Игорь Чиннов - Собрание сочинений: В 2 т. Т.1: Стихотворения стр 13.

Какой неудержимый ливень!
Закрой окно. Темнеет день.
Сильнее, шире и бурливей
Кренится за стеклом сирень.

Уже кончается, скудеет
(Вся жизнь так грустно-коротка),
И капли на стекле редеют,
От сумрачного ветерка

Неудержимо исчезают.
Теперь, когда их больше нет,
Теперь – яснее проступает
За ними этот слабый свет.

* * *

Озаренное небо, и птицы летят.
Что я знаю – о жизни, о смерти, о Боге?
Что мы знаем? – Я помню такой же закат.
Помню палубу, даль, словно берег пологий…

С нами ехал ребенок, печальный, слепой
От рожденья, с бесстрастьем в невидящем взоре,
Чутко слушал… Как смутно шумит за кормой
Голубое, слепому незримое море…

ЛИНИИ (1960)

На линии жизни, на линии счастья.

Игорь Чиннов

* * *

К луне стремится, обрываясь,
Фонтан – как в бурю кипарис,
Когда луна – почти живая.

Озера то, иль острова,
Иль облака, иль птичья стая?
Фонтан, фантазия, каприз.

Сквозь лунное очарованье
Кровать плывет, куда хочу –
По блеску крыш, как по ручью.

Полоски дыма там, вдали –
Как оснеженные тропинки,
И мы гулять по ним пошли –

И говорили без запинки
Ночными странными стихами,
И долго звуки не стихали,
Уже неслышные с земли.

* * *

Дали как будто во льду.
Ветер даже дубы оголяет.
Вслед за последним лучом
Медленно меркнут поля.

Веток не рвут на ходу
Те, кто осенью в роще гуляет.
Ветки висят под дождем,
Мертвой листвой шевеля.

Зыбь серебрится в пруду.
Помечтай, будто в водах бесцветных
Ветки деревьев иных
Сыплют невянущий цвет,

Будто в незримом саду
Расцветают нездешние ветки,
Вечно мерцает сквозь них
Нежный немеркнущий свет.

* * *

– Дымящие трубы,
На пристани уголь и щебень.
– Прозрачное небо
И птичий серебряный щебет.

– Дым черен и горек,
Безрадостен серенький берег.
– Луч нежен и ярок,
И бабочка села на вереск.

– Разломаны бурей
Две лодки на отмели серой.
– Лазурное море
Покойно, и солнечен берег.

– Засохший кустарник
И кладбища – взглядом не смерить.
– И светлый бессмертник,
Сияние жизни и смерти.

* * *

Что ж – думающие машины
Заменят нас – а мы пойдём
Смотреть на лилии долины
Под нежно-солнечным дождём.

Забыты тёмные заботы,
Природа ангельски чиста.
Как лепестки, две легких ноты
Упали с белого куста.

Синеют птицы, расцветая,
И кажется, цветы слышны.
И слился с пением и стаей
Глубокий отзвук тишины.

И так прозрачно-своевольно,
Так беззаботно, так шутя,
И просто, и совсем не больно…

(Я размечтался, как дитя.)

* * *

Жил да был Иван Иваныч:
Иногда крестился на ночь,
Вдаль рассеянно глядел.
Жил на свете, как умел.
Жил на свете как попало.
Много в жизни было дел.

Сердце слабое устало,
Сердце биться перестало.
В небе дождь вздыхал, шумел,
Будто мертвого жалел:
Влаги пролилось немало –

Видно, смерть сама рыдала,
Близко к сердцу принимала
Человеческий удел.

* * *

Вечный образ: счастье – ветер в поле,
Дым, растрёпанный дождём.
Мы живём в заботе, страхе, боли;
"Человек для слёз рождён".

На кого надеяться? На эти
Грозовые облака?
На глухое небо в смутном свете?
На лучи издалека?

На мерцанье над ночной дорогой,
По которой мы во мгле пройдем?
И в ответ – молчанье, да немного
Погрохочет гром.

* * *

А может быть, всё же – спасибо за это:
За нежность туманно-жемчужного света,
За свежесть дождём всколыхнутого сада,
За первые знаки – уже – листопада.

Спасибо, что облако меркнет и тает
Над этой в закат улетающей стаей,
И розовый свет приближается к морю…
Ну что же, спасибо. Да разве я спорю…

* * *

"Если завтра война"… Накануне войны,
Накануне беды и тоски
Поглядим на сиянье волны
И на трепет звезды.

Поглядим, как ярки
Отцветающие цветники
И как нежно летят светляки,
Будто искры, упавшие с легкой звезды.

Поглядим, как роса,
Перед тем как исчезнуть, светла,
Как блестящая капля спадает с весла,
Будто гаснет звезда.

