Татарин (вскакивая) . Где хозяин? Хозяину иду! Нельзя спать – нельзя деньги брать… Мертвые… пьяные… (Быстро уходит.)
Сатин свистит вслед ему.
Бубнов (сонным голосом) . Ложись, ребята, не шуми… ночью – спать надо!
Актер . Да… здесь – ага! Мертвец… "Наши сети притащили мертвеца"… стихотворение… Б-беранжера!
Сатин (кричит) . Мертвецы – не слышат! Мертвецы не чувствуют… Кричи… реви… мертвецы не слышат!..
В двери является Лука .
Занавес
Акт третий
"Пустырь" – засоренное разным хламом и заросшее бурьяном дворовое место. В глубине его – высокий кирпичный брандмауер. Он закрывает небо. Около него – кусты бузины. Направо – темная, бревенчатая стена какой-то надворной постройки: сарая или конюшни. А налево – серая, покрытая остатками штукатурки стена того дома, в котором помещается ночлежка Костылевых. Она стоит наискось, так что ее задний угол выходит почти на средину пустыря. Между ею и красной стеной – узкий проход. В серой стене два окна: одно – в уровень с землей, другое – аршина на два выше и ближе к брандмауеру. У этой стены лежат розвальни кверху полозьями и обрубок бревна, длиною аршина в четыре. Направо у стены – куча старых досок, брусьев. Вечер, заходит солнце, освещая брандмауер красноватым светом. Ранняя весна, недавно стаял снег. Черные сучья бузины еще без почек. На бревне сидят рядом Наташа и Настя . На дровнях – Лука и Барон . Клещ лежит на куче дерева у правой стены. В окне у земли – рожа Бубнова .
Настя (закрыв глаза и качая головой в такт словам, певуче рассказывает) . Вот приходит он ночью в сад, в беседку, как мы уговорились… а уж я его давно жду и дрожу от страха и горя. Он тоже дрожит весь и – белый как мел, а в руках у него леворверт…
Наташа (грызет семечки) . Ишь! Видно, правду говорят, что студенты – отчаянные…
Настя . И говорит он мне страшным голосом: "Драгоценная моя любовь…"
Бубнов . Хо-хо! Драгоценная?
Барон . Погоди! Не любо – не слушай, а врать не мешай… Дальше!
Настя . "Ненаглядная, говорит, моя любовь! Родители, говорит, согласия своего не дают, чтобы я венчался с тобой… и грозят меня навеки проклясть за любовь к тебе. Ну и должен, говорит, я от этого лишить себя жизни…" А леворверт у него – агромадный и заряжен десятью пулями… "Прощай, говорит, любезная подруга моего сердца! – решился я бесповоротно… жить без тебя – никак не могу". И отвечала я ему: "Незабвенный друг мой… Рауль…"
Бубнов (удивленный) . Чего-о? Как? Краул?
Барон (хохочет) . Настька! Да ведь… ведь прошлый раз – Гастон был!
Настя (вскакивая) . Молчите… несчастные! Ах… бродячие собаки! Разве… разве вы можете понимать… любовь? Настоящую любовь? А у меня – была она… настоящая! (Барону.) Ты! Ничтожный!.. Образованный ты человек… говоришь – лежа кофей пил…
Лука . А вы – погоди-ите! Вы – не мешайте! Уважьте человеку… не в слове – дело, а – почему слово говорится? – вот в чем дело! Рассказывай, девушка, ничего!
Бубнов . Раскрашивай, ворона, перья… валяй!
Барон . Ну – дальше!
Наташа . Не слушай их… что они? Они – из зависти это… про себя им сказать нечего…
Настя (снова садится) . Не хочу больше! Не буду говорить… Коли они не верят… коли смеются… (Вдруг, прерывая речь, молчит несколько секунд и, вновь закрыв глаза, продолжает горячо и громко, помахивая рукой в такт речи и точно вслушиваясь в отдаленную музыку.) И вот – отвечаю я ему: "Радость жизни моей! Месяц ты мой ясный! И мне без тебя тоже вовсе невозможно жить на свете… потому как люблю я тебя безумно и буду любить, пока сердце бьется во груди моей! Но, говорю, не лишай себя молодой твоей жизни… как нужна она дорогим твоим родителям, для которых ты – вся их радость… Брось меня! Пусть лучше я пропаду… от тоски по тебе, жизнь моя… я – одна… я – таковская! Пускай уж я… погибаю, – все равно! Я – никуда не гожусь… и нет мне ничего… нет ничего…" (Закрывает лицо руками и беззвучно плачет.)
