В некоторых случаях экономии сущностей можно добиться с помощью того, что Куайн называет творческим повторением. Такое случается всякий раз, когда мы признаем сущности какого-либо рода, попросту отождествляя их с сущностями иного рода, которые мы уже признали. Чтобы привести пример, стоит обратиться к разделу книги "Слово и объект", с замечательным названием "Упорядоченная пара как философская парадигма". Содержание этого примера не имеет большого философского значения (как раз напротив!). Но по своему построению он служит прекрасной иллюстрацией обсуждаемого здесь феномена. Лишним доводом, чтобы привести этот пример, служит убеждение Куайна в том, что, кроме существования иных сущностей, имеют место также совокупности этих сущностей. Такой взгляд зиждется на убеждении, что теория совокупностей является обязательной частью мощного математического аппарата, обслуживающего формулировки современной физики. Так, если есть две сущности а и b, то есть и их пара {а, b}, членами которой они являются. И совершенно другое дело - их упорядоченная пара <а, b>. Вторая пара отличается от первой одним важнейшим свойством: во втором случае имеет значение порядок следования сущностей. Так, если {а, b} и {b, а} суть одно и то же, то сущность <а, b> - это не то же самое, что сущность <b, а>. Предположим, что мы признаем существование упорядоченных пар так же, как и существование обычных пар. (И Куайн обосновывает это утверждение.) Означает ли это, что мы тем самым признаем сущности совершенно нового типа? Не обязательно. Определяющей характеристикой упорядоченной пары является то, что идентичность ее определяется не только идентичностью, но и асимметрией двух ее элементов, которая проявляется в том, что вклад "первого" элемента пары отличается от вклада "второго" элемента. Но существуют наборы элементов, отвечающих этому условию, при том что они не образуют пар. Рассмотрим, например, случай двух элементов а и b и их набор {{а}, {а, b}}. (Это пара множества {а}, состоящего из единственного элемента, и пары {а, b), где единичный элемент а представляет собой множество, состоящее, как уже было сказано, из одного-единственного элемента а.) Следовательно, мы можем отождествить упорядоченные пары с наборами, существование которых мы уже признали. Нельзя сказать, что {{а}, {а, b}} в этом отношении уникален. Существует много тождеств, которые мы можем признать. При этом не имеет значения, какие из них мы принимаем, - пока нам ясно, почему мы это делаем, и пока уверены в своей правоте.
Почему это следует считать "философской парадигмой"? Потому что она являет собой пример тактики, которой мы можем придерживаться в ряде случаев, многие из которых имеют больший философский интерес, чем разобранный нами случай. Возьмем, к примеру, разум. Многие люди полагают, что разум - это нечто кардинально отличающееся от любого физического объекта, а следовательно, ментальные состояния и процессы, по крайней мере логически, если не причинно, не зависят от любых физических состояний и процессов. Если бы это было так, то вся "физичность" Куайна оказалась бы под угрозой. Предположим, однако, что физические состояния и процессы всегда как минимум сопровождают ментальные состояния и процессы и демонстрируют сложность, которая проявляет тесную корреляцию со сложностью самих ментальных состояний и процессов. Тогда, говорит Куайн, мы можем отождествить первое со вторым, что, в свою очередь, означает, что мы можем отождествить разум с физическими объектами (вероятно, с головным мозгом). Такой подход, несомненно, имеет большое философское значение. Дело не в том, что мы покажем, что такое разум "на самом деле" - в глубоком метафизическом смысле (не более, во всяком случае, чем мы показали, будто упорядоченные пары что-то значат в некотором глубоком метафизическом смысле). Положения Куайна следует считать всего лишь своего рода законодательством, позволяющим нам систематизировать и формализовать, - настолько изящно и экономно, насколько это возможно, - наши теории о том, что происходит в окружающем нас мире. Таким образом, воззрения Куайна (как, на его взгляд, и всякая добротная философия) вносят вклад в наше понимание характера действительности в целом.
