То, что говорил Кравчук, было интересно и наверняка важно для Мазина, но еще более интересен был он сам, заполнявший почти всю кухню громоздким телом, большими руками и бородой, засыпанной хлебными крошками. Тяжелый, бугристый лоб Кравчука нависал над неожиданно светлыми серыми глазами, которые смотрели на Мазина непрерывно и почти не моргали. Вообще, голова его казалась грубо скроенной из разных кусков. Из-под бороды виднелись крепкие красные щеки, привыкшие к непогоде, а лоб был бледным, с четко прорезавшимися морщинками и совсем интеллигентскими залысинами.
Упорный взгляд малоподвижных глаз мешал Мазину рассмотреть всего Кравчука, не давал возможности оторваться от его лица, и Мазин подумал сначала, что геолог пытается сбить, смешать его мысли, но потом понял, что это просто такая манера, как и речь Кравчука, его короткие, рубленые фразы. И все-таки иногда Мазину становилось не по себе - когда Кравчук вдруг совсем останавливал свой взгляд, и начинало казаться, будто смотрит он уже не на Мазина, а мимо него или даже сквозь него, на стену за спиной.
- Значит, и Светлана Ивановна мало знала отца?
- Мало. Наверняка мало. Но дочь, однако. Чти родителя.
- А знаете ли вы что-нибудь о близких ему людях? С кем он дружил, встречался, переписывался?
Кравчук дернул бородой:
- Переписывался? Не знаю. Нет. - И налил вина в простой граненый стакан.
Вино Кравчук пил, как воду. Запил рыбу - и все. Не морщась и не крякая. Запил и, перевернув стакан, накрыл им пустую бутылку.
- Ну, а квартирантов вы тоже не знаете?
- Одного знаю. Стояновского. Я прописал его. Перед отъездом. Вместе были в партии. Заболел парень. Легкие слабые. На Север нельзя. Остался здесь. Работал.
Вообще-то Мазин не был сторонником "ошеломляющих" приемов, но ему захотелось встряхнуть массивного геолога.
- У нас есть основания подозревать Стояновского в убийстве вашего тестя.
Наконец-то пригодился Мазину этот прямой, немножко жутковатый взгляд Кравчука. Его не пришлось ловить. Кравчук не спрятал глаза. Он только заморгал.
- Борис? Ерунда.
- Почему?
- У нас собака была. В тайге. Ощенилась. Говорю: "Борька, утопи щенят". - "Жалко". Так и не стал. А вы говорите, убил. Ерунда!
Мазин мог бы рассказать об убийце, который держал дома ежика и поил его молоком, но он не стал рассказывать. Он думал, почему Кравчук категорически отмел Стояновского: в самом ли деле не знает он ничего о Дубининой или просто не хочет о ней говорить. И вообще многие "почему" связывались у Мазина с зятем Укладникова.
- Убивают не только жестокие люди. Все дело в мотивах преступления, в обстоятельствах. Кстати, Стояновский - человек вспыльчивый...
- Все уже знаете?
- К сожалению, не все. Но есть серьезные улики.
- Арестован?
- Пока нет.
- Правильно. Ошибетесь.
- Он не арестован потому, что скрылся.
Геолог прореагировал неопределенно - то ли обрадовался, то ли изобразил удивление.
- Куда ему скрываться? Ерунда! Не верю. Какие улики?
Мазин решил рискнуть.
- Мы нашли его окровавленную рубашку.
- Борькину?
- Да, Стояновского.
- При чем тут тесть? Не понимаю.
- Рубашка была выброшена. От нее пытались избавиться.
Кравчук почесал бороду:
- Мир приключений.
- А вы отрицаете приключения? - Мазин попробовал разрядить обстановку.
- Почему? На меня медведь нападал.
- Вот видите. И что от него осталось?
Кравчук чуть хохотнул:
- Хотите, шкуру подарю?
- Спасибо. Не нужно. Я люблю зверье. На охоте в воздух палю.
- Водку пить ходите?
Мазин принял мяч:
- На этот вопрос имею право не отвечать.
- По закону?
- По закону.
- А по-человечески?
- Это насчет водки?
- Нет. Про Борьку я.
- Про него скажите лучше вы.
Кравчук опять взялся за бороду.
- Бедолага. В детдоме рос. Нервный, правда. Но не он убил.
О детском доме Мазин не знал.
- Почему Стояновский попал в детский дом?
- Сирота. А может, и нет. Потерялся во время войны.