Лозовой принялся негромко и быстро рассказывать. Из его сбивчивой речи Бойченко понял: банда большая, а с кулацкими сынками да подкулачниками, примкнувшими к ней, и того более.
- Вот только что свой человек пришел, - пришепетывая говорил Лозовой. - Сказал, совещание у бандитов будет этой ночью.
- Кто соберется?
- Главари банды, местные кулаки Богоявленские, да Копаньской и Кисляковской волостей.
- Где?
- В Ефимовке, в Ефимовке. В крайней хате со стороны Кисляковки.
- Выходит... - как бы размышляя вслух, проговорил Касьяненко. - Поедем над берегом лимана. Добре. Там и овражки есть. А вдруг засада?
- Ни. Мой человек сейчас оттуда. Сведения точные. Охрана только у хаты.
- Ладно. Проверим. Ну, поехали.
- А заводных коней у вас нема? - спросил председатель.
- Имеются.
- Шестеро незаможников со мной. А коней нет. Как возьмешь со двора? Вмиг догадаются, подлюги. Они ни жинку, ни детей не милуют. А так - вроде в городе болтаемся.
Касьяненко распорядился дать крестьянам заводных лошадей и выслал вперед разведку, которую возглавил Лозовой.
Обогнули балкой Богоявленское. И тут, когда до Ефимовки оставалось версты четыре, Матвей приметил вдали всадника, наметом скакавшего по степи. Дорога здесь делала петлю, а всадник Мчался, срезая путь,
- Касьяненко! Смотри! - крикнул Бойченко.
- Давай! Перехвати! - приказал командир опергруппы.
Матвей и Костя пришпорили коней и взяли с места в карьер. Бросились наперерез. Местность была незнакомая, и они рисковала поломать лошадям ноги или сами угробиться в какой-нибудь прикрытой темнотой и обманчивым лунным светом ложбинке.
Сжав зубы, заломив кубанку, Бойченко торопил и торопил коня. Стрелять было нельзя. Плохо, если и всадник откроет пальбу. А разведка спустилась в балочку и не видит человека, который наверняка хотел предупредить бандитов и кулачье, собравшихся на совещание, о появлении чекистов.
Расстояние между всадником и чекистами сокращалось. Матвей видел надувшуюся парусом рубаху парня, который голыми пятками подгонял неоседланного и невзнузданного коня. Бойченко знаком послал Костю вперед и наперерез, а сам пустил свою лошадь прямо на всадника.
"Только бы он не стал палить! Только бы не поднял стрельбы!" - шептал Матвей. Уравнявшись со всадником на скаку, Бойченко ринулся к оскаленной лошадиной морде, заставил лошадь свернуть и лишь тогда сшибся, ухватил парня за ворот рубахи, бросил его наземь.
Подоспевший Костя Решетняк стал ловить невзнузданного коня, чтобы тот, чего доброго, без седока не отправился в Ефимовку и не поднял там тревогу. Бойченко подъехал к парню и соскочил с лошади. Подошел к тому осторожно. Оружия в руках не было. Парень тихо и злобно подвывал:
- Батя... Батя... - и вдруг вскочил, зверем кинулся на Бойченко. Подавшись вперед, Матвей двойным ударом сбил парня с ног. Тот снова упал.
К ним подъехал Касьяненко и несколько бойцов. Кто-то кинул веревку, чтобы связать парня. Тому скрутили руки, поставили на ноги.
- Зачем скакал в Ефимовку? - низким злым басом спросит Касьяненко. - В обоз его. Теперь сомнения нет - сборище у них в Ефимовке. Как пить дать.
Они присоединились к отряду и у выезда из балки встретил свою разведку.
- Дальше всем нельзя. Они охрану, поди, выставили. - Касьяненко отдал приказ окружить сельцо и со своей оперативной группой начал скрытно подбираться к первой у дороги хате, где, как сообщил Лозовой, проходило совещание главарей банды и местного кулачья.
Вся Ефимовка была погружена в темноту. Лишь в этой хате, сквозь прикрытое рядном окно, пробивался слабый свет.
- Видишь? - тихо спросил Касьяненко, ползком подбиравшийся к хате рядом с Матвеем.
- Вижу, - ответил Бойченко.
Перёд хатой с винтовкой стоял часовой, в тени дерева он был едва заметен. С боков тоже прохаживались бандиты.
- Крепкая охрана. По-военному поставлена. Видать, в банде офицеры есть. Тихо снять надо. Чтоб не пикнули. Потом - я к двери, вы - к окнам. И по моему сигналу...
- Товарищ командир... - проговорил один из незаможников, - я - цього визьму, у дороги. Вин Мараманова сын, самого богатого куркуля. К девкам в Кисляковку вместе ходили.
- Ладно, - согласился Касьяненко. - Бери этого чертова сына. Ты, Матвей, с ним пойдешь. Я с тем, что справа, управляюсь. А Костя, тот левого прищучит.
Снова поползли по-пластунски. Только лозовский незаможник, выбравшись из балочки, что была метрах в ста от часового, двинулся, пошатываясь, прямо на дорогу. Хоронясь за каждым бугром, вдыхая пряный запах весенней земли, Матвей едва поспевал за парнем. А тот шел себе и шел, метрах в десяти от часового остановился, будто только увидел, поздоровался, спросил табаку.
