Они сели в микроавтобус - маршрутное такси и покатили в город, вдыхая особенный здешний воздух, словно составленный из острых, покалывавших легкие холодных кристалликов, лопавшихся внутри, как пузырьки шампанского. От воздуха этого Козельскому стало весело и не верилось, что черный, мрачноватый Кравчук, возможно, убийца и опасный преступник.
Распрощались они у Цветника - яркого бульвара, обсаженного жесткими вечнозелеными кустарниками. Здесь был центр, гуляли отдыхающие и пили целебную и неприятную на вкус воду из плоских голубых кружек.
- Ну, счастливо найти подходящую квартиру, - пожелал Козельский. - Я, между прочим, в "Эльбрусе" буду.
- Прекрасно. Возможно, увидимся.
- Почему бы и нет? Пока супруга не приехала, вы ведь холостяк.
Кравчук вроде бы улыбнулся.
- Заходите в гостиницу, если скучно будет. Моя фамилия Козельский.
Он протянул Кравчуку руку и поднялся в вестибюль, отметив мельком, что парень в ковбойке, ехавший с ним в автобусе, направился в противоположную сторону.
В заказанном для лейтенанта номере у окна, выходившего на Цветник, сидел в кресле человек лет тридцати пяти в костюме спортивного покроя.
- Лейтенант Козельский? Я капитан Волоков. Мне звонил Игорь Николаевич.
- Ясно. Это ваш парень в ковбойке?
- Наш. Кравчук пошел в квартбюро?
- Да. Так сказал.
- Хорошо. Юра его проводит. Мы там подобрали два-три подходящих адреса. Пусть устраивается. Какое он на вас произвел впечатление?
- Быку шею свернуть может.
- Здоровый мужчина, ничего не скажешь. Вас, кажется, еще Дубинина интересует?
- Дубинина тоже.
- Личность любопытная.
Капитан отодвинул штору.
- Видите, там, на горке, домик в псевдоготическом стиле?
- Вижу. Санаторий?
- Санаторий. Сейчас. Шахтерский. А до революции принадлежал папаше этой Дубининой. Был такой предприниматель от медицины.
- Где же он теперь?
- Ну, теперь... Там, где медицина уже не требуется, я думаю. Дочке-то под пятьдесят. Впрочем, о папаше у нас сведений никаких нет. Ушел в свое время с белыми. Вот и все.
- И дочку бросил?
- Представьте себе. Дочка с матерью осталась. Мать умерла в пятьдесят четвертом году. Здесь и похоронена, на местном кладбище. Сама Валентина перед войной в пединституте училась. Это перед войной. А вот в войну... нехорошо вышло. Переводчицей в городской управе работала при немцах.
Капитан Волоков прошелся по номеру, и Козельский заметил, что через его светлые волосы пробивается лысина. Как бы поймав взгляд лейтенанта, Волоков пригладил рукой макушку.
- Но есть и смягчающие моменты. Отказалась от санатория, который предлагали возвратить ей оккупационные власти. Помогала кое-кому из местных жителей, когда шла массовая отправка в Германию. В общем, вела себя двойственно. Но была осуждена. Вернулась в пятьдесят шестом. С тех пор живет в материнском доме. Ни в чем не замечалась. Иногда пьет. Но всегда одна и тихо.
Козельский подумал, что Дубинина знает Укладникова по ссылке.
- Спасибо. Без вашей помощи я тут ничего не сделаю.
Волоков воспринял эти слова как должное.
- Вы к нам, конечно, не ходите. Связь будем держать по телефону, и я захаживать буду. Думаю, что Игорь Николаевич в обиде не останется. Я с ним работал немножко.
Простились они довольные друг другом. Козельский стянул пропотевшую рубашку и пошел принимать душ. В коридоре заманчивая блондинка с соломенной сумкой осмотрела его довольно внимательно.
"Курорт", - вспомнил Вадим насмешки товарищей, но не выдержал и оглянулся. Сзади блондинка показалась ему еще лучше.
В уголовный розыск Козельский попал не сразу. В школе он мечтал о химическом факультете. Учительница говорила: "Химия - это единственная наука, которая все может сделать из воздуха". И демонстрировала чудеса в пробирках.