Вечер в пламени арабесок
Был вечер в пламени арабесок,
Закат окрашивал купола,
И в парках листья, как лики с фресок,
С деревьев падали в зеркала,
Как будто осень мосты сжигала
И вдруг открыла огромный мир,
И поверяла мои начала,
Определяя ориентир,
И говорила: судьба – не сахар,
И я размешивал с тенью свет -
Искал разгадку своих метафор,
Таскал по городу свой мольберт.
9.2004
Вариация на тему тростниковой флейты и ветра
Вновь привыкаю к месту, читай, ко всем
Памятникам, гуляющим во дворе,
Где палисад, разбитый незнамо кем,
Благоухает астрами в сентябре.
И листопад, как новый культурный слой,
Приподнимает крыши и дерева,
Перекрывая музыку тишиной,
Чтоб оглядеться и подобрать слова,
Долго не испытуя на прочность то,
Что под луною тленья не избежит.
В этих широтах драповое пальто
Определяет уличный колорит.
И налетевший дождь в глубине двора
Лишнее скроет, статуи растворив:
Что налепили местные скульптора -
Не городской, а временный лейтмотив.
Не привыкай, художник! Читай, к тому,
Что обратимо. С красками выйди в лес!
Всё, что откроет образы одному,
То и у многих вызовет интерес,
И вознесёт к вершинам – как первый стих!
И на другое что-то не нам пенять.
Ветер поднялся и через миг затих.
На мониторе вечер. Иду гулять.
Рынок, часовня, в кружеве тёмный сквер…
Как не искал, не нашёл теремок резной,
Что написал однажды на свой манер,
И ночевал, как помнится, у одной,
И торопился утром к большой реке:
Не созерцал – выстраивал облака!
Память – как флейта времени в тростнике.
Ветер от берега – не оторвёт река!
Томск – 2.2009
Кеть
Облака – словно рваные сети.
Крутит ветер челнок рыбаря!
Это осень проходит по Кети
Золотым косяком сентября!
Это крылья высокой победы
Развернулись во весь небосвод!
И плывут по реке самоеды -
Словно духи серебряных вод.
Это снова на зеркале синем Листопад!
И в открытом окне
Бьётся время – лирическим ливнем -
По Кети! В самоедской стране -
Словно в сказке – угрюмое море
Журавли подожгли в перелёт!
Вот и облако рвётся в просторе.
И о Родине кто-то поёт.
8.2007
Оранжевый месяц
Оранжевый Месяц в глубокой реке.
Остяцкие боги плывут в обласке
И песню заводят: "О, Ном кызынчан!"
Оранжевый Месяц ныряет в туман.
И прячутся духи в кочкарник низин.
По слову Торума: "О, Ном ыэчжин!"
Проносится эхо над поймой: "Ы-да-т!!!"
Как будто кого-то тоска заедат.
Но что за Ыдат, непонятно.
И тут Ни бога, ни дьявола так не зовут.
"Ыдат!" – набегает речная волна.
"Ы-да-т!!!" – обращается в крик тишина.
По слову Торума: "О, Ном кызынчан!"
Оранжевый Месяц разрезал туман…
Ыдат Чулымканов плывёт в обласке,
Волшебную воду везёт в турсуке.
В далёком урмане поют остяки
Весёлые песни Угрюмой реки.
11.2006
Реки
Навеки с нами родники и реки.
Истоки ближе тем, кто одиноки,
А реки тем, кого уже навеки
В круговороте увлекли потоки.
Ещё пути-дороги и просторы,
Сравнимые с эпохами, веками!
И речи, и простые разговоры
Навеяны как будто облаками.
Мы всё преувеличиваем, то есть
Хотим увидеть высшее в ничтожном.
И всё-таки талантливая повесть
Придумана в буфете придорожном,
Как случай на протоке – всё навеки!
И строки проступают из тумана,
Такого же холодного, как реки
На широте Туры и Магадана.
