Метель в Переделкине
N.L.
Метель раскручивала землю,
как карусель худой бездельник,
руками упираясь в спины
идущих по лесной дороге,
в заборы, в крепости, в остроги,
и в круговерти на смотрины,
как будто к смерти
черный ельник
нас затащил перед вечерней,
стянул в кюветы с середины
дороги, ведшей к той вершине,
где наши прадеды и деды
обряды древние вершили.
Метель металась над погостом,
как ветром сорванная простынь
с веревки бельевой у дома,
которым управляет дрема
в теченье медленного часа,
пока хозяйка в людной церкви
рыдает пред иконостасом.
Метель над кладбищем металась -
бела и холодна, как старость
и об распятья ударялась,
по ним сползала на холмы.
Метель.
А где же были мы?
Где наша молодость осталась?
С какой завьюжной стороны?
Сдуваем ветром, благовест
из-за сугробов раздавался -
звон колокольный в ритме вальса.
Для нас, бежавших от невест.
Для них – которым Бог судья,
которым боль несносней злобы.
О, Господи, какие тропы
даруешь бросившим меня?
Метель.
И мокрый снег по пояс.
Декабрь это или совесть?
Быть может сон?
Быть может бредне?
Но хоть к заутрене,
к обедни
прийти б…
Путешествие
Можно врать пером,
щекоча горло,
можно рвать словом,
лишенным смысла.
Главное, чтобы по жизни перла
карта двух полушарий,
меняя числа
не дней, а кресел в аэроплане
и полок в спальном купе вагона,
в котором, прильнув
к оконной раме,
ты понимаешь,
что нет закона
стихосложения,
правил грамматики,
прочих условностей и привычек.
В одной части света царят прагматики.
В другой -
канареечный посвист птичек.
Если же ехать довольно быстро,
то можно тормознуть
и утро, и возраст.
Пусть будет на палубе чисто-чисто
и веет пронзительно свежий воздух.
Нет ничего преисполненней смысла,
чем следить по карте названия точек,
проплывающих снизу.
У этого мыса
слегка раздраженный
божественный почерк,
а тот континент
похож на индийский
кувшин с бесконечным
цветным узором.
Простите. Конечно,
двойное виски.
Смотрите,
планета с косым пробором.
барак бабрак бароккорококо
Д. Н.
Послушайте фили вы или забыли,
что мили под килем, виляя, уплыли?
Вы или забили на то что финтили
ленивые тили в типичной квартире.
Об Осе и Есе, о Вели и Мире, о
том, что уже замочили в сортире
мальчишек, драченых
на красном клистире…
Послушайте вилли
так быть или были?
Так слыть или слыли?
Так срать или срали,
когда ускорялось дурацкое ралли -
и жизнь проносилась,
как муха под килем,
гремя плавниками по мелям и милям
пустого пространственного одночасья…
И вся эта муторная -
пидорасья -
страна
любовалась изящным скольженьем
того что казалось небес отраженьем,
и тем, чем горчила,
как водка и деготь,
судьба, острой
щепкой целуя под ноготь?
Послушайте, вилли, равили, тютили,
фаэли, растрелли, говели, постили,
барокки, бабраки, канары, сантьяги
и красно звенящие медные стяги,
и вялотекущие белые суки,
и белые-белые
мамины руки.
Пятница
Время – иллюзия.
Только бы нам,
как Робинзону Крузо,
вас научить словам,
делая по засечке
на дверном косячке,
милые человечки
с кольцами на руке.
Этот безумный Пятница -
пьяница и прохвост -
мне, безусловно, нравится.
Он соблюдает пост.
Вот уже девять месяцев
он никого не ел,
Белым почти что стал уже,
сгорбился, похудел.
По лбу его невинному,
словно великий Нил,
скорбь протекает смутная -
мог ведь, а не убил.
Вот он в точеном смокинге
с трапа крылатых фраз
сходит, бросая в ноги
мне пару брезгливых глаз.
Этот великий Пятница -
трезвенник и мудрец -
мне, как и прежде, нравится. Держится! Молодец!
До рождения
У каждого взгляда есть две стороны,
но только об этом ни слова.
У каждого звука есть две тишины,
но только об этом ни звука.
Вот там, где другая у глаз тишина,
где всё затаилось внимая
жизнь нежно лучится по кромке ума
ни капельки не понимая,
но чувствуя, словно движенье руки
по пузу беременной мамы
плывущие мимо большие круги
в квадратно-оконные рамы,
углами которых дрожащая тень
рисует шары и узоры.
И ясен, как свет, проступающий день
сквозь тёмно-вишнёвые шторы.
