Метаморфозы
Это новый планктон заселяет моря и пустыни,
Поглощая в себя минеральную пыль облаков.
И кончается век, и становится крепче латыни
Закалённая речь в саблезубом огне языков.
Это ночью поют мириады зелёных амфибий!
Это горная цепь преломила драконий хребет.
Это море кипит на летучей неоновой рыбе,
И опять немотой переполнен последний поэт.
Раскалённая речь в лабиринтах возвышенной страсти
Растекается, как по лагунам реликтовый скот.
И кончается век, и ломается время на части,
И процеженный дождь возвращается на небосвод.
Но зачем это всё? Как всегда – никому не понятно!
Это новый кумир насаждает аркады аллей.
Это снова сады расцветают – и кто-то обратно
Проникает сюда и молчит у открытых дверей…
6.1994
Азия
Азия – серый камень, поросший мохом.
Под ним и хранится сосуд,
В котором лежат письмена.
Но только грядущее знает
Истину вечного Слова.
И позабытые люди
Все тропы к нему стерегут.
Горная Шория – 9.1989
Второе небо, или Синий пояс осенней радуги
И плыл корабль… И ночь плыла.
Катилась яблоком звезда
И млела чёрная вода,
И мгла горела добела,
Как будто хрупкая свеча,
Внезапно или сгоряча,
Зашлась и выбилась из сил,
Когда рассвет плодоносил
И тяжесть падала с плеча.
Сей удивительный прозор
Навеял мне достойный вид.
И хор полночных Аонид
Увлёк, сдвигая кругозор,
Поближе к центру бытия,
Да так, что выгнулась земля
Тугой еловой тетивой
И повела зелёный строй
От ноты "ми" до ноты "ля".
Как будто чёрная гора
Из родника струила свет,
И, воздух пробуя на цвет,
Я нёс на кончике пера,
Что видел взгляд: и под, и над…
И величавый листопад
Шуршал таинственным крылом,
И осень через бурелом
Сходила словно водопад.
И волны Леты или лет
Срывали с камня серый мох.
Дышал гранит, и каждый вздох
Вбирал языческий завет
Из глубины таёжных вод.
И время шло – как будто вброд,
Когда среди запретных сфер
Вставала сфера Орты-Чер,
И Ульгень правил небосвод.
То день всходил. И горный дух
В распадки гнал густой туман.
И пел неведомый шаман
Перед вершинами, на слух
Вершин сверяя голоса.
И звонко падала роса,
И бубен между синих гор
Вздыхал, вступая в разговор,
И эхо прятали леса
И поглощали в свой желток
Всю соль неясных миру слов.
И молчаливый зверолов
Входил в дымящийся поток
Лесной реки и ставил сеть,
И бил шаман в сырую медь,
И зверь выскакивал из нор,
И человек из рода Шор
Боготворил земную твердь.
Легко текла моя строка,
Журчал родник, и горный лёд
Хрустел, и двигался вперёд
Поток преданий, и река
Слова гранила, как клинок,
И, раскаляя водосток,
Бросала в ледяную печь
Ещё бесформенную речь,
Пока в печи горел восток.
И день играл с огнём и ввысь
По горным тропам восходил.
Шаман над бездной голосил,
И над землёй рычала рысь,
Вонзая когти в облака,
И кровь по лезвию клинка
Плыла, но отражал гранит
Уже единый алфавит
От века или на века.
А осень падала в излом
На голубой овал хребта,
И грозовая высота
Свинец сливала под углом
На полотно кривых зеркал,
И день пылал во весь накал
Ленивым пламенем в воде,
И пламя, словно на гвозде,
Качалось между чёрных скал.
Так в сон вступая наяву,
Я открывал волшебный мир,
И мой земной ориентир,
Как будто камень на плаву,
Кружил меня, и вслед за ним
Я шёл – пророк и пилигрим -
Среди неведомой страны
Другой, обратной стороны…
А впрочем, мир необозрим,
Как неделима высота.
И, проходя все восемь дуг,
Я на девятый полукруг
Тащил распялину креста,
Как будто думал побороть
Среди небес свою же плоть
И обрести в немой глуши
Простор для слова и души,
Кусок меняя на ломоть,
Как цепь долин на цепь хребтов.
Но здесь молчание – закон.
И, вторя ветру в унисон,
Я, словно шорец-зверолов,
Молился сразу трём богам,
Читая руны по слогам,
И что-то зная о Христе,
Немел уже на высоте,
Внимая небу и снегам.
Я видел бреющий полёт
Орла над выжженной грядой.
Он плыл, как знак, над головой.
Но нечет это или чёт?
Про то неведомо и мне.
И только пятна на Луне
Несли классический прилив.
И боль, и радость примирив,
Я растворялся в синеве.
И ток её метаморфоз
Плотнел в невидимой дали.
И все вершины от земли
Стремились вглубь, наперекос
Другим, но родственным мирам,
И, разделив их пополам,
Я принял образ или вид,
И хор далёких Аонид
Теперь звучал и здесь, и там.
А впереди заросший склон
Уже ронял глухую тень.
И как бы долог не был день,
Но солнце движется в наклон,
Беспечно или напролом,
И пропадает за углом…
Но предначертан вечный ход,
И календарный переход
Готовит новый перелом.
Бим-бим-бум-бом… В колокола
Ударил в башне звездочёт.
И, завершая перелёт,
Скрестились в небе два крыла.
И узел стягивал Эрлик
Вокруг горы, и шёл старик,
И мокрым веником камлал,
И свет во тьму переступал,
Как шёпот переходит в крик.
Лиловым сыпал листопад,
Перекрывая изумруд.
И возле культовых запруд
Стоял, не зная про распад,
На чёрном капище Тайгам -
Посол уже к другим богам.
Он небо слушал между крон,
И нарастал со всех сторон
Вороний гомон или гам.
И словно долгий разговор
Течёт с утра и до утра,
Смолистым дымом от костра
Поплыл двуструнный перебор.
И человек вершил обряд
И ставил звёзды на догляд,
Как будто пламя над тайгой,
И удалялся по прямой,
Куда ещё доходит взгляд.
Но можно было лишь дойти
До смысла будущей зимы,
И взять у времени взаймы
Отрезок ближнего пути,
Раз верхний слой над головой
Грозил ледовою корой,
И робко падал, наугад,
Ещё незрелый снегопад
И таял вместе с синевой.
Тогда и вспыхнула свеча,
Вонзая в небо жёлтый клин.
И по тропе ультрамарин
Повёл слепого скрипача.
И мгла горела добела,
Мерцали звёзды – тьма цвела…
И было слышно, как вблизи
Шуршал листвою Таг-Эзи,
И осень полночью плыла.
И горы двигала земля,
Смещая к небу материк.
А над землёй высокий пик
Алел, как парус корабля,-
Уже совсем в другой стране,
И на обратной стороне
Священный пояс восходил
И светом девяти светил
Буравил мир в зелёном дне.
Горная Шория – 9.1989