Работы Дэвидсона трудны для понимания даже по меркам аналитической философии. Дэвидсон - если можно так выразиться - систематический философ, но его труды представлены в виде множества коротких, не очень понятных, обильно аргументированных и, несмотря на это, очень изящных эссе. Все вместе они образуют мозаику, при взгляде на которую возникает цельная картина глубоких связей разума и мира, картина, отметающая центральную проблематику современной традиции, согласно которой наше понимание мира должно исходить изнутри, то есть все мироустройство должно восприниматься и описываться от первого лица. Главный принцип философии Дэвидсона заключается в том, что понимание мышления, языка и познания достигается при взгляде на них со стороны - с точки зрения третьего лица. Именно при таком взгляде мы понимаем язык и коммуникацию. Практически все остальное в философии Дэвидсона вырастает из этой центральной идеи или тесно переплетено с ней.
Дэвидсон известен своими работами по философии языка и особенно по теории смысла, философии действия и философии сознания. Работы во всех этих областях тесно связаны друг с другом. В первой из этих областей он более всего известен своим предположением о том, что мы можем объяснить значения и смысл слов по их систематическому вкладу в условия истинности содержащих эти слова предложений, а также о связи нашего понимания слов с их употреблением с точки зрения интерпретирующего их человека. Это и есть использование взгляда от третьего лица в решении вопроса о понимании природы языка и его связи с мышлением - то, на чем держится вся философия Дэвидсона. Во второй из этих областей он известен прежде всего воззрением, согласно которому обычное объяснение того, что мы делаем, обычное объяснение действия носит как каузальный, так и рациональный характер, - то есть в таких объяснениях излагают причину действия, каковая оправдывает его с точки зрения совершающего действие человека. Этот подход частично задает раму для понимания задачи интерпретации языка, раму, целью которой является постижение действий другого человека как рационально мыслящего субъекта. В третьей области Дэвидсон известен разработкой новой формы неупрощенного материализма, названного им аномальным монизмом, согласно которому каждое ментальное событие есть одновременно событие физическое, однако типы ментальных событий не совпалают с типами событий физических. Этот аргумент подкрепляется взглядами Дэвидсона на природу разумной деятельности.
В последующем изложении мы рассмотрим зрелые философские взгляды Дэвидсона в их онтогенезе, ибо понимание оказанных на его философию влияний в контексте ее развития поможет ярче осветить ее истоки, влияние и исторический контекст. Полное описание вклада Дэвидсона в философию не уместить в кратком очерке. Мы лишь попытаемся проследить пути развития его философии и уяснить ее место в палитре аналитической философии двадцатого века.
Источники философии Дэвидсона
Два главных мотива философских работ Дэвидсона - это интерес к природе человеческой деятельности и к природе языка. Поначалу эти два интереса были независимы друг от друга, но затем слились воедино, что вообще характерно для работ Дэвидсона. Эти интересы пробудились у Дэвидсона в первые годы работы в Стэнфордском университете, куда он перешел в 1951 году из колледжа Квинса в Нью-Йорке. По приезде в Стэнфорд у Дэвидсона не было никаких философских проектов. Он начал работать совместно с Патриком Саппсом и Дж. Дж. Маккинси над теорией принятия решений (теория была посвящена выбору, проявляющемуся в поведении и позволяющему судить о предпочтениях и убеждениях человека, принявшего решение). Это один из источников интереса Дэвидсона к философии действия, и он, как мы увидим, сыграл важную роль в развитии теории смысла и значения. Другим источником интереса к философии действия стал его подопечный, диссертант Дэн Беннетт, который - после годичной стажировки в Англии у Элизабет Энскомб и Стюарта Гемпшира - вернулся в США, чтобы писать диссертацию по философии действия. Читая и рецензируя эту диссертацию, Дэвидсон пришел к убеждению, что было бы ошибкой считать, будто сами свойства разумных объяснений мешают им быть объяснениями каузальными, - в противоположность господствовавшей тогда ортодоксальной философии, еще находившейся под сильным влиянием идей Витгенштейна. Сделанное в 1963 году предложение философа Мэри Мазерстилл написать статью для Американской философской ассоциации привело к появлению очень важного эссе "Действия, основания и причины", в котором Дэвидсон выступил острым полемистом. Приняв, что основания действий человека задаются тем, что он хочет, и тем, что - как ему кажется - он может сделать, чтобы получить желаемое, Дэвидсон утверждал, что это простое объяснение действия человека является, по сути, каузальным: рассуждения деятеля как минимум оправдывают действие с его точки зрения и являются причиной выполнения действия. Попутно Дэвидсон разъяснил некоторые запутанные места в понимании взаимоотношений между причинами, событиями и их описаниями, и эти разъяснения позднее легли в основу аргументации в пользу аномального монизма. Взгляды Дэвидсона очень скоро сами стали ортодоксальными.
