Хоген. Чего? Неужто вас от моего виски белая горячка хватила?
Тайрон. Ничуть. Ваша ферма на самом деле превратилась в золотую жилу. Ведь я же вам говорил, что у меня ее хотели купить. Агент потихоньку разнюхал, что покупатель – Хардер. Ему это чертово место совсем ни к чему, но вы ему как соседи не нравитесь, и он считает, что лучший способ от вас избавиться, – это стать вашим хозяином.
Хоген. Двуличная гадина! Эх, жалко, что я не стукнул его коленкой в зад!
Тайрон. Да, жалко. Это еще больше подняло бы цену. Но вы и так не оплошали. Думаю, что он удвоит, а то и утроит предложенную сумму. Держу пари, она теперь подскочит до небес.
Хоген(кинув на Джози многозначительный взгляд). Понятно. Но мы не беспокоимся. Мы знаем, что вы не забудете о своем обещании, сколько бы вам ни посулили.
Тайрон. О моем обещании? Каком обещании? Помните, что писал Киплинг? (Перефразируя стихи Киплинга.) "Обещанье Божье и людское ничто в сравненье с золотым".
Хоген. Джози, слышишь? Ему нельзя доверять.
Джози. Ох, ты же видишь, что он шутит.
Хоген. Не вижу. Мне это становится подозрительным.
Тайрон(под его шутливым тоном кроется легкая горечь). Вот это мудро, Фил. Верят одни остолопы. На вашем месте я бы встревожился не на шутку. Мне всю жизнь хотелось владеть золотой жилой. И ее продать.
Джози. А ну-ка, прекратите вашу дурацкую трескотню! Это вам не Бродвей!
Тайрон(глядя на нее с изумлением). К чему столько благородного негодования, Джози? Вы ведь сами сказали своему недостойному папаше, что я шучу. (Хогену.) Наконец-то я вас прижал, Фил. Теперь надо выяснить, когда вы заплатите ваш должок за аренду.
Хоген(со смехом). Помещик-шантажист! О Господи, за что все это мне грешному!
Джози с облегчением улыбается.
Тайрон. А вы, Джози, помните, что сегодня, когда я приду на свидание, вы должны быть со мной очень милы.
Джози(нахально). Ну, меня вам для этого шантажировать нечего. Я и так постараюсь.
Хоген. В моем присутствии нацеливаетесь соблазнить мою единственную дочь? Но что делать? Раз уж напьюсь в трактире, как же я смогу помешать вам? (Поднимается по ступенькам.) Давайте же наконец обедать! Прямо подыхаю с голоду. (Исчезает за дверью.)
Джози(с неловкой игривостью берет Тайрона за руку). Пойдемте!
Тайрон(шутливо улыбается). Боитесь меня потерять? Вот и зря… (Смотрит на нее, с искренним чувством.) Какая у вас красивая грудь, Джози, вы это знаете?
Джози(обрадовавшись, застенчиво). Нет, но я рада, если вам так кажется… (Быстро.) Некогда мне слушать ваши шуточки, старик заждался своего обеда. Пойдем скорей! (Тянет его за руку, и он идет за ней по ступенькам. Тон ее меняется, она становится мягкой, заботливой.) Обещайте, что вы хоть немножко поедите, Джим! Вам надо есть. Нельзя так жить – пить и почти ничего не есть. Вы себя губите.
Тайрон(язвительно). Правильно! Люблю, когда со мной нянчатся.
Джози(ворчливо). И буду! Давно пора, чтобы кто-нибудь о вас позаботился! (Уходят в дом.)
Занавес
Действие второе
Та же, декорация, только стена дома теперь отсутствует, и видна жилая комната. Теплая ясная ночь, все кругом залито лунным светом. Джози сидит на ступеньках. Она принарядилась, на ней праздничное синее платье, черные чулки и туфли. Волосы тщательно причесаны, к груди приколот белый цветок. Она сидит сгорбившись, положив локти на колени и подперев руками подбородок. На лице у нее выражение грусти, обиды и одиночества. Она со вздохом поднимается на ноги и распрямляет спину, которая затекла от долгого сидения. Идет в комнату, пошарив, находит спички и зажигает настольную керосиновую лампу.
Комната небольшая, с низким потолком, голым дощатым полом, обои выцвели и засижены мухами. Она тесно заставлена случайной мебелью, видимо, приобретенной на распродаже. Посредине стоит стол, рядом потертое мягкое кресло, в глубине по углам слева и справа два безобразных буфета; у плетеной качалки, выкрашенной зеленой краской, большая дыра в сиденье; у задней стены – бюро, два стула по обе стороны двери, ведущей на кухню. На бюро будильник; стрелки показывают пять минут двенадцатого. Справа, ближе к авансцене, дверь в спальню Джози.
