Ты, Прозерпина, сестра моя. Красная белая роза!
У Прозерпины под ветром крыла средь божеств отросла.
И Аполлон Прозерпине корону в объятиях сна
Так услаждает, что даже увяла мимоза.
* * *
Сердце плачет, сердце стонет,
Сердце гнётся и скрипит.
Сердце рвётся, сердце воет,
Сердце бедное шумит.
* * *
Почему бы не любить чужого мужа?
Заедает мне мозги больной вопрос.
Понавешаю лапшу на ваши уши
И расслаблюсь с тем мужчиною всерьёз.
* * *
Подари мне ресницы свои!
Ведь тебе они вовсе не нужны.
Как зонтом, я укроюсь под них,
Ведь крупинки любви мне не чужды.
Подари мне тепло своих рук!
Я тепло так накину на плечи,
Что у жаркого дня среди мук
Вдруг наступит сверкающий вечер.
* * *
– А если я ветер?
А если подую?
А если под вечер
Тебя я задую?
– А если ты ветер,
То дуй только с юга.
Я стану под вечер
Искать в тебе друга.
* * *
Идущий сквозь строй полуночных хрущевок,
Чеканящий шаг через миф расстояния,
Я шагом взрывным и зловеще-холщовым
Без башни сзываю иконы читания.
Безвыходен храм средь мечетей за шторами.
Я вывернул стих через рупор в ковчеге.
В пустыне средь полок я тот, для которого
Лишь призрак моргает головкой о бреде.
* * *
А ночью, вставая с постели,
Гляжу на родной монитор.
И вижу, что Вы обалдели,
В меня утыкая свой взор.
* * *
Полюби меня немного,
Поцелуй меня чуть-чуть.
И, хотя ты недотрога,
Мирозданье – твоя грудь.
* * *
Асмодей Амадея с Вальгалой учил.
Гаутам заплатил за прозренье.
А на харе Перуна Эдем поместил
Дырку Евы – для стихосложенья.
* * *
Я прощаюсь с тобой, Россия.
Я с тобой, Россия, прощаюсь.
Я, как кляча, не вынес насилья.
От насилья на кляч задыхаюсь.
* * *
Просияет Яга прям над кринкой.
И заплачут березы у ив.
Но не вырвется с корнем рябинка,
Молотка не увидев средь нив.
* * *
Несговорчивой мыслью о луже капкан горизонта
Заслонил журавля синим небом в прокуренной кухне.
Дефективный сюжет хитроумно некрозом от рома
Диктатурой завыл, как без мозга, у фразы в разлуке.
* * *
Катышки из свитера катая,
Средь горшков рыдая и страдая,
Девочка вдруг выросла большая,
Кисточкой счастливо рисовая.
* * *
Мы спинами червивые шары
В утесы не зарыли как собаку.
Кастетами кусались, а суды
Монеты завязали гиду мрака.
И, поводок у щёк ломая пальцем,
Амбонцем бога юбочкой накрыв,
Такую чушь лепили мы под солнцем,
Что с крыш поэты плакали навзрыд.
* * *
Отсюда мораль: не алкай брачной ночи,
Не прыгай в постель через ЗАГС!
Сначала проверь: вдруг девица хохочет
И булькает, как унитаз.
* * *
И вновь трубят фанфары сбор!
Опять – пародии для баллов кучки.
А в прошлый раз упал забор.
Ох, шаловливы Соньки ручки!
* * *
Поцелую утром на удачу.
Не пойду, однако, на работу.
Из последних сил, себя коряча,
Я с тобой прокувыркаюсь до субботы.
* * *
Прошлое лето август паучье утюжит.
Облаком прошлого летом летят облака.
Лету плевать на мои тенета в бездорожье.
Лето уйдёт. Прошлое лето, пока!
* * *
Ходит Мишка по рукам.
Добывает он "капусту".
Похвалу таким стихам
С плюшем дам в порыве чувства.
* * *
Даже высотки тянут ладони к свету.
Горло сжимает у них их железный прут.
Архитектурой пыля, крылья падают в небо.
Крановщика без крана прям в котлован несут.
* * *
Картофель музыкой движений
Фристайл танцует в животе.
И нет, товарищи, сомнений:
Удобрит почву он затем!
* * *
И от этой постылой от скуки
Я пишу бесноватую муть.
Улучшать всех людей – это мука!
А от скуки идёт баламуть.
