взвешивают золото и серебро, а сердце истинного мужа поймет лишь тот, кто думает о нем. Конечно, в столице есть достойные люди, и они обрадуются знакомству с вами, - прежде всего Ван Вэй и Гао Ши.
Спрашиваю вас, зачем направили путь свой в Чанъань, а сам не могу ответить, зачем гнал коня в Фэньян. В безделье слоняюсь теперь, без друга и без семьи скучаю как никогда. А сосны скрипят, скрипят... Мелкий снег, словно голубь, клюет ладонь, стою под снегом один, и далеко-далеко так же, как я, человек стоит.
Старше меня, кажется, нет никого в этих краях, но мои знания никому не нужны. Одного взгляда достаточно, чтобы понять: здесь охраняют не только северные рубежи Поднебесной - здесь собрана грозная сила, а сила, как вы знаете, не считается с властью. Думаю о Поднебесной, а на сердце тревожно: если у силы, власти, красоты одна цель, то закон окажется в безвыходном положении. Здесь много метких лучников, хотел указать им истинную цель, но кто послушает старика? Только такой, как вы, мой далекий друг. Мы встретились, как слива встречается с южным ветром; я запутался в алых цветах, и одежда моя стала алой, а сердце полно тоской; как река Вэнь день и ночь катит воды к реке Цзиншуй, так и я стремлюсь к вам ночью и днем, дорогой Ду Фу.
Хочется ближе к теплу, а здесь отодвинешься от жаровни - и мерзнет все тело. Когда же мы встретимся снова, по воле своей и поднимемся на вершину горы, где вечно зеленеют ели? Не медлите с ответом, вот подожду немного, возьму посох и в путь.
Помните обо мне".
Письмо было послано Ду Фу, но попало в руки цзедуши, теперь лежало перед ним, запятнанное красными точками и кругами, как экзаменационное сочинение, и наместник смотрел на ханьлиня, как учитель на ученика. Сам он прочитать письмо не мог - значит, кто-то из чиновников отметил подозрительные строки. Как же так получается? Написал письмо государю - оно попало к Гао Лиши; послал письмо Ду Фу - оно у Ань Лушаня. Пишешь одним, читают другие. Может, писать другим?
- Ли-сяньшэн, известно, вы человек прямодушный, а обо мне что и говорить, - я солдат, грамоты не знаю, поэтому ответьте мне прямо: кто такой Ду Фу?
- Он поэт, сейчас живет в Чанъяни, ищет какую-нибудь должность, достойную его таланта.
- Поэт? Разве это не должность?
- Нет. Это, как родимое пятно на спине, одни рождаются с ним, другие без него.
- И чем же те, с родимым пятном, отличаются от меня?
- В поэте явно великое, он творец прекрасного; дар у поэта высок - не то что слова человека.
Наместник почесал нос большим пальцем.
- Понял: поэт говорит сто слов, где можно сказать одно. А что означают в письме слова: "Если у силы, власти, красоты одна цель - закон окажется в безвыходном положении"?
- Сила - ты, власть - Первый министр Ли Линьфу, красота - Ян гуйфэй, а закон - это сам император.
- А почему ты решил, что мы трое заодно?
Ли Бо смотрел на толстые щеки наместника. Вор! А он, потомок древнего рода, должен объяснять дикарю знаки, начертанные другу. Да, слишком далеко он ушел от дома. В Шу зеленые склоны гор поднимаются высоко, взгляд плавно идет от вершины к вершине, словно заостренный кончик кисти, оставляя на голубом свитке неба одну мягкую, волнистую линию. Лимонная луна замерла на кромке вершины, кажется, задержишь взгляд - и сорвется, покатится золотым колесом. Если он выберется из Фэньяна, никому никогда не будет давать советы, - у каждого своя голова на плечах. А мир пусть спасает, кто хочет.
Ли Бо встал с расписной лежанки.
- Бараан! - Сотник в лисьей шапке откинул полог. - Готово?
Видимо, все было готово. Слуги внесли громадные долбленые корыта, полные дымящегося мяса, блюда с жареной конской кровью, чаши с топленым молоком. Вошли тысячники, сели кругом, достали узкие ножи, выхватывали треснувшие кости, нестерпимо горячие, жадно высасывали жирный мозг. Наместник поднял руку: два меднолицых степняка вошли в шатер, встали на колени перед расписной лежанкой.
- Ты! - Наместник ткнул костью в того, кто стоял ближе.
Тот запел. Ли Бо никогда не слышал такой мелодии: словно человек гнал коня и на всем скаку пел, подпрыгивая в седле; голос прерывался, как бы подскакивая, раздваиваясь на ровный, высокий тон и скачущие резкие звуки. Тысячники слушали певца, восхищенно причмокивая, бросая ему куски мяса. Песня кончилась неожиданно - взлетела и оборвалась.
