Проза 80-90-х годов
Последнее двадцатилетие XIX в. является значимым этапом развития русской литературы в целом и русской прозы в частности. В этом периоде подводились своеобразные итоги развития социально-психологического реализма, наиболее последовательно выразившегося в жанре романа и во многом определившего литературный процесс всей 2-й половины столетия. Наряду с этим 80-90-е гг. наметили важные тенденции литературного процесса, выявившиеся на рубеже XIX–XX вв.
Реализм 50-70-х гг. тяготел к созданию масштабных эпических картин русской жизни. Социальные перемены пореформенного периода сначала "расшатали" устойчивые формы действительности, привели к освобождению деструктивных, революционных сил, а затем началось целенаправленное подавление общественной и индивидуальной свободы. Исторический процесс как бы потерял свою линейность, поступательность. Единство мира, с одной стороны, формировалось всей консервативной политикой Александра III, а с другой, чувствовалась искусственность, недолговечность этой стабильности.
Писатели практически уходят от художественного освоения общественно-исторического процесса, который лишался сформированной до этого логики: освобождение крестьян, демократические реформы, свобода печати и т. д. С исчезновением историзма эстетический образ мира лишается эпического единства. Изменение целостного образа реальности деформирует и сам реализм. Эпический реализм 50-70-х гг. начинает восприниматься как пройденный этап развития литературы.
Изменение природы реализма меняет и жанровую тенденцию литературного процесса. Социально-психологический роман в разных его модификациях уходит в прошлое. На первый план выдвигаются малые эпические жанры: повести, рассказы. Усиливается тенденция к очерковым формам прозы. Не стремясь достичь концептуального обобщения действительности, художники сосредоточиваются на фактографическом изображении быта и на частном мире человека.
Показательна эволюция художественного мышления классиков, писателей, переживших эти онтологические изменения.
И. С. Тургенев в своем позднем творчестве тяготеет к иррациональной, интуитивной, импрессионистически субъективной картине мира. Это такие произведения, как "Сон" (1877), "Песнь торжествующей любви" (1881), "Клара Милич" (1883), "Стихотворения в прозе" (1882).
М.Е. Салтыков-Щедрин создает свои "Сказки для детей изрядного возраста" (1886) и "Мелочи жизни" (1886–1887) – само название симптоматично, своим последним крупным произведением "Пошехонская старина" (1887–1889) он подводит своеобразный итог критического реализма в его непосредственной форме – форме родовой хроники.
На 80-90-е гг. приходится позднее творчество Н.С. Лескова, который в 1881 г. завершает формирование цикла о праведниках, выражая свое понимание этого нравственно-философского и социального явления в статье "О героях и праведниках" (1881). Вместе с Л.Н. Толстым Лесков заостряет этические проблемы современности. В статьях "Граф Л.Н. Толстой и Ф.М. Достоевский как ересиархи" и "Золотой век" он защищает "религию любви", полемизируя с К.Н. Леонтьевым, вставшим на позиции иерархического монашеского православия и "религии страха". Лесков преодолевает "распад" единого эпического пространства, объединяя свои произведения в циклы. Кроме цикла о праведниках, это "рассказы кстати" и святочные рассказы.
Л.Н. Толстой тяготеет к экзистенциальному реализму. Традиции классического реализма в его повестях 80-90-х гг. смещаются в сторону осмысления пограничных, переломных состоянии бытия и мира души. В объективное видение мира властно вторгается религиозно-философская идеология, сформированная после духовного перелома 1881 г. Таковы "Смерть Ивана Ильича" (1886), "Крейцерова соната" (1889), "Дьявол" (1889–1890), "Отец Сергий" (1890–1898). Да и последний социально-психологический роман писателя "Воскресение" (1899) выражает острую религиозно-философскую, экзистенциальную проблематику, связанную прежде всего с миром личности – осознанием греха и ответственности.
Даже А.П. Чехов при всей его эпической уравновешенности подчеркнуто остро выразил проблему утраты идеала, исчезновения поступательного чувства истории, показал мыслящего человека, погрязшего в повседневных мелочах и потерявшего высокий смысл существования. Такова, например, "Скучная история", опубликованная в 1889 г. В жанровом отношении писатель тяготел к малым формам, а его внимание к мелочам, к деталям, к, казалось бы, второстепенным репликам определялось эстетической тенденцией к интуитивному постижению реальности.
Характерным явлением времени становится бытописательская беллетристика. Именно она определяла основное содержание литературного процесса. Противопоставляя художников своего типа живым классикам, А.И. Эртель писал в 1899 г.: "…Беллетристическим талантам нашего объема нечего пока делать в литературе. Теперь только Толстым и Чеховым дорога, ибо они настолько крупны, что им даже безвременье не страшно".