Безвременье на петле ремня
поэма
Подбор ключей к разгадке поэмы
Футболист чеканит мячик.
Не дает ему упасть.
То на щечку, то на пальчик.
Всласть оттачивая страсть.
Футболист глядит свирепо
В опустевший стадион.
Ни души, лишь он и небо,
Он и мячик тоже – он.
Начну с названия: "Безвременье на петле ремня".
"Безвременье, смутное время" – устоявшееся в исторической литературе определение для периода, известного как "семибоярщина" и характеризующегося отсутствием сильной власти и последовательным появлением двух (наиболее известных) претендентов на престол – Лжедмитриев, разорением Руси, обнищанием крестьянства. Подсознание или умысел автора таким образом, дает как один из возможных скрытых ключей к разгадке поэмы часть имени одного из двух главных героев, характеризуя его как "лже" – возможно, за склонность к лукавству, двусмысленности, лживости.
В первых двух строках (пойдем чуточку далее названия) персонаж объявлен "черным ангелом" – с большой долей вероятности – аллюзия "черного человека" Сергея Есенина, что придает вкупе с перечисленными качествами некий налет инфернальности персонажу, будто бы имеющему контакт с самим отцом лжи – дьяволом.
Привкус суицидальности ли, экзекуции ли, казни возникает при попытке вообразить эту придающую неприятную вещественность абстрактным понятиям словесную формулу.
"Петля ремня" – полу– или недоанаграмма "петли времени", как и сам оттенок незавершенности, очевидного изъяна, ненормальности и образа "безвременья", и исторического периода, им обозначенного, идет ли речь об упомянутых эпохах или о том времени, в течение которого разворачивается действие поэмы.
"Петля ремня" – перевертыш (возможный отсыл к повести "Весенние перевертыши" полузабытого теперь В.Тендрякова о становлении, взрослении). Перевертыш, подобный тому, как овчинный тулуп селянина, вывернутый мехом наружу в Святочную ночь, становится то ли одеянием, то ли покрытой шерстью кожей не князя тьмы, но одного из его агентов, прислужников, адептов – "мелкого беса".
"Петля ремня" у нас в сознании стремится вывернуться и обернуться только мысленной и непредставимой в качестве объекта "петлей времени", одновременно являя потрясенному читателю собранную из несопоставимых по законам логики предметных и абстрактных понятий и реалий словесную конструкцию, в которой явно проступает мерцающий, дрожащий подобно мареву, образ современной России – столь явно обозначившийся в начале 90-х годов прошлого века и полновластно воцарившийся в нулевых.
Довольно страшноватый итог – "петля ремня", которым завершается попытка то ли автора, то ли героя, то ли самой власти соединить распавшуюся связь времен. Ощущение безвоздушности, удушья, желание глотка свободы как глотка жизни. Таким, наверное, и будут помнить начало XXI века разочарованные и удрученные потомки "промотавшихся отцов", то есть тех героев ли, жертв ли времени, чья молодость и зрелость пришлись на безвременье миллениума на трехнулевые года, по выражению автора поэмы.
"Петля времени", петляющее шаткое ненадежное время, еще и штамп фантастической, научно-популярной и космологической литературы, означает закольцованность, повторяемость с оттенком безысходности.
В традициях фантастической литературы обычно разрешать коллизию "петли времени", проводя главного героя через цепь смертельно опасных приключений к вожделенному призу – свободе, любви, иногда богатству (возможно, в рамках поэмы замененному на поэтическое бессмертие), благодаря или необыкновенному везению обычного человека, или внезапно открывающимся у него сверхспособностям и приобретаемым волшебным образом сверхумениям. Не обходится (приоткрою тайну) и без "Бога из машины". В этом качестве предстает сам всемогущий автор, словно Фауст извлекающий главного героя из небытия.
Странно употребление предлога "на" петле вместо ожидаемого по всем правилам русского языка выражения "в петле". Ведь "на" положение на поверхности, отсюда услужливое воображение вместо возможной петли висельника предлагает некую имеющую одну сторону, одну нескончаемую поверхность "петлю, ленту Мебиуса", характеризующуюся невозможностью героя, находящегося на ней, сколько бы попыток он ни сделал и какой бы маршрут ни выбрал, – перейти на другую сторону, найти выход.
Таковы смыслы, приоткрывающиеся при первом знакомстве с текстом.
Дмитрий Невелев
1
Черный ангел некрасив
и совсем не черен.
Он бывает лыс и сив,
мелок и проворен.
Он бывает жгуче-рыж,
толст и лучезарен.
Он бывает сер, как мышь,
скромен, как татарин.
2