– Ты что так вырядился? – окинув взглядом меня, спросила моя рыбка, как я её ласково называл.
– Так спортивный костюм весь в крови, что попалось под руку, то и надел, – сказал я и понёс помойное ведро к выходу.
– Фильм классный скоро начнётся – "Зловещие мертвецы", не задерживайся.
– Да я его уже видел, подышу немного, – ответил я и, обувшись, быстро вышел.
До вокзала пешком было пять минут, но добежал я до него значительно быстрее. Я всё рассчитал правильно, и уже на следующее утро звонил двоюродному брату с Курского вокзала.
– Ты откуда? Тебя все ищут, – сразу сообщил мне он.
– Я знаю, позвони родителям, успокой, что со мной всё в порядке, и приезжай на вокзал, как сможешь, только возьми тысяч 10–15, мне надо уехать. Только никому ни слова!
– И Зинке?
– И особенно Зинке ни слова!
– Ладно, через полтора часа возле касс.
Прошло два часа, как он подъехал.
– Я сказал всем, что тебя замели на 15 суток, – начал он с хороших новостей, – Зинка не поверила, а отцу сказал, что ты у меня.
– Ладно, не важно, мне действительно надо уехать на некоторое время, чтобы хорошо всё обдумать.
– Ну и куда?
– В Новосибирск, у меня там одноклассник фирму держит, у него перекантуюсь.
– Смотри, дров не наломай.
– Не учи отца кататься.
Мы попрощались, а я уже через два часа ехал в поезде навстречу новой жизни, как мне тогда казалось…
Второй звоночек (окончание)
Ночью требовательный голос приказал мне быстро одеваться. Открыв глаза, я увидел двух милиционеров, которые объяснили мне, что я задержан по подозрению в жестоком обращении с животным и мне необходимо выйти с ними на станции для оформления. На нижней полке запричитали: "А ведь по виду и не скажешь, что садист".
– Поезд стоит мало, так что давай, не чешись, – коротко и ясно объяснил мне майор. – Проводник, если что, выкинь красный флажок.
Сняли меня на станции с нежным названием "Шахунья", и уже скоро я лежал на больничной койке в отдельной палате нашего городского психоневрологического диспансера. Как мне объяснил врач на осмотре, уголовное дело по статье 245 "Жестокое обращение с животными" прекращено, но мне назначено принудительное лечение от зоофобии и айлурофобии. От дальнейших разговоров он отказался, сказав, что всему своё время. Весь этот и следующий день мне что-то кололи, давали таблетки и купали в хвойных ваннах. Вечером, когда я уже собирался спать, дверь тихонько распахнулась, и ко мне в палату зашла моя рыбка, ненаглядная Зинуля. Я очень обрадовался, когда она безо всяких вопросов юркнула ко мне под одеяло, тихонько сказав, что в течение часа к нам никто не войдёт.
На следующий день она мне всё рассказала.
– Когда поняла, в чём дело, после твоего исчезновения, я решила не тратить время зря на поиски, а просто написать заявление в милицию, что так-то и так, жених мой страдает болезнью, опасной для окружающих, что его нужно найти и лечить. Ко мне отнеслись сначала с недоверием и откровенными ухмылками, но когда я вывалила им на стол бедную кошечку нашу с отрубленной головой, которую вытащила из помойки, то двоих из троих присутствующих при этом милиционеров стошнило, а третий сразу стал энергично куда-то названивать. Ну и через день ты уже был здесь.
– Зинуля, ты меня очень напугала, – начал оправдываться я.
– Я понимаю, милый, но ты должен понять, без меня у тебя жизни не будет, я слишком тебя люблю. Никогда ты уже не будешь жить без меня, – голос её дрожал. После небольшой паузы она рассмеялась: – В конце концов, всегда вспоминай нашу кошечку.
Третий звоночек
Через три месяца мы расписались. Её родители подарили нам трёхкомнатную квартиру, так как Зинуля была беременна тройней и через два месяца должна была родить. Я получил хорошую должность, родители наши подружились, жизнь, как говорится, наладилась.
Роды прошли нормально, но родила моя рыбка не трёх, а четырёх деток – два мальчика и две девочки. Как это они в животе потеряли ребёнка – непонятно. Городские власти подарили нам микроавтобус и выделили за счет города няню, помощницу моей жене. Жили хлопотно, но справлялись.
Зина часто не высыпалась по ночам. Няня бывала только днём, поэтому, когда та приходила, рыбка тут же засыпала. Няня была хорошая, но с одним "недостатком" – четвёртым размером груди. Не то что я слюни пускал, но на фоне нашего второго с натяжкой было как-то некомфортно, скажем так.
Прошёл год, малыши начали ходить, Зинуля часто оставляла их на няню, а сама ездила по делам. В тот день она поехала к бабушке за курочками, для бульона малышам. Как назло, мне пришлось возвратиться домой, так как меня обляпала проезжающая мимо машина. Костюм был испорчен, и я прибежал домой переодеться, чтобы к двенадцати попасть на совещание. Малышня спала. Я зашёл в спальню, объяснив няне, почему я такой грязный. Когда я разделся, дверь приоткрылась и ко мне зашла эта пышногрудая бестия. Её глаза горели желанием, и я не отклонился, когда она полезла целоваться. Её тело обмякло, и я, предчувствуя страсть, мало что соображал. Внезапный звук прервал мои мечты, и я открыл глаза. Напротив стояла моя Зинуля. В руках у меня висело тело няни, а в руках у моей рыбки была чугунная сковородка. Связав эти два наблюдения в кучу, я сразу вспомнил нашу бедную кошечку.
