– А он ничейный, ему ж только пятьдесят лет было. Не пенсионер и нигде не работал, жил на мамину пенсию. Всё пропивал, и жизнь свою пропил. Слушай, Оль, дальше. Время идёт, уже сумерки. Да электричку опять ждать. Уже совсем вечер. А от электрички ещё пять километров, я уже тебе говорила по какой дороге топать. Села в электричку. Рядом со мной сел такой симпатичный мужик, хорошо одет, приятный. Я ему и говорю:
– Как же я добираться буду в такую темноту и телефон с собой не взяла. Так бы брату позвонила.
А он мне:
– Доедем до станции, я рядом живу, от меня позвоните. Не дозвонитесь, у меня переночуете.
– И ты что, согласилась?
– А что мне делать прикажешь? Темнотища, грязь. Так вот, зашли к нему, шубу сняла, он стал свой сотовый искать. Я присела на маленький стульчик, и взгляд мой попал под кровать. Смотрю – и глазам не верю: под кроватью здоровенный топор лежит, вот такой, топорищем задвинут вовнутрь. Меня прямо затрясло всю, и холодным потом покрылась. Я его спрашиваю:
– А что это у Вас топор под кроватью лежит? Вы что, дрова колете?
– Да, дрова колю, – ответил он, – а сам продолжает искать свой сотовый.
– Господи, ты, Нюра, похоже нарвалась! Телефон-то он нашёл?
– Нашёл. Я позвонила брату Кольке, он обещал встретить, и я пошла. А перед уходом он дал мне свой номер телефона и записал мой сотовый.
– Зачем ты ему дала? Вдруг маньяк какой! С топором под кроватью!
– Меня до сих пор трясёт, как только вспомню этот топор и то своё состояние. Да ты слушай дальше. Седьмого марта он звонит – поздравил с женским праздником и восьмого приглашает в гости. Я, конечно, отказалась, вспомнив про страшный топор, тем более ко мне должна подруга приехать на праздники. Он сказал:
– Ну тогда в Москве встретимся.
– Не вздумай ему адрес дать!
– Да ты что? Нет, конечно.
– А если позвонит, у него же твой номер есть?
– Скажу, что ко мне мой друг вернулся и живёт у меня.
Клава весь это разговор сопровождала своим тихим подхихикиваньем, неторопливо покуривая, потягивая пиво, и закончила со смехом:
– Вот и нашла она себе кавалера!
И опять обе – ха-ха-ха!
– С вами, мои девочки, не соскучишься!
Я уходила под их дружный смех.
14.03.08
За жизнь
Нюра и Клава часто делают косметический ремонт в своей квартире. К празднику женщин 8 Марта они обновили обои и побелили потолки. Зайдёшь к ним – чистота и порядок. И очень красиво. У Нюры пропал талант дизайнера. Вообще-то она специалист по проектированию электронных плат. Когда проектный институт, где она работала, закрыли, то пришлось выживать, как можешь. Она нанялась в частный магазин продавцом. Работа была по её характеру.
Она очень бойкая, смелая, и палец ей в рот не клади – откусит. И хорошо, что она такая. В трудное время перестройки это ей очень помогло выжить и поддержать всю свою родню и близкую подругу, которая была выброшена по работе и брошена мужем с малым дитём на руках. Если б не Нюра, она бы с голоду пропала. Да Нюра-то и в магазин пошла работать, чтобы не ходить самой с протянутой рукой и своим помочь. Тогда, в те годы, она не думала о своих талантах. Выдержать, выстоять и поддержать – это было для неё самым главным. Но уже тогда, в магазине, директор отмечал её умение красиво оформить витрину и ставил в пример остальным продавцам.
Сейчас, когда отработала своё, можно подумать и посмотреть на себя. А что бы ещё смогла в жизни? И вдруг совсем неожиданно в ней проснулся этот дизайнер. Они с сестрой Клавой прежде жили в коммуналке, и потому особенно красотой в квартире не было возможности заниматься. Но Нюра вышивала всегда: и крестиком, и художественной гладью. Так, для души, просто нравилось это занятие. И вязала всем и всё.
А потом их дом расселили, и они получили хорошую двухкомнатную квартиру. Вот тут и началось. Даже цветы она расставит так, что каждый смотрит на тебя и улыбается. Обои подбирает по настроению своему и по времени года. В общем, всё на своих местах и в лучшем виде.
Себя они с Клавой тоже не забывают. Смотришь – опять новая кофточка, новая красивая женственная курточка. Покупают на распродаже. Пенсионерки. Но хило выглядеть не хотят. Причёска в порядке всегда. Идут по улице, как девочки, без головного убора, в мягкой меховой курточке и, если уж только, капюшон кокетливо накинут. Любо на них смотреть.
Они из деревни забрали свою маму, которой девяносто лет. Мама уже ссутулилась сильно. Но голос такой молодой и мысли хорошие. Любит рассказывать о своих трудовых подвигах: как работала в колхозе, сколько медалей и орденов у неё, как дом строила, как деньги на дом зарабатывала. Они уже всё это слышали и не один раз.
– Мама, – говорит Нюра, – да мы уже всё это знаем.