Наташа (отвертываясь в сторону, негромко) . Не плачь… не надо!
Лука, улыбаясь, гладит голову Насти.
Бубнов (хохочет) . Ах… чертова кукла! а?
Барон (тоже смеется) . Дедка! Ты думаешь – это правда? Это все из книжки "Роковая любовь"… Все это – ерунда! Брось ее!..
Наташа . А тебе что? Ты! Молчи уж… коли бог убил…
Настя (яростно) . Пропащая душа! Пустой человек! Где у тебя – душа?
Лука (берет Настю за руку) . Уйдем, милая! ничего… не сердись! Я – знаю… Я – верю! Твоя правда, а не ихняя… Коли ты веришь, была у тебя настоящая любовь… значит – была она! Была! А на него – не сердись, на сожителя-то… Он… может, и впрямь из зависти смеется… у него, может, вовсе не было настоящего-то… ничего не было! Пойдем-ка!..
Настя (крепко прижимая руки ко груди) . Дедушка! Ей-богу… было это! Все было!.. Студент он… француз был… Гастошей звали… с черной бородкой… в лаковых сапогах ходил… разрази меня гром на этом месте! И так он меня любил… так любил!
Лука . Я – знаю! Ничего! Я верю! В лаковых сапогах, говоришь? А-яй-ай! Ну – и ты его тоже – любила?
Уходят за угол.
Барон . Ну и глупа же эта девица… добрая, но… глупа – нестерпимо!
Бубнов . И чего это… человек врать так любит? Всегда – как перед следователем стоит… право!
Наташа . Видно, вранье-то… приятнее правды… Я – тоже…
Барон . Что – тоже? Дальше?!
Наташа . Выдумываю… Выдумываю и – жду…
Барон . Чего?
Наташа (смущенно улыбаясь) . Так… Вот, думаю, завтра… приедет кто-то… кто-нибудь… особенный… Или – случится что-нибудь… тоже – небывалое… Подолгу жду… всегда – жду… А так… на самом деле – чего можно ждать?
Пауза.
Барон (с усмешкой) . Нечего ждать… Я – ничего не жду! Все уже… было! Прошло… кончено!.. Дальше!
Наташа . А то… воображу себе, что завтра я… скоропостижно помру… И станет от этого – жутко… Летом хорошо воображать про смерть… грозы бывают летом… всегда может грозой убить…
Барон . Нехорошо тебе жить… эта сестра твоя… дьявольский характер!
Наташа . А кому – хорошо жить? Всем плохо… я вижу…
Клещ (до этой поры неподвижный и безучастный – вдруг вскакивает) . Всем? Врешь! Не всем! Кабы – всем… пускай! Тогда – не обидно… да!
Бубнов . Что тебя – черт боднул? Ишь ты… взвыл как!
Клещ снова ложится на свое место и ворчит.
Барон . А… надо мне к Настёнке мириться идти… не помиришься – на выпивку не даст…
Бубнов . Мм… Любят врать люди… Ну, Настька… дело понятное! Она привыкла рожу себе подкрашивать… вот и душу хочет подкрасить… румянец на душу наводит… А… другие – зачем? Вот – Лука, примерно… много он врет… и без всякой пользы для себя… Старик уж… Зачем бы ему?
Барон (усмехаясь, отходит) . У всех людей – души серенькие… все подрумяниться желают…
Лука (выходит из-за угла) . Ты, барин, зачем девку тревожишь? Ты бы не мешал ей… пускай плачет-забавляется… Она ведь для своего удовольствия слезы льет… чем тебе это вредно?
Барон . Глупо, старик! Надоела она… Сегодня – Рауль, завтра – Гастон… а всегда одно и то же! Впрочем – я иду мириться с ней… (Уходит.)
Лука . Поди-ка, вот… приласкай! Человека приласкать – никогда не вредно…
Наташа . Добрый ты, дедушка… Отчего ты – такой добрый?
Лука . Добрый, говоришь? Ну… и ладно, коли так… да!
За красной стеной тихо звучит гармоника и песня.
Надо, девушка, кому-нибудь и добрым быть… жалеть людей надо! Христос-от всех жалел и нам так велел… Я те скажу – вовремя человека пожалеть… хорошо бывает! Вот, примерно, служил я сторожем на даче… у инженера одного под Томском-городом… Ну, ладно! В лесу дача стояла, место – глухое… а зима была, и – один я, на даче-то… Славно-хорошо! Только раз – слышу – лезут!
Наташа . Воры?