Нужно сбросить в кювет «уазик», нужно по возможности сбить этих орлов, чтобы не пальнули вслед, нужно еще и не перевернуться самим… Пятьдесят метров. Коренастый капитан сунул руку за отворот пальто. «И у этого пушка, – подумал Проскурин. – Эх, размазать бы его по зеленому борту «уазика», так, чтобы каша одна осталась!» Он начал сползать под сиденье, упираясь руками в баранку, уже предчувствуя мощный удар.
– Сейчас, ребята, – бормотнул Проскурин просто так, для успокоения. Двадцать пять метров. «Нашли, значит? Молодцы, хлопчики. Хорошо еще, что не ночью, когда мы оба дрыхли в салоне. А то и проснуться не успели бы…» Десять метров. В этот момент абсолютно беззвучно автоматы выплюнули первую порцию свинца. Ни Проскурин, ни его спутник не слышали выстрелов, просто стекло вдруг исчезло, а вместо него образовался серебряный дождь, который хлынул в салон сухой трескучей волной. Правда, Алексей в этот момент уже сидел скрючившись под приборной панелью, да и Проскурин представлял из себя плохую мишень. Небось одна макушка только и торчала над капотом, да и ту автоматчики толком не разглядели бы на такой скорости. Проскурин рванул руль вправо, затем – резко влево. Машина вильнула, и именно поэтому вторая очередь прошла не через весь салон, а пробила стекло в левой задней двери и раскрошила задний ветровик. Истерически клацнув, взорвалась левая фара. Проскурин чуть приподнялся. Ровно настолько, чтобы заметить надвигающееся переднее крыло «уазика», две темные фигуры, метнувшиеся влево, – капитана и одного из плечистых, и третьего, почему-то бросившегося вправо, прямо под колеса надвигающегося «жигуленка». «Вот тебе и толчковая левая», – злорадно подумал Проскурин. В следующий момент он услышал свист пуль над головой – левша продолжал давить на спусковой крючок. Выждав еще долю секунды, Проскурин вновь резко крутанул руль вправо. «Пятерка» начала поворачиваться вокруг оси и ударила левым задним крылом в правое переднее крыло «уазика». Проскурин почувствовал, как его бросает на дверцу, и та распахивается. Затем еще один удар, и черная фигура по-рыбьи взвилась над капотом «Жигулей». Она ударилась о крышу, перекатилась через нее, грохнулась на багажник и кубарем слетела на дорогу уже позади. Проскурин резко выпрямился. «Жигули» развернулись на триста шестьдесят градусов, но все еще продолжали скользить по асфальту, истошно визжа горящими шинами. «Вот и все, – подумал Проскурин. – Вот и все наши следы. Туфта собачья. Дорожники покажут, что видели «пятерку», выписывающую на дороге кренделя, и в результате посадочный след самолета пойдет как наш собственный, тормозной». Он дернул руль влево, гася вращение. «Жигуленок» по-собачьи вильнул задом, выровнялся и рванул к шоссе. Боковое зеркальце заднего вида отсутствовало, но центральное каким-то чудом уцелело, и в нем Проскурин увидел лежащий на боку в кювете «уазик» и пару темных фигур, орущих и нелепо размахивающих руками. «Ну да, спектакль для дорожной бригады. – Фээскашник выжал полный газ. – Молодцы, хлопчики, быстро соображают, надо отдать им должное. Пропустили, а потом просто перекрыли дорогу и подождали, пока мы поедем обратно». «Пятерка» выехала на шоссе, повернула налево и покатила в сторону Ростова.
– Ну что, все? – подал голос скорчившийся под передним сиденьем Алексей.
– Все-все, вылезай, – серьезно кивнул Проскурин. – Этот низенький и есть твой капитан?
– Точно. – Алексей с трудом забрался на усыпанное осколками кресло. – Оторвались? – через силу спросил он.
– Ненадолго. – Проскурин снова покосился в зеркальце. Пусто. Пока пусто. – Они ведь не дураки. Сейчас поинтересуются у бригадира, что он нам рассказал, и будут более или менее точно знать, где нас искать.
– Где? – Алексей дышал глубоко и часто. – Я еще и сам не знаю, где нас искать, а ты говоришь: они будут знать.