Вячеслав Ладогин - Спички стр 4.

Идите, рядовой. – И вмиг боец исчез.
Сержант пробормотал: "Мальчишка…
Эх, каб я до войны на Людку чаще лез,
Так был бы сын, а вышло вишь как".

В обед сварили щец. Вдруг Танька, медсестра,
Бежит из лесу, спотыкаясь:
"Убили Деньку"! – "Кто?" – "Кабан" – "С ума сошла"? -
– "Крест истинный: задрал мерзавец,
Страх! Пол-лица сгрыз вепрь"… Защёлкнувши ремень,
И вскинув на плечо оружье,
Сан Маркыч двинул в лес в пилотке набекрень,
Сказав бойцам: "Всё сам. Не нужно".

И схоронил сержант бойца у двух берёз,
И полукругом здесь же прямо,
Лопатой, не спеша, без мата и без слёз
На зверя вырыл за ночь яму,
И на второй уж день поймался в яму вепрь,
Пришедший закусить солдатом.

"Привет", – сказал сержант в пилотке набекрень,
Пощёлкивая автоматом,

И вдруг задумался Сан Маркыч. Сев на пень -
Лицо в ладони, молчаливый…
И страшно застонал, да так, что в темноте
Всю вздыбил вепрь на холке гриву.

И тихо вепрю вдруг Сан Маркыч: "Что творишь?
Ты ж, свинтус, что творишь, засранка…
Как матери бойца писать, не объяснишь? -
Смерть – не под гусеницей танка,
Смерть под свиньёй, свинья! Не хрюкай. Цыц.
Не мог удрать. Убил ребёнка.
Мы ж земляки с тобой. Кругом нас душит фриц.
А ты… ты жрёшь своих, свиная ты тушёнка.

Я, кстати, гру́зинский, на фабрике трубил,
И делал спички (между строчек),
А помнишь, как голы Копчёный Колька бил:
В девятку, в крестик, в уголочек.
Ты знаешь Гру́зино? Тут восемнадцать вёрст,
Считай, со Званкой вовсе рядом,
Кого ж ты, гадкий хряк, спровадил на погост?
Грызть надо рожи – фрицам, гадам.

Меня сюда возил учитель сельский аж,
Рассказывал: здесь жил Державин,
Татарский, вроде сын, а дух имел он наш!

А ты, что, свинтус, за татарин?
Не зыркай на меня из ямы, порося!
Не зыркай на меня из ямы!
Здесь жил Державин! Сам тут, сам ты родился!
Что напишу в письме для мамы?!

Я выучил стихи: "…засохнет бор, и сад,
Не воспомянется нигде и имя Званки;
Но сов, сычей из дупл огнезеленый взгляд,
И разве дым сверкнет с землянки".
Державин сочинил, и вот пришёл фашист
На новгородчину, на Русь родную.
Ах ты, кабан, увидь картину, оглянись,
Башку повороти свиную!

Пошёл отсюда вон! И чтоб ты мне – воздал
Вдесятеро за кровь Дениса,
Долг за тобою, вепрь" (мой вепрь тут будто внял,
И присмирел, и подчинился),
И, вызволен, Сан Маркыч в ночь подался, вплавь
За Волхов, в Званку, где Державин:
Всё путалось в глазах: фронт, детство, сны и явь,
Взял фрица в плен и… обезглавил.

Там замер мой сержант, где почву вымыл дождь,
И вдруг нагнулся деловито,
И поднял из песка старинный чей-то нож
Так бережно, как меч Давида.

И всё. Потом пошли под Дымненским бои,
Средь ста смертей одна забылась,
Лишь медсестра цветы в Денисовой крови
Хранила в книге, не ленилась,
Да фрицы опасались, что в лесах
Есть кто-то (русский, вероятно),
Кто резал их, и рвал при том на клочья, как
Зверь. Было так десятикратно.

…В том ноябре, когда косил нас пулемёт
При переправе через реку,
Когда, устав толпу возить, Харон орёт:
"Где снисхожденье к человеку?!"
Тот пулемётчик, фриц, что видел пред собой
Куски разорванного мяса,
Гашетку бросил вдруг. Фриц? Сволочь? Что с тобой?
Откуда страшная гримаса?

Солдат сошёл с ума, почудилось ему,
Что мчится вместе с мертвецами
Вепрь Званский мой… вся шерсть в пороховом дыму,
С окровавленными клыками.

Гитара

Техника – знаю, подстава,
Кажется, будто полёт…
Главное – в общем, – гитара.
Пусть гитариста найдёт.
Слушатель тоже, найдётся.
Лес, поле, клевер и солнце,
Девушка, чтобы вздохнуть,
Сны, явь и жизненный путь,
Будет всё это – любое,
Небо какое-то там,
А иногда голубое
Сыщется к звонким струнам,
Сыщется к тёмному грифу,
Голос, ты пой облакам,
Что и они до-ре-ми-фа…
К вечным, скрипучим колкам.

Алёшина любовь

Чеку сорвав с лимонки, еле слышно
Шагнула тень: кто? Партизан Попов…
Тень горько плачет. Ночь, какие Пришвин
Любил, и Марк Шагал. Бревно домов

Серебряно. Осины голубые,
Качая в люльках ангелов – застыли.