Часовой гмыкнул понимающе:
- Ишь как ты, Микола, нахлестався. У Параськи був? - И, приставив винтовку к дереву, полез в карман за табаком. - На, бери.
Но не договорил, боец из опергруппы приставил к затылку часового дуло карабина, прошипел:
- Пикнешь, мозги вылетят!
А Матвей тем временем закрутил снятой с бойца обмоткой рот часового. Под лапищами Касьяненко тот опал у двери. Только со стороны огорода еще слышалась возня Кости. Как он потом говорил, мужичонка попался хлюпкий, но со страху вился и бился змеей, кусался и царапался по-бабьи. Еле-еле удалось с ним справиться.
По знаку Касьяненко бывшую охрану оттащили подальше от дома. Затем он и Матвей снова подкрались к хате и заглянули в окна. Матвей увидел лишь край стола и семерых бандитов. Но в комнате их было больше. Через густую сизую пелену махорочного дыма, в свете неярко горящей лампы трудно разглядеть лица. Все смотрели на горбоносого бритоголового человека с насупленными бровями и выдвинутой вперед нижней челюстью. Его рука короткими четкими взмахами рубила воздух: он давал наставления.
- Не деревенский, сразу видать, - прошептал Касьяненко над ухом Матвея. - Он заводила. Я на свое место, а ты тут смотри.
Командир оперативной группы подошел к низкой двери хаты и забарабанил в нее рукояткой нагана:
- Открывай! А то сам открою!
Тут же в ответ в хате грохнули выстрелы, зазвенели стекла. Свет в комнате погас.
Матвей видел, как Касьяненко своим пудовым сапогом вышиб дверь и швырнул в сенцы гранату. Раздался грохот, пламя вырвалось из дверного проема и тут же затрещали под ударами переплеты рам. Из окон, паля куда попало, выскакивали бандиты. В проем ближнего окна пытались выбраться сразу двое, Матвей выстрелил из парабеллума, но тут же почувствовал, будто саблей саданули по плечу, и согнулся от боли. Тем временем второй пролезавший в окно бандит, выкинув убитого, выпрыгнул из хаты и огромными скачками, по-заячьи, кинулся к огороду и исчез за плетнем.
Перестрелка шла уже на задах сельских дворов. Пойманных бандитов сводили к дереву перед хатой. Их оказалось десятка два. Несколько были ранены, и санитар отряда возился с ними. Потом два бойца принесли тело убитого товарища и положили его на подъехавшую подводу. Еще одного раненого чекиста нашли в огороде.
Боль в плече у Матвея вроде прошла. Он попытался отойти от стены хаты, но закружилась голова и уже по ладони потекли теплые струйки крови, а пальцы стали липкими, и их покалывало, будто рука занемела. Подошедший Касьяненко поглядел на Бойченко. крикнул санитара. Тот чиркнул зажигалкой, спросил:
- Куда тебя?
- В плечо.
- Жалко кожанку резать, - сказал санитар. Матвей стиснул зубы: "Потерплю".
- Кость цела. А мясо заживет! - привычно балагурил санитар, обрабатывая рану. - Кость - главное. Недели через две ты этой рукой гидров будешь приглаживать не хуже прежнего.
Бойченко вместе с санитаром поехал в тачанке. Касьяненко и Костя рысью на конях - рядом.
- А тот, бритый, ушел, гад, - раздумчиво проговорил Касьяненко. - Жаль. Самая крупная рыба.
- Теперь встретимся, - не прошляпим, - сказал Матвей. - Если он - главарь, не миновать ему пути в город.
- Тоже верно, - согласился командир опергруппы.
Копыта коней мягко ступали по пыли. Серая под луной ковыльная степь была молчалива. Слева серебрились воды лимана.
4. "ГЛУХОЙ" ФАРМАЦЕВТ
Председатель губчека Буров вызвал Сашку Трояна и Валю.
Троян входил в кабинет с решением сказать Бурову такие слова: "Если очки мешают мне быть настоящим чекистом, то, наверное, Матвей ошибся, когда рекомендовал меня в ЧК".
Что касается Вали, то она посчитала этот одновременный вызов чистой случайностью.
Кроме Бурова, в кабинете находился Горожанин, как всегда я выутюженном костюме, белой сорочке и при галстуке. Трудно было представить себе людей более не подходящих по внешности друг к другу.
- Садитесь, ребята, разговор есть, - кивнул им Буров и подошел к подоконнику, на котором стоял полуведерный чайник с заваркой из сушеной моркови.
Валя подалась было помочь ему, но Буров остановил ее:
- Иди, садись, курносая. Не чай подавать я тебя вызвал. Дело есть серьезное.
Услышав слова председателя, Сашка - ушки на макушке, и начисто забыл про жалостливый разговор, который собирался вести с Буровым. Непонятно было лишь, при чем здесь Валя? О чем серьезном можно говорить с Валькой, девчонкой, которую даже в казаки-разбойники играть не принимали?!
Горожанин привычно поднялся навстречу комсомольцам и вежливо пожал руки. Валя с некоторым недоумением глянула в его светлые глаза, намереваясь угадать необычную причину вызова, но увидела в них лишь приветливую лукавинку:
- Садитесь, садитесь, Валя. И вы, Саша, возьмите стул. Прихлебывая чай из кружки, Буров прошел к своему столу, сел и начал разговор: