Она могла бы - просто так, от скуки -
Поджечь глазами Рейн под толщей льда,
Столь, кажется, красой своей горда,
Что горьки ей чужого счастья звуки.Что я ни делай, сколько ни хитри,
Алмаз - не сердце у нее внутри,
И мне едва ли что-нибудь поможет.Но и она, сколь грозно ни гляди,
Надежды не убьет в моей груди,
Предела нежным вздохам не положит.
CLXXII
О Зависть, о коварное начало,
Как ты вошла, какой нашла ты путь
В прекрасную доверчивую грудь?
Как ловко ты в нее вонзила жало!Ты чересчур счастливым показала
Меня любимой, и, тебя не будь,
Расположенье мог бы я вернуть
Той, что вчера мольбы не отвергала.Пусть плачущего ей отраден вид,
Пускай она, когда я счастлив, плачет,
Она любви моей не охладит.Пускай она намеренья не прячет
Убить меня, Амур мне говорит,
Что это ничего еще не значит.
CLXXIII
На солнца чудотворных глаз взираю,
Где тот, кем жив и кем слеза точится;
Душа от сердца ищет отлепиться,
Дабы припасть к сему земному раю;Но сласть и желчь тому присущи краю,
И нить судьбы там паутинкой мнится;
Амуру жалуясь, душа казнится -
Узды крутой избегнуть, мол, не чаю.Так в крайностях плутая изначально,
Вся - мертвый лед и жаркое пыланье,
Живет она, то низменна, то горня.Воспряв на миг, сто раз вздохнет печально,
Но чаще - пребывает в покаянье:
Таков был плод от такового корня.
CLXXIV
Жестокая звезда - недобрый знак -
Отражена была в моей купели,
В жестокой я качался колыбели,
В жестоком мире сделал первый шаг,И рок жестокой даме лук напряг -
И взор ее обрадовался цели,
И я взывал к тебе: "Амур, ужели
Не станет другом мне прекрасный враг?"Ты рад моим терзаниям всечасным,
Тогда как ей моя печаль не в радость,
Затем что рана не смертельно зла.Но лучше быть из-за нее несчастным,
Чем предпочесть других объятий сладость,
Порукою тому - твоя стрела.
CLXXV
Лишь вспомню миг сей или сень предела,
Где мне Амур хитро измыслил узы,
Где стал рабом я дорогой обузы,
Где горя сласть всей жизнью завладела, -Я - снова трут, и, словно встарь, зардела
Былая страсть, с кем не разъять союзы,
И вспыхнул огнь, и полегчали грузы -
Тем и живу. До прочего нет дела.Но светит теплоносными лучами
Мне явленное солнце ежеденно,
На склоне дней, как поутру, сияя.Оно одно и есть перед очами,
По-прежнему светло и сокровенно
Благую сень и миг благой являя.
CLXXVI
Глухой тропой, дубравой непробудной,
Опасною и путникам в броне,
Иду, пою, беспечный, как во сне, -
О ней, чей взор, один, как проблеск чудныйДвух солнц, - страшит желанье. Безрассудный
Блуждает ум - и нет разлуки мне:
Я с ней! Вот сонм ее подруг: оне -
За ясеней завесой изумрудной.Чей голос - чу! - звучит, слиян с листвой
Лепечущей, сквозь шум вершин зыбучий,
И птичий хор, и говор ключевой?..Милей дотоль мне не был лес дремучий, -
Когда б лишь солнц моих игры живой
Не застилал от глаз зеленой тучей!
CLXXVII
Являл за переправой переправу
Мне в этот долгий день среди Арденн
Амур, что, окрыляя взятых в плен,
Влечет сердца в небесную державу.Где Марс готовит путнику расправу,
Я без оружья ехал, дерзновен,
И помыслы не знали перемен,
Одной на свете отданы по праву.И памятью об уходящем дне
В груди тревога поздняя родится,
Однако риск оправдан был вполне:Места, где милая река струится,
Покоем сердце наполняют мне,
Зовущее меня поторопиться.
CLXXVIII
Мне шпоры даст - и тут же повод тянет
Любовь, неся и отнимая свет,
Зовет и, прочь гоня, смеется вслед,
То обнадежит, то опять обманет;То сердце вознесет, то в бездну грянет, -
И страсть в отчаянье теряет след:
Что радовало, в том отрады нет,
И разум дума странная туманит.Благая мысль ему открыла путь
Не по волнам, бегущим из очей, -
Путь к счастью, но другая прекословит,И разум, принужденный повернуть
Навстречу смерти медленной своей,
Один удел себе и мне готовит.
