Худрук. Слушай, Танцор, ты бы сбавил драйва чуть-чуть, а то каблуков не напасешься.
Танцор. Да я нечаянно.
Худрук. За нечаянно бьют отчаянно. Что-то тебя последнее время как-то слишком много стало, прямо спасу никакого, и все не по делу. А как репетиция, так с фонарями искать надо.
Танцор. Я в пробку попал.
Худрук. Ну-ну. Пробка-то от шампанского хоть была? Шарик смотри не забудь убрать, а то опять выговор схлопочешь.
Уходит.
Танцор. А вы вчера…
Она. Да?
Танцор. Прошу прощенья, что заставил ждать.
Она. В смысле?
Танцор. Ну, на репетицию вчера… Постараюсь больше не опаздывать.
Она. Да это ерунда.
Танцор. Я пораньше завтра приду. А если в пробку попаду…
Она. От шампанского?
Танцор(улыбается). От мартини. В общем, если что, можно позвонить вам?
Она. Конечно.
Танцор. Значит, я буду звонить вам иногда. Хорошо?
Она. Буду рада. А почему "вам"? Мне казалось, мы на "ты".
Танцор. Ну да, то есть… В общем, пошел я, занятия пора начинать. А то и туда опоздаю.
Она. Удачи.
Танцор. Благодарю.
Уходит, с полпути возвращается.
Так значит, на "ты"?
Она. Если ты не против.
Танцор. Да нет, я наоборот… Ладно, побегу – девчонки ждут.
Уходит.
Она. "Благодарю…" Почему я так волнуюсь? Ведь абсолютно ничего не случилось. Ну влюбился… Ну, мне тоже нравится. Дальше что? Ведь что у нас с ним может быть? Мы же разные люди, просто до несовместимости. Варьете, клуб "Корвет"… ночной мотылек. Да нет, это просто эпизод, каприз художника. Скоро пройдет. Нам и говорить-то с ним, наверно, не о чем будет. Что ж я так волнуюсь?
Появляется Механик.
Механик. Вот думаешь, почему я пью?
Она. Ой! Вы меня напугали.
Механик. Нет, ты скажи, почему?
Она. Не знаю. Люди пьют от разных причин.
Механик. Нету причин у меня никаких. И никогда я не пил. Не веришь?
Она. Верю.
Механик. Не веришь… А я не пил нисколько, пока сюда не попал. Не веришь?
Она. Да верю, верю.
Механик. Думаешь, я пьяный? Да? А я не пьяный. Просто меня трясет уже от ДК от этого. Что тут творится, даже сигнализация не выдерживает. Не выносит сигнализация, кричит все время. Они все на меня: не кури на сцене да не кури в подвале. Дескать, она дыма не любит. Плевала она на дым! Она другое совсем чует. Не веришь?
Она. Верю, верю.
Хочет уйти, Механик ее останавливает.
Механик. Не веришь. А если хочешь знать, в прошлом году нас совсем закрыть хотели. Здание, говорят, аварийное. Крыша, говорят, обвалиться может просто в любой момент, вот так вот. Или сквозь пол провалимся все.
Она. А по-моему, это аварийное здание всех нас еще переживет.
Механик. Эх ты, кукла! Что говоришь, сама не знаешь что. Сигнализация, думаешь, дура? Она зря кричать не будет. И Кошмар нервный стал, все по углам прячется. Я бы ушел отсюда, да Герцог мой паспорт в сейфе арестовал.
Она. Это как?
Механик. Да я его на той неделе на лестнице выронил. А эта стерва нашла и Герцогу отдала. А Герцог говорит…
Она. Слушайте, а что это за Кошмар?
Механик. Вот сразу и видно, что ничего не соображаешь. А туда же, рассуждать. Кошмар тут самый главный человек у нас.
Она. Да кто он такой?
Механик. Ничего, придет время – познакомишься.
Она. Тут люди странные такие… и вообще, очень интересно тут.
Механик. Куда уж интереснее.
Она. А вы ведь здесь всех знаете?
Механик. Наизусть.
Она. Скажите, а вот Танцор…
Механик(перебивает). Да что Танцор! Вот стерва эта прошлой весной с дрянью той поссорилась…
Она. Кто-кто?
Механик. Да какая разница. Стерва эта, Худрук. Все чего-то не поделят, все мало им. Весной прошлой притащила целую сумку живых лягушек и Главбуху в кабинет выпустила. Дрянь-то эта, Главбух-то, дверь открыла, а там лягушки по всему кабинету скачут. Представляешь?
Она. Честно говоря, не очень.
