Долматовский Евгений Аронович - Товарищ мой стр 5.

Сидим без горючею и без хлеба.
Но ты понимаешь - войне конец!
Вдруг спереди, сзади, справа и слева
Стучат автоматы, свистит свинец.
Какой-то немецкий отряд на марше,
Тикая на запад, уткнулся в нас.
Я должен решенье принять, как старший,
И может, на фронте - в последний раз.

Имею ли после Победы право
Испытывать смертью своих солдат?
Сзади, спереди, слева, справа
Свистит свинец, автоматы стучат.
Штаб корпуса я по радио вызвал,
Жалея себя и судьбу кляня.

Прощай, Победа!
Прости, Отчизна!
Мы в окруженье - огонь на меня!
Считаю секунды и представляю,
Как ищут на карте седьмой квадрат,
Как, снова гаубицы расчехляя,
Меня начальники матерят.

Враг наседает.
Но вот разрывы.
Ущелье накрыл огневой налет.
Мы столько лет оставались живы,
Ужель свой снаряд нас теперь убьет?
Не дал в ущелье врагу прохода
Огонь, направленный на меня.
Война тянулась четыре года,
Но памятней всех - те четыре дня.

ТРОЕ ИЗ ЛЕГЕНДЫ

У новейшей истории спросим
Факты из предпоследней главы:
Как священным число 28
Стало в дни обороны Москвы?

В русских сказках присутствуют числа -
Тридцать три, например, или семь.
Не ищи в них особого смысла,
Может, числа случайны совсем,

Но уж если в сознанье народном
Утвердились легендой они,
То решение бесповоротно -
Будет так навсегда, искони.

Гитлер танки тяжелые бросил.
Сколько шло их в ноябрьский тот день!
А навстречу - всего 28,
И не танков, а просто людей.

Вихрь враждебный - метельные крылья.
Подмосковье. Последний рубеж.
Казахстанцы-гвардейцы закрыли
В обороне опасную брешь.

Чем закрыли? А разве не ясно?
Телом трепетным, кровью живой.
Оставалось до площади Красной
Пятьдесят километров всего.

Политрук, смерть саму пересилив,
Поднимаясь с гранатой опять,
Прохрипел, что за нами Россия,
Только некуда нам отступать.

Эта клятва над фронтом звучала,
Предвещая спасенье Москвы
И советской победы начало,
Даже если гвардейцы мертвы.

28 погибших героев -
Кто не знает легенды о них?
Но недавно открылось, что трое
В том сраженье остались в живых.

Их, обугленных, взяли оттуда
И три года спасали потом.
Это вписано было как чудо
В хирургической практики том.

Утверждаю, что их воскрешенье,
Не нарушив легенды ничуть,
Возвеличило, как подтвержденье,
28 - и подвига суть.

А панфиловцы, те, что живые,
Трое, с лицами в сетке морщин,
Проживают на периферии,
Появляются в дни годовщин:

Перед юностью новой несметной -
Стать гвардейская, сдержанный жест
Как орлы на курганах бессмертья,
На дощатых трибунах торжеств.

1969

БАЛЛАДА О ПАМЯТНИКЕ

Германия в сорок пятом
Запомнилась навсегда.
Врывалась огнем расплата
В старинные города.
Мы брали их, мы входили,
Штурмуя за домом дом.
Что мы их освободили,
Понятно им стало потом.

Победа. Покой внезапный.
И - летом - приказ на марш:
Еще переход на запад
Проделает корпус наш.
Осела, остыла ярость,
Колонной идут полки.
Вот горы - на ярус ярус,
Медные рудники.

Не знал я, что есть на свете
На склонах саксонских гор
Эйслебен - дитя столетий,
И чем он велик и горд.
Возник городок в пространстве.
Домишки - стена к стене.
Над кирхою лютеранской
Голуби в голубизне.

Прошли мы такие дали
Сквозь грохот, а то - сквозь тишь,
Что, кажется, все видали,
Ничем нас не удивишь.
Эйслебен, пускай Эйслебен,
Город очередной...

И вдруг
На площади -
Ленин!
Товарищи, что со мной?!

Понять это чудо силясь,
Не верю глазам своим,
Как будто в горах сместились
Эпох и веков слои.
Как будто в походе этом,
Шар обогнув земной,
С другой стороны планеты
Вступаю я в край родной.

Нас обнимают крепко,
Сбежавшись со всех сторон,
Костлявые немцы в кепках,
В фуражках с витым шнуром.
А мы молчим в изумленье,
И слезы кипят у глаз:
Какою дорогой Ленин
Пришел сюда раньше нас?

Пора открываться тайнам.
Был горестный день такой:
Памятник сбили танком
На площади городской;
Безумцы в квадратных касках
Забыли, как близок суд,
Какую они закваску
Для ненависти несут.