Как раз в это время Маккинси, один из создателей дискретной модальной логики, предложил Дэвидсону стать соавтором статьи для выпуска журнала "Библиотека живой философии", посвященного Рудольфу Карнапу и его методу анализа содержания и выражения в семантике. Карнап был центральной фигурой логического позитивизма тридцатых и сороковых годов и оказал огромное влияние на развитие аналитической философии в двадцатом веке. Маккинси умер, не успев приступить к работе, и выполнение задачи легло на плечи Дэвидсона. В то время он преподавал философию языка, но работа над статьей возбудила в Дэвидсоне интерес к теории значения и в особенности к проблеме понимания предложений, выражающих убеждения и другие так называемые пропозициональные отношения.
Были две считавшиеся в то время значимыми проблемы, касающиеся семантики высказывания убеждений.
Первым был вопрос о том, как мы понимаем сложные выражения, пользуясь составляющими их словами и правилами, определяющими их расстановку. Это проблема приобретения значения композиционной составляющей высказывания, то есть проблема композиционной теории смысла. Было не очень понятно, как создать такую теорию, и, в частности, особую проблему представляли собой высказывания об убеждениях. Такое, например, предложение, как "Галилей был убежден, что Земля вертится", понимается на основе понимания его значимых частей. Мы не обязаны изучать такие предложения по частям и без труда понимаем такого рода высказывания, даже если никогда раньше их не слышали. Но какую в точности роль в высказывании играет предложение "Земля вертится"? Оно употреблено не так, как, допустим, в составе предложения "Земля светит, и Земля вертится". Чтобы это последнее предложение было истинным, должны быть истинными оба утверждения - "Земля светит" и "Земля вертится". Но то же высказывание "Земля вертится" совсем не обязано быть истинным для того, чтобы было истинным предложение "Галилей был убежден, что Земля движется". И мы можем сделать истинное предложение ложным, заменив слово "Земля" каким-то другим, обозначающим то же самое (например, словосочетанием "третья планета от Солнца"), - в отличие от предложения "Земля светит, и Земля вертится". Похоже, что дело обстоит так, что слова, следующие за "был убежден, что", выполняют иную функцию, нежели в других контекстах.
Карнап, следуя Фреге, решил этот вопрос, приписав выражениям расширение (референт и набор объектов, высказывание о которых является истинным, то есть значение истинности) и содержание (грубо говоря, смысл или значение высказывания). В высказываниях об убеждениях, по мнению Карнапа, активным является дополнительное придаточное предложение, ибо убеждение - это то, как люди видят предмет, а не то, чем предмет является в действительности. Поскольку значение словосочетания "третья планета от Солнца" отличается от значения слова "Земля", постольку мы не можем сохранить истинность предложения об убеждении, заменив одно другим.
Дэвидсон, однако, пришел к мысли о том, что согласиться с мнением Карнапа о предложениях, где высказаны убеждения, очень трудно (а шире говоря, и с мнением Фреге). В частности, Дэвидсон начал сомневаться, что подход Фреге - Карнапа к предложениям об отношениях совместим с требованием понимания предложений об убеждениях на основе улавливания смысла конечного числа первичных семантических единиц и знания правил их комбинаций. Это требование приводит к серьезным затруднениям в правильном понимании композиционной структуры естественных языков (см. "Теория смысла и доступных изучению языков", "Исследование истины и интерпретации", 3-15).
Вторая проблема, отражающая важность семантики предложений об убеждениях, заключается в вопросе о том, как удостовериться, что мнение, высказанное по поводу композиционной структуры естественного языка, является верным. Решение обеих проблем пришло к Дэвидсону одновременно.