Поглядим, если завтра война,
Как сегодня погода прозрачно ясна,
Поглядим – в этом мире беды и тоски –
На сияющие пустяки.

* * *

О мировом безобразии
Лучше совсем умолчим.
Скажем про нежную празелень
Ночи, сходящей на Рим,

Про голубое мерцание
Осеребренных олив
(Ночь, тишина мироздания,
Будто далекий прилив).

Ночь, голубая пришелица,
Скажем и мы про нее
(Полное лунного шелеста,
Дремлет легко бытие).

И, не боясь повторения
И не ища новизны,
Скажем про синее пение
Вновь наступившей весны.

* * *

Он мерзнет в воротах парка,
Просит на рюмку
И греет облачком пара
Худую руку.

От снега намокли ветки.
Ветер – сильнее:
Краснее мокрые веки,
А рот синее.

О нет – без надрыва, просто:
Слезы – от ветра…
Никто не слышит вопроса,
И нет ответа.

* * *

Ты опять возмущался?
Ты опять восхищался?
Погляди холоднее
На людей и аллеи.

На торговца-уродца,
На цвета винограда,
На канаву, где льется
Солнце, грязь и прохлада.

Понемногу истрачен
День приятно ненужный,
И как будто прозрачен
Вечер тускло-жемчужный.

Это вспомнится позже?
Запад чуть серебрится.
… С этим отблеском тоже
Мне придется проститься.

* * *

Да, траурная колесница
Иль в этом роде. Вот, опять
Кольнуло в сердце. Помолиться,
Приободриться, помечтать

О том, что там (ты веришь?) будет
Эдем, блаженство, торжество…
Скажи, там ничего не будет?
Совсем не будет ничего?

* * *

Ни работы,
Ни заботы –
Ни тоски, ни суеты:
Только лилии долины,
Только горные вершины,
Только птицы и цветы.

Хорошо бы стать закатом,
Летним небом розоватым –
Вот о чем мои мечты:

Знаю, каждый бы охотно
Жил прозрачно-беззаботно,
Жил сияюще-легко,
Так заоблачно-свободно,
Так небесно-широко.

* * *

Палочка мерно взлетает:
Музыка, стройно звени!
Нотные знаки не знают,
Что означают они.

В линиях нотной страницы
Ты, и другие, и я.
Только – недолго продлится
Нежная нота твоя.

В срок прозвучала в концерте –
И обрывается нить.
Замысла жизни и смерти
Нам не дано изменить.

… Или бессмысленно в мире
Всё – и впустую трезвон?..
Так в опустелой квартире
Ночью звонит телефон.

* * *

Голод в Индии, голод в Китае,
То, что в нашей России.
Я спокойно газету читаю,
Я смеюсь без усилий.

Чем-то страшным, тюремно-больничным
Пахнет, друг, мирозданье.
Что же делать, раз так безразличны
Богу наши страданья.

… Или небо вечернее, цвета
Бирюзы, сквозь березы –
Это все же обрывок ответа
На молитвы и слезы?

* * *

Терновник веткой суховатою
Под знойным ветром чуть качает.
Мне тень колюче-узловатая
Другую тень напоминает.

Мне чудятся снега в сиянии
Полярной ночи, в лунном свете.
Как будто слышно дребезжание
Колючей проволоки… Ветер…

Ночь навсегда, ночь не кончается,
И тень от проволоки длинной
Колючей веткою качается
Под ветром на земле пустынной.

* * *

О Воркуте, о Венгрии (- о чем?)
О Дахау и Хирошиме…
Да, надо бы – как огненным мечом,
Стихами грозными, большими.

Ты думаешь о рифмах – пустяках,
Ты душу изливаешь – вкратце,
Но на двадцатый век тебе в стихах
Не удаётся отозваться.

И если отзовешься – лишний труд:
He будет отзвука на отзвук.
Стихи, стихи – их даже не прочтут.
Так пар уходит в зимний воздух.

И все-таки – хотя десятком строк,
Словами нужными, живыми…
Ты помнишь, есть у Пушкина "Пророк":
О шестикрылом серафиме.

* * *

Был веселый, живой соловей,
А теперь – заводного мертвей.
Впрочем, нет, чуть живей: от червей.

Он лежит и гниёт, как навоз,
Под кустом отцветающих роз,
И роса на кусте – вроде слез.

Слезы скоро просушит мороз.

В том, что вечного нет ничего,
Тоже нового нет ничего.

* * *

Каждый сгниёт (и гниеньем очистится)…
Тем и закончится злая бессмыслица –

Хлопоты, горести, почести, прибыли,
Крик перед смертью, что денежки стибрили.