Тень видит свет и слышит – граммофон:
В усадьбе… гитлеровцы… загудели,
До святла (утра). Псінай мовай (языком)
Пра што вось брэшуць немцы. Еле-еле

Тень не бежит туда… как ни хотел
Я, автор: "немец бдит и в темноте, -

Тень всхлипнула, – "не стоит на авось…
Что, Слав?.. Туда пойти? Цьфу -… кінь, Слав… (брось)", -

И мой Алёша – скользь-да-втихаря -
К тому вон срубу, где он сам наличник:
"Когда-то", – всхлипывает, – "резал… зря!
Там Варька, тварь, скрути её родимчик,

З вялікім гузам … (с шишкой) крутит страсть
Лимонка поскорей бы взорвалась".

Окно родимое с неярким светом,
Алёшке показалось, хату эту

Любил он крепче жизни на земле -
Там – Варин смех… там тени – на стекле
Рекс вынюхал, не забрехал, узнал.
Тень потрепала кобеля по шкуре,
И… звон, визг Вари, взрыв… как добивал,
Потом не вспомнит. По ночной фигуре,

Несущейся впотьмах, пошла пальба:
"Што ж, лёс пажыць" – (сиречь – "пожить судьба"), -

Алёша выдохнул в лесу. Светало.
Стал. Подавил желание упасть
На землю. Рядом белка цокотала.
"Дзе ж тот запал"? – шепнул он (Где ж та страсть?)

Алёшка незабудочков склонился
Нарвать. Веснушками – в букет влепился.
Зязюлюшка кувала. Дзяцел бил.
"Не можа быць… я ж Варю разлюбил.

Я… не на весь свой, Славка, век влюбился"…

Коробок III
Розы, солнце, день чудесный, паровоз пустил барашки

"Мечтал я, Слава Ладогин, дитя…"

Мечтал я, Слава Ладогин, дитя,
Стать плотником, по всей земли скитанцем,
Сруб клал бы – "в лапу", "в обло", – без гвоздя,
Гвоздём – сверлил шар в шаре, в тон китайцам,

В хвост – расписным пичужечкам – свистя,
Дарил свистки, пичуг вручал – все шансы
На детский смех, она ж… с ней… никогда!.. хотя
В посёлке за рекою сё-дня танцы…

Мечты-мечты, ау? Увы-увы,
…Ах, лишь отделывал столовку – рейкой
Я, в лиственницу гвозди загоняя,
Кусачки шляпку щёлк: "Гвоздя-меня", – я
Смеюсь, – "обкусят: чтоб не ржавел – с головы".
Гром… Бах – и в дерево скользнёшь – уклейкой.

Послесловие

Паровоз пустил барашки…

И. Уткин

Возвращённый во края,
Славка, пьяный певчей медью, -
Жив-я-жив… не верю я
В расставанье с хищной смертью!

Марш "Прощание славянки"
Отпевал мой век в саду

Паровозные баранки…
……………………………………………
…Дул Уткин-духовик в дуду.

По вагончикам – пехота,
Не читавшая стихи.
Вскорости в шеренгах рота,
Топоча, сомкнёт штыки.

Тамбура набились плотно.
Поезд свистнувши, пошёл.
От махры смотреть щекотно.
Кто не падаль, тот – орёл.

Бабка щёку утирает
Платом цвета кирпича:
"Всяко, Славушка, бывает -
Пуля любит сгоряча…"

Пуля – дура! Баба – дура!
А кто прав? – прав командир:
Прокуроченная шкура,
Но – с иголочки мундир.

Принимая эти вещи,
В барабан бьёт бородач.
Кожа гулкая трепещет,
Повторяет: "Плачь не плачь…"

И Ося Уткин незабвенный
Пьёт сверканье из трубы.
И считает взгляд военный
Телеграфные столбы.

…Жив-то жив, да не верю я
В расставанье с хищной смертью.

Просека и просинь

Зеркальна меж берёз ты, осень:
Здесь просека, над лесом – просинь.
Не скажешь ли, где сам я есть,
На синем небе, или здесь?

Карадаг

Розы,
солнце,
день чудесный,
Райский день в Крыму
Высоко над синей бездной
В Водяном дыму.

Слух мой угости – свирелью,
Соловей в садах,
Покажись мне акварелью,
Спящий Карадаг,

Спит картинка, спит причуда
Горних и зыбей.
Не докатится досюда
Эхо зимних дней:

Розы, солнце, день чудесный,
Пушкин! Мы – в Крыму…
Высоко над синей бездной
В Водяном дыму.

Пастух
(песня)

Спит за окнами ночью людское добро и зло,
Млечный путь коромыслом лежит у горы на плечах.
Плещет голос дождя, как рыбачье в реке весло,
Серебро выплавляет рассвет во семи печах.

Пастухам ли дневать, сожалея о вечерах?
Пастухам ли вечерять, печалясь о прежних днях?
Скоро утро. Спешат позаботиться о конях,
На хребты, чтоб не жгло седлом, положить чепрак.

Уж пора сквозь деревню погнать сонный скот в луга,
Чтобы в пении стада ночной небосвод прозрел.
От мычанья туман ползёт глубоко в лога,
Подставляет подпасок веснушки лучу, пострел.