Не просто запасы бронзы
В Германию повезли,
А символ живой и грозной,
Не сдавшейся в плен земли.
Так прибыл товарищ Ленин
В дни горестей и потерь
В тот самый город Эйслебен,
Куда мы пришли теперь.

Работали на разгрузке,
Где каждая гайка в счет,
Несколько пленных русских
И немец - костлявый черт.
Взойдя на платформу первым -
Проверить прибывший лом,
Он вдруг огляделся нервно,
Платком отирая лоб.

Потом подозвал советских
Мальчишек с нашивкой ОСТ.
"Работать!" - прикрикнул резко.
Смотри - он не так-то прост!

Медлительно и спокойно
Скульптуру несли на склад,
Ничем не смутив конвойных,
Выдерживая их взгляд.

В подполье уходит Ленин,
Как будто опять - Разлив!
Спасли его от глумленья,
В пакгаузе тайник отрыв,

Проволокою ржавой
Переплели подход.
Что виселица угрожала
Любому из них - не в счет.

Была тогда, в сорок третьем,
Победа так далека...

Но в сорок пятом встретил
Ленин свои войска.
Я помню то утро счастья
И как венок возлагал
Старый немецкий мастер
На временный пьедестал.

Теперь уже все известно -
Кто эту скульптуру скрыл,
А также город и место,
Где памятник раньше был.
На том постаменте Тельман
Сегодня стоит у нас.
...Но это уже отдельный,
Мой следующий рассказ.

1969

РАССКАЗ СОЛДАТА

Напрасно вы назвали меня простым солдатом.
Солдат войны великой - какой же я простой?
Портрет вам мой известен по стареньким плакатам,
Хоть я не отличался особой красотой.

Победа не приходит по щучьему веленью.
Я начал на границе, очнулся под Москвой.
Почти четыре года на главном направлепье
Провел я в лазаретах и на передовой.

Мне маршальскую должность в запасе узаконьте,
С годами все огромней всемирность наших дел.
В окопе самом крайнем на всем германском фронте
У Северного моря я, съежившись, сидел.

С бутылкою сначала бросался я на танки,
А после им с "катюши" отходную играл.
И под Новороссийском, на самом левом фланге,
На пляже черноморском зимой я загорал.

В атаки шел при встречном и при попутном ветре,
Как вышел и как выжил - сам черт не разберет,
На левом и на правом на флангах был и в центре,
И лично мне Верховный приказывал - вперед!

Зачем вы говорите как о простом солдате
О пане, гражданине, товарище... О том,
Кто во дворцах и замках и в каждом магистрате
Был первым комендантом, на сутки королем.

Но возраст пенсионный... Остался я за штатом
С садово-огородным участком родовым.
А все-таки считайте меня простым солдатом,
Согласен вечно зваться гвардейцем рядовым.

БАЛЛАДА ОБ АРТИСТКЕ ТРАМа

Должно быть, неизвестно вам,
Сегодняшним ребятам,
Что означает слово ТРАМ,
Рожденное в тридцатом.

Следы эпох слова таят,
И это слово тоже.
ТРАМ - это значило Театр
Рабочей молодежи.

А в ТРАМе - слушайте, друзья,
Историю с начала -
Одна знакомая моя
Всегда старух играла.

И режиссер, кудлат и лих,
Подтрунивал над нею:
"Еще сыграешь молодых,
Старух играть труднее".

Артистка соглашалась с ним
Безропотно и грустно,
Сама накладывала грим
И горбилась искусно.

В ее года, в ее лета
Играть старух обидно.
Но вот опять идет спектакль,
И зрителям не видно,

Что смотрит мне в глаза она,
На сцене умирая.
...А завтра к нам пришла война,
Вторая мировая.

Я срочно уезжал тогда
Под гул артиллерийский
И лишь потом, через года,
Узнал судьбу артистки.

Она отправилась в войска
С концертною бригадой,
Когда уже была Москва
В "ежах" и баррикадах.

Не разобрать - где фронт, где тыл,
Огонь вокруг неистов,
И прямо к немцам угодил
Грузовичок артистов.

Что будет с русской красотой,
Решительной и нежной?
Судьба, не торопись, постой,
Приободри надеждой!

И реквизит и грим при ней
Остались в суматохе...
Ноябрьский сумрак все темней,
И вот в людском потоке

Старуха дряхлая бредет,
Ягой-каргою горбясь.
Лицо в бороздках, черный рот -
Мой ненаглядный образ.

Сентиментального врага
Задело это чудо.
"На что нам старая карга?
А ну, катись отсюда!"

И так вот, с гримом на лице,
В своей коронной роли,
Она пришла в районный центр,
А он уже в неволе.

Стоит растерянный народ
На площади у церкви,
А мимо бабушка идет
В ботинках не по мерке.

Глаза из-под седых бровей
Скрестились с горем лютым,
И очень захотелось ей
Дать силу этим людям.