Воспитанная масштабом русских классиков, критика даже выработала специальный термин "второстепенные" писатели. Обычно в этот ряд включают писателей, преломлявших в своем творчестве народнические тенденции. Среди них оказываются И.Н. Потапенко, Н.Н. Златовратский, П. В. Засодимский, A.И. Эртель и др. Близким по типу оказывается и творчество B.М. Гаршина, В.Г. Короленко. По инерции в разряд "второстепенных" попадают также П.Д. Боборыкин, П.И. Мельников-Печерский, Д.Н. Мамин-Сибиряк. Конечно, их художественный мир отличается от мира Тургенева или Лескова, Достоевского или Л.Н. Толстого. Но отличается не в смысле качества или масштаба.
Если воспринимать творчество прозаиков 80-90-х гг. как "завершение" периода реалистической классики, то они оказываются в тени, на закате общего философско-эстетического процесса. Однако если видеть в их творчестве движение к новому, понимать как явление симптоматическое, сквозь которое сквозит рубеж XIX–XX вв. и предчувствие нового века, – оценка этого "второстепенного" периода меняется.
Бытописательский, "этнографический" эмпирический реализм Боборыкина, Мельникова-Печерского и Мамина-Сибиряка выражал стремление к сохранению образов, духа и плоти эпохи и культуры, признанной классической.
Творчество писателей "народников" приоткрывало духовные искания Высшей Правды, попытку прозрения в народную Душу, веками чающую Царствия Божия на земле.
Проза Гаршина и Короленко намечала субъективное в объективном, формировала "лирический" образ мира, несмотря на жёсткую фактографию художественного видения бытия.
Конец века стал началом творческого формирования художников нового столетия: Бунина, Куприна, Л. Андреева, Горького. Развивая традиции классического реализма, преодолевая кризис "безвременья", о котором говорил Эртель, эти писатели создали реализм XX в., с его тенденциями к романтизму, натурализму, экспрессионизму, импрессионизму, символизму, мифологизму и другим стилевым формам нового эстетического мышления.
Проза 80-90-х гг. в такой системе становится важнейшим этапом развития русской литературы. Подобно кристаллу, она преломляет в себе и прошлое, и будущее многогранной национальной словесности. И в этом заключается её настоящее - её настоящее, подлинное значение.
П.И. Мельников-Печерский (1818–1883)
Павел Иванович Мельников (псевдоним Андрей Печерский) родился в небогатой дворянской семье. Его детство прошло в небольшом городе Семёнове, окруженном старообрядческими скитами. Родное Заволжье с его богатыми народными традициями, не тронутыми европейской цивилизацией, дикая колоритная природа сильно повлияли на мироощущение будущего писателя "этнографа".
В ранней юности Мельников пережил глубокое влияние французской литературы и культуры. Он вспоминал, что с 14 лет "с жаром" читал Вольтера, знал наизусть песни Беранже и "презрение ко всему" отечественному считал своей "обязанностью". Это "французское воспитание" смешалось с русским в период поступления в Нижегородскую гимназию, где учителя были "люты" и редко обходились без розог и "площадной брани".
Высшее образование Мельников получил в Казанском университете, окончив словесный факультет со степенью кандидата в 1837 г. В университете он увлекся изучением Востока: учил арабский, персидский и монгольский языки, общался со студентами-бурятами и даже подружился с бурятским ламой. Увлечение восточной культурой, накладываясь на изначальное французское воспитание, помогло осознать себя по-настоящему. Мельников, по собственному признанию, пережил внутренний переворот и "переродился" в русского.
После окончания университета планировал продолжить научную карьеру на кафедре славянских наречий. Но из-за неизвестного конфликта был выслан в сопровождении солдата в город Шадринск Пермской губернии. Однако вскоре он был "прощён" и получил назначение на должность учителя в Пермской гимназии, где преподавал историю и статистику. Позже становится учителем истории в Нижегородской гимназии. Учителя-разночинцы относились к нему неприязненно. Им не нравились его светские привычки, поездки на балы, маскарады и т. п. Работу учителем Мельников соединял с должностью библиотекаря гимназии, правителя дел Нижегородского статистического комитета, члена тюремного комитета. Всё это давало большой жизненный материал для будущего литературного творчества.
Как писатель Мельников тяготел к традициям натуральной школы, чему способствовала служба в комитете по статистике. Первой публикацией стал цикл из девяти очерков по истории и экономике края – от Саровской пустыни до Перми. Это были "Дорожные записи на пути из Тамбовской губ. в Сибирь" (1840). Произведения носили фактографический характер. Данная черта сохранится как важная стилевая особенность на протяжении всего творчества писателя.