Алексей кивнул Шурпе, указывая в сторону выхода, и вслед за ней покинул хижину.
Рома сказал Светуле:
– Ты просила, чтобы мы были помягче с ракшасами. Я не стал убивать эту демоницу, – помолчал и добавил: – Не знаю, правильно ли это.
Света повесила котёл над очагом, наполнила его водой из вычищенной тыквы и сказала:
– Чувствую: будет недоброе. Береги себя на охоте.
Когда Алексей вернулся, проводив Шурпанакху, он сообщил:
– Перед отлётом она схватила мою руку и прижала к своему лицу.
С этими словами Лешка показал Роме и Свете свою сверкающую красную окровавленную ладонь и упал без памяти.
Роман поднял брата с пола и отнёс в постель, а Света сняла с натянутого справа от очага шнура связку встань-травы для лечебного отвара и принялась рвать на лоскуты свой праздничный сарафан.
– Как оклемается – сменим место стоянки, – сказал Ромка.
Меч
Меч, кровью и жиром асуров запятнан, устал,
Затупленный в битве, срубающий головы с плеч.
Ещё далеко до Победы. Зазубрена сталь.
О, Мать!
Остуди хоть на миг Твой изрубленный меч!Иллюзия мира: трава, небосвод голубой,
Богатство и блеск бесконечной вселенской тюрьмы, -
В ней братья и сёстры мои бьются сами с собой,
Не чувствуя тьмы, захватившей тела и умы!Как счастлив я быть продолженьем разящей руки!
Твой Гнев не снесёт никакая на свете броня
Последняя Битва: ломаются копья, клинки…
И вот Ты Земле предлагаешь осколки меня.Утихнет сраженье – войну победит Тишина;
Цветами любуясь, забыв о Последней Войне,
Прекрасная дочь моя Анна, как будто – весна,
По полю гуляя, свой взгляд остановит на мне…
19. Мужики там все злые, топорами секутся…
– Здравствуй, сестра! – расплылся в широченной улыбке – благо лицо было: в три дня не обгадишь – хан Кара.
– Здравствуй, брат! – Шурпа обняла здоровяка, глаза которого сверкали радостью. – Как живёшь? Сто лет тебя не видела!
– Пожалуй, даже малость поболее, – согласился Кара. – С тех пор, как я с моими нукерами ушёл от Равика на север на вольные хлеба. Как, кстати, он поживает?
– Равик круто стоит, – ответила Шурпа. – Что ему будет? Весь мир почти что под ним ходит.
– Да, радостно слышать, что столько лет прошло, а всё – по-прежнему! – Кара не переставал улыбаться, держа любимую с детства сестрёнку за плечи. – Всё – как раньше, и ни одна живая тварь не смеет мешать нашей семье жить так, как мы хотим. Кстати, хочу тебя спросить: красить лицо кровью – новая столичная мода, или как?
– Дело у меня к тебе, брат, – ответила Шурпа.
– Пошли за стол! Нормально пообедаем: ребята десяток отшельников в лесу выловили, сейчас шашлык будет готов. А после и о деле поговорим.
Со смаком обгладывая человеческую руку, сидящая у костра Шурпа рассказала Каре о встрече с Романом и Алексеем. Ракшасы внимательно слушали её, не подавая никаких реплик. После того, как Шурпа закончила свой рассказ, Кара переспросил:
– Получается, что эти двое ничем тебя не обидели? Почему ты злишься на них?
– Не обидели?! – взбеленилась демоница. – Эти мерзавцы заставили меня испытать унижение! Они, в конце концов, могли убить меня!
– Погоди, сестрёнка! – перебил её Кара. – По мне, так эти аскеты – нормальные пацаны: обошлись с тобой вежливо, накормили какой-то байдой, не надругались, хотя и могли, похвалили нашу семью, да ещё и до вимана проводили. Правильно?
– Они меня чуть не убили! – упрямо повторила Шурпа. – Меня, твою сестру! Ты понимаешь?!
– Вот если бы убили – был бы повод отомстить. Правильно, ребята?
Ракшасы одобрительно загудели.
– Значит, я могу обращаться к тебе за помощью только после того, как меня убьют? – спросила Шурпа и плюнула в костёр. Костёр погас. Наступившая темнота остановила смех, вызванный шуткой демоницы.
– Кто-нибудь! – выкрикнул Кара. – Сделайте, чтоб было светло!
Во тьме зашевелились.
Голос Кары произнёс:
– Если бы был повод, мы бы замочили этих недомерков без разговоров. Мы и так питаемся, в основном человечиной. Но ходить на охоту на север невыгодно: расстояния большие, а народу там живёт мало. Отправляться за перевал и стаптывать ноги четверо суток ради трёх тощих аскетов – не для моих ребят.
– Ты смеёшься надо мной? – свела брови Шурпа.
– Нет, размышляю. Мои парни пойдут с тобой, если ты объяснишь им, ради чего они должны больше недели париться в дороге и пересекать горный хребет.
– Хорошие у тебя воины, – злобно процедила ракшаси.
– Нормальные, своё дело знают, – спокойно ответил Кара.