Влияние Куайна
В самом начале статьи я уже сказал, что многие считают Куайна крупнейшим философом послевоенного периода. Определенно, его натурализм является апофеозом натуралистического духа, столь характерного для аналитической философии последних пятидесяти лет. Не очень важно, в какой степени он явился создателем этого духа, а в какой - его отражением, гораздо важнее то, как он очистил и расширил область его применения. Влияние Куайна проявилось и в более частных случаях: во многих выдвинутых и развитых им доктринах, подхваченных затем великим множеством других философов; во множестве поставленных им вопросов, которые обсуждаются до сих пор; и в предложенных им методах, которые с тех пор находятся в общем пользовании. Большое влияние продолжает оказывать его философский стиль, причем под "стилем" я имею в виду не только стиль его прозы (который сам по себе неподражаем), а его концепцию о том, как именно надо философствовать. Особого упоминания заслуживает здесь то, что Куайн сумел доказать ценность и пользу формальной логики для аналитической философии.
Как и о любом другом крупном философе, о Куайне можно сказать, что среди его последователей было куда больше бунтарей, чем верных апостолов. Так, многие его предложения относительно значения и смысла (если привести это в качестве главного примера) были подвергнуты основательной и хорошо аргументированной критике. Даже если философы, несогласные с Куайном, не давали себе труда обосновать свою критику, они чувствовали себя обязанными как-то обозначить свое несогласие. Немыслимо, чтобы в наши дни нашелся хотя бы один приверженец анал тической философии, который попытался радикально некритично провести четкую границу между аналитическими и синтетическими истинами, - и в этом несомненная заслуга Куайна.
Несколько учеников Куайна заслуженно сами стали крупными и самостоятельными философами. Два ярчайших примера - Дональд Дэвидсон и Дэвид Льюис. Дэвидсон, в частности, являлся настоящим послушником Куайна. Несмотря на то что у самого Дэвидсона было множество чрезвычайно важных идей, все они имели смысл, укладываясь в широкие рамки философии Куайна, и несогласие Дэвидсона с учителем - каким бы ярким и поучительным оно ни было - касалось только деталей. Случай Льюиса, пожалуй, сложнее. Он прославился философским тезисом, радикально несовместимым со взглядами Куайна. По мнению Льюиса, помимо нашего актуального мира, существует бесконечное множество возможных миров - бесконечное множество пространственно-временных космосов, как-то связанных с нашим миром, но никак от него не зависимых. По меньшей мере в одном отношении этот взгляд не соответствует философии Куайна, ибо тезис этот не имеет смысла без различения необходимо истинного и условно истинного (между тем, что истинно во всех возможных мирах, и тем, что истинно лишь в некоторых из возможных миров, включая и наш). А такое различение то же самое, что различение аналитической и синтетической истины (или весьма близко к нему) и, во всяком случае, подпадает под запрет Куайна. Во всех иных отношениях, однако, Льюис выказывает себя верным учеником Куайна. И даже несмотря на то, что его приверженность всем этим возможным мирам едва ли отмечена "вкусом к пустынному ландшафту", эта вымученная приверженность сродни приверженности самого Куайна теории положительных целых чисел. Льюис, правда, считает, что обращение к идее п отенциально возможных миров необходимо для построения непротиворечивой систематической философии. Отсюда выводится заключение, высказанное мной в конце предыдущего раздела и которое я теперь повторю, как эхо: такой взгляд является взносом в наше понимание общего характера действительности. Не будем также упускать из виду иронию, являющуюся отличительной чертой влияния Куайна, ибо даже этот наиболее "анти-Куайновский" тезис принимается философами только потому, что предложивший его Льюис все же придерживается основных методологических принципов Куайна.
2 РОУЛЗ
Томас Болдуин
Джон Роулз (1921-2002) был одним из крупнейших политических философов второй половины двадцатого века. Его важнейшая работа "Теория справедливости" (1971) придала мощный импульс политической философии и внесла свежую струю в привычный ход философских споров. Взгляды Роулза до сих пор являются отправной точкой для современных дискуссий.
Биография
Роулз родился и воспитывался в Балтиморе. В1939 году поступил в Принстонский университет. После его окончания в 1943 году был призван в армию. Он служил на Тихом океане, когда в августе 1945 года на Хиросиму была сброшена атомная бомба. Позднее Роулз осудил этот акт как величайшее преступление. После войны он вернулся в Принстон, где в 1950 году защитил докторскую диссертацию по философии. В 1952 году он получил стипендию Фулбрайта, что позволило ему провести 1952-й и 1953 годы в Оксфордском университете. В Соединенные Штаты он вернулся на преподавательскую должность в Корнельском университете, где читал лекции с 1953 по 1959 год. Кафедра