CLXXIX
Да, Джери, и ко мне жесток подчас
Мой милый враг - и для меня бесспорна
Смертельная угроза, и упорно
В одном ищу спасенье каждый раз:Она ко мне не обращает глаз,
А выражение моих - покорно,
И действует смиренье благотворно -
И нет стены, что разделяла нас.Иначе бы она в моем уделе
Медузою безжалостной была,
Перед которой люди каменели.Один лишь выход нам судьба дала,
Поверь, бежать бессмысленно: тебе ли
Не знать, что у Амура есть крыла!
CLXXX
Ты можешь, По, подняв на гребне вала,
Швырнуть мою кору в водоворот,
Но душу, что незримо в ней живет,
И не такая сила не пугала.Лавировать в полете не пристало:
Золотолистый лавр ее влечет -
И крылья быстры, и ее полет
Сильней руля и весел, волн и шквала.Державная, надменная река,
Ты, лучшее из солнц оставя сзади,
К другому держишь путь издалека.Уносишь плоть, но ты же и внакладе:
Душа стремится, взмыв под облака,
Назад - в любимый край, к своей отраде.
CLXXXI
Амур меж трав тончайшие тенета
Из злата с жемчугами сплел под кроной,
Боготворимой мною и зеленой,
Хоть сень ее - печальная щедрота.Рассыпал зерен - хитрая забота! -
Страшусь и жажду я приманки оной;
С начал земли, Предвечным сотворенной,
Нежней манка не слышала охота.А свет, с кем солнцу проигрышны встречи,
Слепил. Шнурок шел от сетей к запястью
Пречистому, как снежное сиянье.Так завлекли меня заманной властью
И мановенья дивные, и речи,
И нежность, и надежда, и желанье.
CLXXXII
Сердца влюбленных с беспощадной силой
Тревога леденит, сжигает страсть,
Тут не поймешь, чья пагубнее власть:
Надежды, страха, стужи или пыла.Иных бросает в жар под высью стылой,
Дрожь пробирает в зной, что за напасть!
Ведь жаждущему просто в ревность впасть
И дев считать вздыхателями милой.Я ж обречен лишь от огня страдать
И лишь от жажды гибну ежечасно,
Слова бессильны муку передать.О, что мне ревность! Пламя так прекрасно!
Пусть видят в нем другие благодать,
Им не взлететь к вершине - все напрасно.
CLXXXIII
Но если поражен я нежным оком,
Но если ранят сладкие слова,
Но если ей любовь дала права
Дарить мне свет улыбки ненароком,Что ждет меня, когда, казнимый роком,
Лишусь я снисхожденья божества,
В чьем взоре милость теплится едва?
Неужто смерть приму в огне жестоком?Чуть омрачен моей любимой лик,
Весь трепещу, и сердце холодеет,
Страшусь примеров давних каждый миг,И этих страхов разум не развеет.
Я женскую изменчивость постиг:
Любовь недолго женщиной владеет.
CLXXXIV
Амур, природа, вкупе со смиренной
Душой, чья добродетель правит мной,
Вступили в сговор за моей спиной:
Амур грозит мне мукой неизменной,В сетях природы, в оболочке бренной,
Столь нежной, чтобы справиться с судьбой,
Душа любимой, прах стряхнув земной,
Уже от жизни отреклась презренной.Готовится душа отринуть плоть,
Чьи очертанья были так прекрасны,
Являя средоточье красоты.Нет, милосердью смерть не побороть.
И если так - надежды все напрасны
И безнадежны все мои мечты.
CLXXXV
Вот птица Феникс в перьях из огня,
И этих ожерелий позолота
На белой шее - силой приворота
Чарует всех, мой бедный дух казня.Лучи ее венца как светоч дня,
Амур в стекло их ловит, как в тенета,
Сочится пламя струйкой водомета
И даже в лютый холод жжет меня.Окутал пурпур царственные плечи,
С лазурной оторочкою убор,
Усыпанный пунцовыми цветами.Уносит слава далеко-далече,
К богатым недрам аравийских гор
Сокровище, парящее над нами.
CLXXXVI
Когда б Гомер великий и Вергилий
Узрели ту, что ярче всех светил,
Ее воспели б, не жалея сил,
В единый стиль свои сливая стили,Энея бы хвалою обделили,
Померк бы Одиссей и сам Ахилл,
И тот, кто пятьдесят шесть лет царил,
И тот, кого в Микенах погубили.Сей доблести и древней мощи цвет
Теперь обрел еще одно светило,
Где чистота в единстве с красотой.Блеск древней славы Эннием воспет,
А я - о новой. Только б не претила
Ей похвала моя, мой дар простой.
CLXXXVII
Пред ним Ахилла гордого гробница -
И Македонец закусил губу:
"Блажен, чья слава и поныне длится,
Найдя такую звонкую трубу!"А чистое созданье, голубица,
Кому слагаю песни в похвальбу,
Моим искусством жалким тяготится, -
Что сделаешь! Не изменить судьбу!И вдохновить Гомера и Орфея
Достойной, той, кого бы мог по праву
Петь горячо из Мантуи пастух,