– Нюра, – вступается Клава за маму, – пусть мама говорит, пришёл новый человек, ей хочется рассказать.
Очень трогательно это слышать.
Как-то пошли они на рынок.
– Девочки, далёко ли Вы?
– На рынок. Мама хочет кисточку винограда, знаешь, такого крупного. Говорит: Хочу и всё! Вот пошли покупать.
Ремонт закончили к 8 марта. Праздник. Зашла их поздравить. Купила цветы, звоню. Открывают дверь, а там у них гости, шум, песни.
– Оля пришла к нам, – радостно встречают.
Обцеловали, разобнимали, и, конечно, – к столу.
На столе – своё угощение, свои выращенные овощи, салаты, всякие вкусные блюда. Мама сидит за столом в самом центре. И подруга со всем своим семейством: новым мужем, сыном, снохой. Они уже хорошо приняли за праздник.
– Оля, пей, ну не можешь, тогда всё равно, чуть-чуть! Это же наш праздник!
В магнитофоне кассета, поёт Надежда Кадышева, их любимая певица. Они хором подпевают.
Всё однажды кончается,
Как случайный роман.
Не печалься, красавица,
Всё обман, всё обман.
Бабье лето растаяло
Журавлиной строкой.
Было счастье нечаянным,
Как костёр над рекой.
– Одну песню слушаем и все вместе подпеваем, а следующую танцуем! – руководит Нюра.
Голос у Нюры сильный, грудной. Слушать её одно удовольствие! Пропели с певицей, следующую – танцуем. И подпеваем.
Течет ручей, бежит ручей,
И я ничья, и ты ничей.
Нюра танцует лучше всех – весело, легко, красиво и подолом юбки подначивает. Тут и мама не выдержала.
– Ну-ка, девки, выпустите меня из-за стола, – говорит девяностолетняя мама, – тоже буду танцевать!
Я плясунья была, и певунья была,
И всю жизнь свою на горбу пронесла.
Поёт и пританцовывает, а сама одной рукой за стул придерживается. И опять Нюра вместе с Кадышевой заводит всех:
Чем же я не такая, чем чужая другая.
Я хорошая, я пригожая, только доля такая.
Радостно за них, за всех. Нелегко в жизни было всегда. А они умели и умеют устраивать себе и другим праздник. Живём ведь!
Встряхнёт Нюра своими кудрями – и в бой за жизнь, за радость и счастье!
27.03.09
Отдыхаю душой
Захожу к ним иногда за теплом, которое согревает душевный холод. От встреч с некоторыми наоборот замерзаешь, а от общения с ними оттаиваешь и расслабляешься. С ними легко всегда. Никогда ничего не выспрашивают. Хочешь свою боль рассказать – слушают, не осуждая никого: ни рассказчика, ни действующих лиц в рассказе.
Слушают. Сопереживают. Может, мне сопереживают, а может, тем, о ком говорю. Без лишних слов и эмоций. Когда видят, что расстроена, не спрашивают, что случилось, а говорят:
– Оль, давай чайку попьём, садись. А есть хочешь? Мы сардельки такие вкусные купили! Давай, садись, куда тебе удобно. Хочешь сюда, к окну, или вот тут – на диванчик. Ты не возражаешь, мы закурим?
– Нет, конечно, не возражаю.
– Оль, я и забыла, ты же чай не пьёшь, всё кофе тебе подавай! – смеётся Нюра.
А Клава у плиты варит сардельки, достаёт из холодильника свои соленья: помидоры, огурцы. Мы так дружненько усаживаемся на кухне, у них очень уютно и так по-родному! И Клава с Нюрой никогда не спросят, зачем пришла, что наболело. Начинают сами о чём-нибудь рассказывать, и время от времени Нюра спрашивает:
– Оль, ты слушаешь, а?
– Конечно, слушаю, Нюра. Ты мне начала рассказывать, как ты в проектном институте работала.
– Ну так вот, – усаживаясь поудобнее на стуле и дёрнув аппетитно плечиками, продолжает Нюра, – завлаб у нас был немного с приветом. Зайдёт с утра в нашу комнату и начинает спрашивать, как у кого идут дела, как продвигается работа, закончил ли кто схему. Ему начинаешь рассказывать, а он отходит к другому столу, и сидишь с разинутым ртом. Потом мы не стали ему говорить подробности. Отвечали коротко. "Хорошо". "А что хорошего?" – спрашивает он. И так далее. Обойдя все шесть столов, уходит напевая: "А что вы Ваньку-то Морозова, а он ни в чём не виноват, она сама его морочила, а он ни в чём не виноват… Ему кого-нибудь попроще, а он циркачку полюбил". Закрывалась дверь, и мы все в хохот. А он был невысокого роста, плотненький и очень смазливый на мордашку. Его никто не боялся. Интересно было работать. Потом он в Америку уехал. Много специалистов тогда уехало.
Сижу, слушаю и радуюсь этим людям. Они не напрягают тебя ничем, ни расспросами, ни советами, ни своими проблемами. Про свои проблемы рассказывают иногда с юмором, иногда с матерком.
– Нюр, ну ты что, перестань! – останавливает Нюру Клава, – Оля же не терпит твои словечки!
– Ничего, пусть потерпит, я по-другому это выразить не могу.