* * *
Любовь свою мы сами разорвали,
Потом топили в речке и топтали.
Бедняжка так стонала при луне,
Что ноги обломались в глубине.
* * *
Фемина! Все иллюзии прекрасны.
Мы в прошлой жизни виделись в мечтах.
Теперь грешим словами не напрасно:
Читатель восклицает "ох!" и "ах!".
* * *
Срывая с женщины мохер
Средь танца скотча в ориентире,
Ты подаешь дурной пример,
Блистая чушью на Стихире.
* * *
Назови меня хоть дубом,
Крокодилом, тигром, львом…
Но не тронь мою свободу
В искушении большом!
* * *
Уцеплялся за пальцы песок.
Море жалось в скитаниях к ветру
И, набросив ажурный платок,
Пригоршнями швырялось в небрежность.
* * *
Не терпки блики. Не цветы у клёнов.
Не у коней морды. Не галоп мягок.
А явит контраст, как у бабок-липок,
Танжерин в юбке: материт дико.
* * *
Небо заперлось на щеколду,
Звёзд песчинки стекают с глаз,
Море укрылось пустыней Бога,
Самолюбобичевание стреляет в нас.
* * *
Звоню на работу
Даже в субботу.
Голос, зараза, пропал!
Жую сигарету.
И песенку эту
Тебе напеваю, нахал!
* * *
Я по строчкам тебя вычитал,
Я из дерева тебя выточил,
Я роденово-живородящую
Среди стульев тебя выманил.
На губах твое имя замерло,
По-кошачьи урча безтреково.
А у простыни было радио,
И безумен был стих в декабре.
* * *
Просыпаясь под утро,
Отряхну с него пыль.
Патефон захрипевший
Отнесу я в утиль.
* * *
Мечтая быть среди друзей,
Писал поэт такую муть,
Что даже стая из гусей
К нему боялась завернуть.
* * *
Хоть грешили мы с тобою вместе,
Ты уплыл туда, где корабли.
И теперь я, как вдова-невеста,
Сочиняю про тебя стихи.
* * *
Когда гляжу я на фиалки,
Жую отменный антрекот.
А феи, эльфы и русалки
Мне наливают пиво. Вот.
* * *
Хрусталят синицы смурную эпоху.
Хлеба преломляют жрецы от науки.
Позорно! Послать бы их на…? Иль к богу?
Я рву календарь. О, танталовы муки!
* * *
Пушкина вспомню на Волге.
В сердце огонь разожгу.
Сотню сгубив, прямо к волку
В сне беспокойном схожу.
* * *
Материнский инстинкт – то великая вещь:
Хоть десяток детей обнимает!
Ну, а мужу прикажет подальше прилечь.
Пусть, сердечный, теперь отдыхает.
* * *
Собачий бог, великий и свирепый,
Гонял щенка, цыплят и петуха.
Но на растерзанном матраце обогретый
Щенок лизнул, а богу дал пинка.
* * *
Я всех заклинаю: пишите стихи!
Не бойтесь, что будут смешными.
Лекалами криков скворчатся они,
Зеркально влюбляясь отныне.
* * *
Сердце сладостно трепещется под блузой.
Ноздри чуть дрожат и стонет грудь.
Сладкий грех приходит и без Музы,
Но в перинах лепит свою муть.
* * *
Если нет желания видеть в мире
Божественное провидение
В незримом мире наискосок,
То не расчесывай гребнем ресницы,
А то в горле и нёбе застрянет кусок.
* * *
Осень не смеётся. Осень плачет
Хладными слезами от дождя.
Восемь лет в мечту повадку пряча,
Обними с мольбою сам себя!
* * *
Щёкоспелая, жизнью зрелая,
Покатилась ягодка перезрелая.
Задушился крик градом с розгами.
Стих рассыпался по колхозному.
* * *
Рисуя искаженья пальцем
На картах в стылом октябре,
Застыл я с грошиком – страдалец
На желтой вымокшей траве.
* * *
Эх, съев кило "Гусиных лапок",
Найти бы пару новых глаз!
В пороше клён, без белых тапок.
Чеканю стих свой без прикрас.
* * *
Зажурчали слова, на песок бесшабашной волной набегая.
И грохочут грома средь слезинок у птицевой стаи.
Самолеты гудят. И разряд светом молний сечёт.
Трубочист засвистел и застрял, из трубы вылезая, как черт.
* * *