Джози(смотрит на будильник, уныло). Пять минут двенадцатого, а говорил, что будет около девяти. (Вспыхнув от унижения и гнева, срывает с груди цветок и швыряет в угол.) Ну и черт с тобой, Джим Тайрон!
Вдалеке на дороге ночная тишина нарушается тоскливым напевом. Слышен голос Хогена, распевающего во весь голос жалобную ирландскую песню.
(Вздрагивает, сердито хмурится.) Что это его принесло домой за час до закрытия трактира? Видно, здорово нализался. (Прислушивается к пению. С угрозой.) Иди, иди, старый пьянчуга! Уж я тебя встречу, если станешь скандалить. Нянчиться с тобой я сейчас не буду. (Идет в спальню и возвращается с палкой от щетки.)
По мере приближения Хогена пение слышится громче. Он помнит только одну строфу песни и повторяет ее снова и снова:
"Картошка наша, ох, мелка,
Но в мире лучше нет.
В обед набьешь полкотелка,
Вот и готов обед!
Пускай мелка, зато вкусна.
Нет ничего вкусней!
А шкурка тонкая красна,
Так лопай прямо с ней!"
Хоген входит слева, размахивая руками и слегка пошатываясь. Но он вовсе не так пьян, как выглядит. Вернее говоря, он принадлежит к тем людям, кто может выпить сколько угодно, а там уж как им захочется – либо дать себе волю и совершенно опьянеть, либо взять себя в руки и сохранить ясность мысли. В данную минуту он решил дать себе волю и получает от этого немалое удовольствие. Перед домом останавливается и кричит во всю глотку.
Хоген. Ура-а! Долой всех тиранов мужского и женского пола! Будь проклята Англия и "Стандард ойл"!
Джози(кричит). Не ори, полоумный старый козел!
Хоген(с глубочайшей обидой, плаксиво). Нечего сказать, ласковая у меня дочка, добрую устраивает встречу в эту ночную пору. (Вскипая.) Старый козел! Так-то ты меня почитаешь! (Идет к входной двери, сердито.) Это я – полоумный козел? Погоди, я тебя научу, как с отцом разговаривать! (Стучит кулаком в дверь.) Открой! Открой, говорю тебе, не то выломаю дверь и разнесу ее в щепки! (Бьет ногой в дверь.)
Джози. Да она не заперта, старый пропойца! Открой ее сам!
Хоген(поворачивает ручку и вваливается в комнату). Это я-то старый пропойца? Разве так с отцом разговаривают?
Джози. Да. Ты и такого разговора не стоишь.
Хоген. Пора тебя проучить. Ей-богу, вот разложу сейчас да отстегаю, хоть ты и большущая, как корова! (Пытается ее схватить.)
Джози. Ах так! На тебе! (Ловко, хоть и не больно бьет его палкой по лысине.)
Хоген(с притворным криком боли). Ой! (Его гнев испаряется бесследно; обиженно потирает макушку.) Бог тебе судья! Мне просто стыдно, что я родил такую трусиху, которая не может обойтись без палки.
Джози(кладет палку на стол. С угрозой). А я могу и без палки.
Хоген(не принимая вызова). Вот не думал, что наступит день, когда родная дочь станет грозить старику-отцу, пользуясь тем, что он выпил лишнего и не может дать сдачи. (Падает в кресло.)
Джози. Так-то лучше. Слава богу, перестал кривляться. (Сердито.) Послушай, отец, нет у меня больше терпения! Лучше встань, ступай к себе в комнату и ложись спать, не то я схвачу тебя за шиворот, выкину за дверь и запру ее на замок. Мне не до шуток! (Едва сдерживая злые слезы.) Хватит с меня на сегодня, дай мне покою, я хочу спать! Не желаю я слушать твой пьяный бред!
Хоген(с виду он опьянел еще больше, голова его трясется, у него заплетается язык). Валяй. Ругайся. Родная дочь – и ни тебе жалости, ни сочувствия. Точно мне мало сегодня досталось.
Джози(сердито). Ох, брось ты… (С любопытством.) А что случилось? То-то я удивилась, что ты так рано приплелся домой – еще даже трактир не закрыли. А потом подумала: может, хоть раз понял, что с тебя хватит. (Едко.) И, видит Бог, в самом деле – хватит.
Хоген. Валяй. Смейся надо мной. Смейся над старым пропойцей! Не очень бы ты смеялась, если бы… (Бормочет под нос что-то бессвязное.)
Джози. Если бы – что?
Хоген. Не важно. Не важно. Я шел домой не ругаться, думал, ты меня утешишь. А если и пел по дороге, так иногда запоешь, чтобы не заплакать.
Джози. Да, станешь ты плакать!
Хоген. Стану. Да и ты наплачешься тоже, когда… (Снова бессвязно бормочет.)