Механик. Это еще что! Лягушки-то заговоренные были. Та дрянь потом вся бородавками обросла.
Она. Да бросьте вы, нет у нее бородавок.
Механик. Это теперь нету. Она тоже приколдовывает. Заговор нашла и свела их в два счета. На Уборщицу перевела. Она и мается теперь с бородавкой своей на носу. Опять не веришь?
Она. Ну, в общем…
Механик. Не веришь. А зря. Тут у нас, знаешь… Тут место такое. Тут, если хочешь знать, кладбище раньше было. Кладбище-то срыли, а ДК этот наш и построили. Вот у нас и не понять теперь без бутылки нипочем, на каком ты свете.
Она. Тут раньше лес был. Я для сценария материалы смотрела, для юбилея. Тут был сосновый лес, его вырубили. А немного до сих пор осталось, у ДК вон растут сосны.
Механик. Читала она. Они там тебе напишут, только читай. Кладбище было тут. Я-то постарше тебя, так еще помню.
Она. Так ДК-то строили еще в тридцатые. Вам же не сто лет, что вы можете помнить?
Механик. Мне шестьдесят лет, а помню я, что люди рассказывали. А когда психов сюда эвакуировали…
Она. Каких еще психов?
Механик. Обыкновенных. Не знаешь, какие психи бывают? Психушку эвакуировали в войну и в ДК разместили. Тоже, скажешь, неправда?
Она. Был тут госпиталь во время войны, это точно.
Механик. Ну вот видишь. Зря, что ли, у нас тут ненормальные одни работают? Дурдом, он если где поселится, то уж навек.
Она. Так обыкновенный был госпиталь. Раненых тут лечили, с фронта. Я и фотографии видела. Даже тут, на сцене, койки стояли.
Механик. А какие я тут по ночам фотографии вижу, так и не дай Бог.
Она. А вы действительно тут живете, прямо в ДК? Мне Худрук говорила.
Механик. Говорить-то легко, а вот поживи тут. Летом вот как-то, не так и поздно было, часа, может, два, а может, меньше. Так наверху, в правом крыле, знаешь, где звукозапись? Радиста хозяйство. Как завизжат они, как заверещат дурными голосами – у меня аж мороз по коже. Смотрю, Кошмар выскочил как ошпаренный, и дёру вниз. Я тоже думаю, куда бы мне сорваться, да не успел. Смотрю, идет. Страшная, лицо кривое, вместо глаз черные впадины. И веришь, голая вся. Как есть вся, трусы одни надеты, да и тех не разглядеть. А рот красным вымазан. Идет и воет. Не знаю, как не помер на месте. Думал, точно упырь какой или того хуже. А это, представляешь, Радист опять к себе девок привел, так они передрались там у него по пьяни. Я его чуть не убил потом.
Она. Да не может этого быть. Все-таки муниципальное учреждение.
Механик. Оно и видно, что муниципальное учреждение. Ты тут еще без году неделя, не понимаешь ничего. Это учреждение уже двадцать пять раз купили и продали, а оно все муниципальное. Тут знаешь какие деньги крутятся, аж сказать страшно. Не может быть! Сказанула. Да тут, если хочешь знать, все что угодно может быть.
Она. Да, вы знаете… Как ни странно, и у меня такое впечатление. Здесь все возможно. Так и ждешь невольно какого-то чуда.
Механик. Дождешься, не бойся. Мне вон зарплату мою же в руки не дают, чем не чудо?
Она. Ну так вы же…
Механик. Что я же? Могу я без денег жить, а? Мне ведь есть-пить надо? А она говорит, я лучше тебя знаю, что тебе надо, и деньги мои присвоила. Ну вот скажи, ну можно так жить? А?
Она. Грустно, конечно.
Механик. А ты бы стерве-то этой и шепнула бы. Скажи, загибается человек без денег.
Она. Вы меня извините, но…
Механик. А не дашь тогда рублей сто взаймы? Я с получки отдам.
Она. Нет, не могу. Не обижайтесь.
Механик. Да чего обижаться. Ладно, пойду я. У меня там дел полно, а я тут с тобой разговорился. Увидимся еще.
Она. Да, конечно, увидимся.
Механик собирается уходить, замечает шар.
Механик. Нет, этот Танцор все-таки меня поражает. Опять шарик не убрал. Он что себе думает? Я за него буду убирать, что ли?
Уходит.
Она. Да что они все с шаром этим к нему привязались? Как будто он обязан ерундой этой заниматься. Нашли крайнего.
Уходит, катя перед собой шар.