– Что ты стоишь, милый, беги в соседний подъезд за Сонькой из пятьдесят шестой квартиры, которая работает в больнице. "Скорую" вызывать нельзя.
Я бегом добежал до соседнего подъезда, поднялся пешком на 7 этаж и начал звонить в дверь. Звонил минуты три. Наконец дверь открыл её муж:
– Ты чё, мужик, не понимаешь, что если люди не открывают, значит, они или заняты, или не хотят открыть, или их нет дома, – прочитал он мне коротенькую лекцию о правилах хорошего тона.
– Соню надо в тринадцатую квартиру, там человеку плохо, – запыхавшись, объяснил я.
– Звони в "скорую", Сонька выходная.
– Знаю, но в "скорую" нельзя.
– Сонь, – прокричал мужик, – иди, к тебе.
– Я побегу, а вы приходите побыстрей, хорошо? – сказал я ей после того, как всё объяснил.
– Хорошо, сейчас буду, – пообещала Соня.
Назад бежал ещё быстрее, предчувствуя беду. Зайдя домой, понял, что предчувствие меня не подвело. Сверху на связанной няне сидела моя рыбка и детским прибором для выжигания по дереву тщательно выводила на лбу бедняги слово "Б***ь". Женщина пыталась кричать от боли, но рот её был предусмотрительно заткнут.
– Ну вот и всё, милый, – сказала она, слезая, закончив работу, – получается так, что няня к нам больше приходить не сможет.
Появилась Соня.
– Сонечка, посмотри, тут женщина теряла сознание, упала на моего мужа. Может быть, ушиблась, а?
Соня быстро осмотрела пациентку, сказала, что есть ушиб на голове, но не страшный, так что причин для беспокойства нет.
– А вот надпись на лбу я не видела, и появилась она после того, как я ушла, – строго предупредила она. – Выздоравливайте и больше не теряйте голову, – обратилась она к нашей бывшей няне.
– В следующий раз, – это уже Зиночка говорила мне, – отрублю все выступающие части тела. А за то, что пытался мне изменить, получаешь срок – 25 лет строгого режима, без права апелляции, но условно, – её милая улыбка только подчёркивала серьёзность угроз.
Освобождение
– Да, двадцать пять лет совместной жизни – это уже редкость, – начал свой тост мой двоюродный брат, который специально приехал на наш юбилей. – Главное, что ваша любовь помогла вам перенести все невзгоды семейной жизни. Давайте выпьем за мудрость Зинаиды, которая помогла сохранить такую замечательную семью.
Пили на нашей серебряной свадьбе много и долго. Ресторан был заказан до двух ночи, но еле-еле разошлись к четырём. Гости и дети разъехались, а мы вчетвером пошли к нам домой. Жили мы уже в своём доме, дети жили отдельно. Когда сели пить "на посошок", Зинуля расчувствовалась.
– Вот уже сколько лет у меня есть одна мечта, которая неизвестно когда сбудется. И всё зависит от тебя, милый, – она немного задумалась, затем продолжила: – Вот пообещай мне, что выполнишь мою просьбу, и тогда моя мечта исполнится.
– А что, мой срок строгого режима уже закончился? – попытался я неуклюже отшутиться.
– Дашь обещание, освобожу!
– Ну, тогда я тебе обещаю выполнить любую просьбу, чего бы это мне ни стоило, – торжественно пообещал я, – говори!
– Ты действительно хочешь это услышать? – она сказала так, что я сразу отрезвел.
– Уже нет, – сказал я честно, – но, судя по всему, придётся.
– Я хочу, – она улыбнулась и сделала паузу, – чтобы ты, – шаловливые её глаза не сулили ничего хорошего, – после того, как у тебя не будет вставать "это дело" на меня, – взгляд её обозначил то, что она имела в виду, – позволил мне его отрубить!
Я, наверно, упал со стула в обморок, потому что очнулся, нюхая нашатырь.
– Милый, ну что ты так реагируешь на мои маленькие капризы. Я сколько раз видела это в фильмах ужасов (надо заметить, что другие она и не смотрела), что зря ты так принимаешь близко к сердцу, – прощебетала она мне на ушко.
Давно я не видел её такой милой и красивой, но сама мысль о её просьбе подымала шерсть на всех местах, где она росла. И только Танька, наша бывшая няня, с которой они дружили после того случая все эти годы, со своим зажившим шрамом на лбу, подмигнула мне, намекая, что это розыгрыш. Врат мой, его жена Танька и моя рыбка разразились бешеным смехом, а я, так до конца не веря, что я буду жить дальше без принудительной кастрации, смеялся больше за компанию с ними, нежели от того, что мне было весело.