11.2006
Зимний вечер в провинции
Светло и тихо в сумрачной природе
Пустых дворов и парков городских.
Как рукотворный памятник в народе
Высокой грустью дышит русский стих.
Пронизан воздух светом снегопада,
И связан с тишиною полумрак
Сквозною темой, что закрыть бы надо,
Да всё не закрывается никак.
3.2007
Северное сияние
Алексею Буховскому
Ты помнишь, как ярко светили огни с небосклона,
Мы шли с гауптвахты, и ротного матерный крик
Разрезал пространство до рудников Каларгона
И вдруг обернулся песнею "про материк".
Ты помнишь, Алёша, как строем ходили и пели,
По белым дорогам, и грудью вдыхали пургу.
О чём-то далёком слагали стихи, как умели,
Но строчки забыли в глубоком Таймырском снегу.
Мы даже не знали, куда прилетели с гражданки.
Надели шинели! И каждому стало теплей,
Когда, как виденье, под звуки "Прощанья славянки"
Вдруг вспыхнуло в небе сиянье магнитных полей!
Пусть кто-то не помнит метелей нестройное пенье,
Казармы под снегом и ротного крики вдали,
Но высветит память полярное это свеченье
Над белой дорогой – у самого края земли.
Алыкель (1978–1980) – Томск -2006
Озорной ветерок на античный манер
Снежный ветер в саду золотых Гесперид -
Как настольная лампа среди снегопада!
Искромётный рисунок! Немыслимый вид.
Потаённое слово в подстрочнике сада.
На античный манер перечитан с листа
Озорной ветерок. И стрельчатые своды
Снегопада – как арки в пролётах моста -
Замыкают круги, опираясь на воды.
Невозможно представить, как первый снежок,
Упраздняя своё круговое паденье,
Словно в зеркало смотрится в тонкий ледок
И становится музыкой, слушая пенье
Ветерка, что в саду золотых Гесперид
Озорует, играя в подстрочнике сада,
И круги размыкает, и ставит на вид
Потаённое слово – среди снегопада.
7.2008
Лирический фантом
И речь напоена сакральным звукорядом -
Как песней хоровой протяжность ветерка.
Всё прочее – как миф – с классическим раскладом,
С разладом вековым и славой на века.
В какой-нибудь рассказ для улицы и сцены
Кочующий мотив не вставить как пример
Потворницы-судьбы под маской Мельпомены,
Что правит всякий раз расстроенный размер.
Лирический фантом преследует поэта!
Луна – как лестница в лакуне временной.
Всё это, может быть, простое свойство света -
Движение души сомнамбулы ночной.
8.2009
Плач Ниобы
В сознании лесного ручейка
Проворных рыб встревоженная стая
Расходится, как нервы рыбака,
Из памяти потока вычитая
Зеркальный слой стремительной воды,
Гурты овец и волчий глаз циклопа,
И облака – как ящеров следы -
Под плёнкою вселенского потопа.
И вот плывёт корабль! И молва
Ручьём чернил из мировой утробы
Выносит не рождённые слова,
Но всех детей наказанной Ниобы.
О, Дева, плачь! Под чёрною скалой -
Пускай ручей останется как мера
Жестокости Охотницы лесной
И жертвенником Феба-изувера.
4.2010
Охотничий сезон
Вороны – это крылатые волки!
Их надо уничтожать…
(из телевизора)
Весной, когда начнут отстрел ворон,
Желательно уйти повыше в горы.
Добром такой охотничий сезон,
Наверное, не кончится. Просторы
Отечества затем и велики,
Чтоб выразить всю широту размаха!
Выходят в поле вольные стрелки,
Как водится, без совести и страха!
Кампания… Что вскоре и пройдёт.
За летом осень яркими цветами
В холодный колорит перетечёт.
Родная речь пополнится словами,
Каких из вольной лирики стрелков
Не вычеркнуть. Вот памятник отстрела -
Крылатый Волк! Ах, если б знал Крылов,
Как высоко Ворона залетела!
3.2006