- Ты! - Наместник показал пальцем на второго; он был старше, держал спину прямо. Низкий голос угрожающе зарокотал, как боевой барабан, глухой, тревожный, каркающий звук казался неестественным, хотелось заглянуть в рот певцу, выкинуть что-то, так странно раздваивающее голос на нечеловеческие голоса: глухой, рыкающий и свистящий, как стрела. Откуда такие песни, о чем они, как их поют?
- Ли-сянынэн, кто из них поет лучше?
- Первый, - ответил Ли Бо.
Тысячники захохотали, хлопали жирными ладонями по коленям, заваливались на спину, трясясь от смеха. Один из воинов схватил за волосы молодого певца, запрокинул ему голову, а второй стал хлестать сыромятным ремнем по губам.
- Он поет, как коза, потерявшая козленка. Ученый, ты ошибся в таком пустяковом деле, а хочешь, чтобы я слушал твои советы. Здесь Город Героев, а не Лес Кистей. Да, все хочу спросить: зачем тебе такой хороший меч?
- Если тебе хоть раз понадобится меч, носи его всю жизнь.
- Ты снова ошибся. Если носишь меч у пояса, хоть раз в день вынимай его из ножен.
- Нет, я не ошибся, наместник Ань. Сколько раз ты вынешь меч, столько раз и твой противник обнажит оружие. Ты думаешь, если победил в шестидесяти битвах, значит, ты непобедим? Но даже сто раз сразиться и сто раз победить - это не лучшее из лучшего; лучшее из лучшего - победить, не сражаясь.
Глава пятая
1.
Что за существо копошится в смрадной жиже? Даже ржавые прутья клетки растолстели, осклизли. С таблички давно стерлись знаки "государственный преступник", кто узнает великого Ли Бо в копошащемся существе с лицом, как разварившийся пельмень? Даже Гу И читает указ, зажав нос, плюет под ноги, только бы скорее отойти от клетки, сесть в паланкин, окуренный дымом можжевельника.
Преступник хрипло смеется, бесстыдно чешется, как обезьяна, ловящая блох. Хотя еще не добрались до Елана, ссылка для него уже кончилась - началась смерть. Все вверх и вверх вдоль мутной, быстрой, бескрайней Янцзы вьется дорога по зеленым холмам под желтым палящим солнцем, затянутым влажной дымкой испарений; одичавшие собаки бегут за повозкой, и одичавшие мальчишки царапают грязные вздувшиеся животы. Столпились черные лачуги, пальмы высоко подняли вершины, обмахиваясь веерами длинных листьев, со стволов содрана кора, сохнут.
Хрипят лошади, поднимая телегу в гору, вихляют колеса. Все выше, мимо густых кустарников, акаций, мимоз, - на гору, легшую вдоль реки огромным извивающимся драконом. Отсюда видно море черепичных крыш, прямые улицы, мощенные огромными черными плитами, харчевни с погасшими очагами, квадрат пустынной площади, замкнутой с двух сторон серыми стенами, с третьей - высокими воротами с резными драконами и потускневшими золотыми иероглифами.
Что за город? Что за тюрьма? Почему рушится мир, а тюрьмы стоят? Глиняная ограда оклеена алыми указами о разыскиваемых преступниках. Валяются в пыли три обезглавленных человека, с одного даже не сняли колодки. На заостренные шесты насажены головы, выше всех ссохшаяся головка с дряблыми щеками, оскалены крупные, выпирающие зубы, черные волосы блестят от дождя, часто падают на землю капли. Вот и встретились вновь с принцем Линем... Давно ли эта сморщенная голова важничала на плечах?
2.
- Спасать мир - не мое дело.
Шестнадцатый сын императора подождал, не пояснит ли свои слова Ли Бо. Не дождавшись, положил крест-накрест костяные палочки на желтую чашку с густым акульим супом.
- Дорогой Ли, вы вынуждаете меня открыть государственную тайну. Император Сюань-цзун отрекся от престола в пользу третьего сына.
- Вашего брата, почтительный господин? - изумленно спросил Ли Бо.
- Принц воспринял от неба огромную судьбу, мудрость, прозорливость и светлый ум, отныне он император Су-цзун. Меня вызывают в походную ставку государя в Линъу. Это тысяча ли... А я уже стар, я искалечен ранами в боях с ничтожеством-полукровкой [ Принц имеет в виду Ань Лушаня.]. меня одолевает ревматизм. В моем теле едва теплится дыхание жизни. К тому же ни на одной почтовой станции нет лошадей. Пускаться в путь на корабле? Кораблей у меня действительно много, но сейчас осень, море неспокойно. И вот, когда я призвал вас дать мне совет, вы, почтенный Ли, отказываетесь, ставя меня в затруднительное положение. Если я не явлюсь в Линъу, у государя сложится впечатление, что я не слишком ревностный сторонник династии, а такой человек заслуживает казни. Вы устрашили своей кистью страну Бохай - неужели это труднее, чем заверить государя в моей преданности?
Ли Бо опустил в чашку крохотную деревянную уточку, смотрел, как раскрашенная игрушка плывет в вине от одного края чаши к другому. Отпил несколько глотков, чаша обмелела, уточка замерла на фарфоровом дне.