– Кстати, ты так и не ответила, почему у тебя на лице запёкшаяся кровь?
– Роман и Лакшман отрезали мне уши и нос, – тихо произнесла Шурпа. – Крови было – море. Я чуть концы не отдала.
– Но у тебя и нос, и уши – на месте!
– Новые выросли.
– Как?!
– Как, блин?! Как хвост у ящерицы!
– Так что ж ты сразу не сказала?! – загрохотал разгневанный Кара. – Теперь-то я понял, откуда у тебя кровь на лице! Конечно же, сестрица, мои лучшие четырнадцать бойцов пойдут за тобой! Они убьют мерзавцев Романа и Лакшмана! И ты напьёшься горячей крови последних и, надеюсь, в последний раз в нашем приличном обществе упомянутых! А с женщиной ихней можете поступать так, как подскажет вам ваша неуёмная убогая фантазия! – Кара окинул взглядом своих приближённых и, тыча жирным волосатым пальцем, завопил: – Ты, ты, ты и вы пойдёте за почтенной сиротой – и сделаете всё, о чём она попросит! Именем тарабарского короля, то есть, собственно, лично моим именем!
– Выступаем немедля! – звонко, по-пионерски крикнула радостная Шурпа.
20. От героев былых времён не осталось порой имён…
Рома зашёл в хижину и приставил лук к стене у входа.
Света уже несколько дней не отходила от постели, на которой бился в горячечном бреду Алексей. На лезвии ножа Шурпы, похоже, был яд. Кровь продолжала медленно сочиться из раны, не желая свёртываться. Алексей то метался, выкрикивая какие-то отрывочные фразы, то затихал, почти переставая дышать. В минуты затишья тело Алексея остывало. Казалось, что дух покинул его.
– Как дела? – спросил Ромка, подойдя к постели брата.
– Опять читала тайные имена, – прошептала Светлана, едва шевеля губами. – Кровь останавливают только они. Но ненадолго.
– Я уйду на пару дней, – сказал Роман.
– Что случилось?
– Пока что ничего. Но будь внимательна, выходи слушать Гату. Если завтра он начнёт тревожно кричать, бросай Алексея и прячься в горах. Там за ручьём, бьющим из чёрной скалы, есть пещера, в которую из ракшасов сможет пролезть только Шурпа. Возьмёшь маленький лук, чтобы защищаться. Не спорь. Если Гата сообщит, что меня нет, Лёху ты уже не сможешь спасти. Спасай себя. Обещай мне.
– Да, – встав от больного, сказала Света.
Прощальный поцелуй был короток. Рука Ромки запомнила нежное и крепкое одновременно пожатие узкой ладошки жены.
Роман вышел в занимающийся рассвет. Гата, сидящий на камне, стремительно повернул маленькую голову к человеку.
– Значит, говоришь, они движутся к перевалу?
Гата крикнул утвердительно.
– Что ж, там есть узкий длинный коридор. Если они войдут в него, им будет невозможно атаковать меня одновременно с разных сторон.
Коршун взмыл в небо. Роман побежал по лесной тропе. Побежал трусцой, не торопясь. Марш-бросок предстоял затяжной. Надо было рассчитать силы так, чтобы не опоздать: ракшасы передвигаются быстро. Единственной их слабостью является то, что они предпочитают прятаться в тени в светлое время суток. А то, что Гата заметил их приближение, было почти чудом. Видимо, Шурпа подгоняла воинов Кары и рассвет застал их на открытом месте во время движения.
Впрочем, рассуждать об этом было сейчас ни к чему.
Роман бежал несколько часов. Немного передохнул, спрятавшись от пронизывающего ветра, бьющего в спину и будто бы подгоняющего к месту неизбежной встречи. Съел пласт солёной оленины и запил несколькими глотками воды, разбив лёд, сковавший русло лесного ручья. Вода, от которой ломило зубы, наполнила тело бодростью.
Короткая медитация – и свежий, отдохнувший воин готов был двигаться дальше.
Когда ночь раскинула чёрные крылья над землёй, Роман не прекратил движение. Остановился лишь на пять минут – и опять медитировал. Это прекрасно заменяет сон в экстремальных ситуациях. Спать было нельзя: усталость может отключить сознание надолго. И тогда – всё.
Несмотря на то, что ночью ракшасы тоже двигались навстречу, в коридоре ущелья Роман оказался первым. До рассвета было не больше часа. Гата не мог подать знак: было ещё темно. Склонившиеся с двух сторон скалы сгущали мрак.
Роман воткнул в расщелину скалы на высоте поднятой над головой руки заготовленный заранее факел, запалив его в последнюю секунду. Отойдя в тень, в ту сторону, из которой пришёл, Рома замолчал и стал ждать.
Ему повезло: отряд, возглавляемый Шурпой, не остановился на привал где-то впереди, а вошёл в круг, освещённый горящим факелом, за считанные минуты до рассвета. Они все как по команде посмотрели на огонь, зажжённый Романом. Лучник успел сосчитать: их было пятнадцать, включая женщину.
Шурпа вдруг почувствовала недоброе – и даже успела крикнуть:
– Погасите огонь!