Люба. А вот и смею! Я говорю от имени детей. Это милосердие по отношению к ним.
Павел. Вы знаете, с чем это перекликается? Это перекликается с операцией под кодовым названием "Бэйбилифт".
Люба поражена.
Это перекликается с насильственным вывозом вьетнамских детей. Американцы тоже заявляют, что цель операции - "милосердие". Как вы можете так говорить? Вы не видели в "Литературной газете" потрясающий снимок: плачущая мать, ребёнок обхватил ручонками её шею - их сейчас разлучат. Чем это можно оправдать?
Люба. При чём здесь Вьетнам? Я ничего не понимаю.
Павел. Не понимаете! Не говорите о милосердии, пока у вас есть эта любовь. Это единственное, что нельзя отнять у человека.
Люба. Ну да, конечно. А почему вы, собственно, говорите со мной таким тоном?
Павел. Потому что вы думаете только о себе. А вы знаете, какой процент голодающих на нашей планете в данный момент?
Люба. А зачем мне это знать?
Павел. Как? Вы даже не хотите знать, сколько людей умирают в эту минуту от голода? Вы не хотите знать, у скольких детей нет крова? Вы ведь уже взрослый человек!
Люба. Что вы пристали ко мне с этим процентом? А вы знаете этот процент?
Павел. Дело не в проценте, это я к слову сказал. Но нельзя быть счастливым вполне, нельзя быть таким сытым, пока зверствует чилийская хунта, пока люди томятся в застенках, пока существуют пытки… Нельзя.
Люба. Хорошо, я не буду.
Павел. Нет, поверьте мне, нельзя. Нельзя, нельзя.
Входит мама, она ставит на стол вазу с цветами и идёт к буфету.
Мама. Павлик, вы не слышали, отчего нет в продаже латвийской селёдки? Ещё совсем недавно она была всюду, и уже сегодня - дефицит. Как это у нас быстро делается! Переловить всю селёдку! Где же это видано! Шурочка… Любочка, а где наша селёдочница? Куда ты её поставила?
Люба. Никуда я её не ставила.
Мама. А куда же она могла деваться? Она всегда стояла здесь. Вы любите селёдку, Павлик?
Павел. Да, очень. Я вообще рыбу предпочитаю мясу.
Мама. Это очень хорошо. Это очень полезно. Карл Маркс любил рыбу. А в России не любить рыбу - просто грех. Какая в России фауна! (Достаёт селёдочницу.) Ах, вот она. Ну конечно, Любасик, это ты её сюда поставила. Да, Россия может гордиться…
Люба. Чего только нет в России!
Мама. Да, и не иронизируй, пожалуйста! Россия сказочно богата, и если бы не наше расточительство…
Люба. Мама, ты так кричишь, что слышно на улице. Зачем ты это делаешь?
Мама. Ах, что-то у меня заболело сердце…
Люба. Что ты? Дать валерьянки?
Мама. Нет, нет, ничего. Сейчас я вздохну глубоко, и пройдёт. Как-то у меня сегодня тяжело на душе. А может быть, я просто устала? Как вы думаете, Павлик?
Павел. Конечно, устали. Это не удивительно, вы всё принимаете так близко к сердцу.
Мама. А что делать? Куда же это всё принимать? Мне, Павлик, только сердце может дать верный совет. Я ведь, знаете, не бог весть как умна для взрослых современных дочерей.
Люба. Зачем ты выдумываешь?
Мама. Не кричи, Любушка. Так обычно бывает, дети обычно перерастают своих родителей. Не злись, не нужно злиться. Я плохо чувствую себя.
Люба. Выпей валерьянки.
Мама. Не нужно, я сейчас глубоко вздохну. Всё будет хорошо, Павлик, не обращайте внимания. У нас у всех напряжены нервы. Но это ничего, это пройдёт. Не злись, Любочка. Не нужно злиться. У нас же гость. Что он может подумать? (Выходит.)
Люба. Всё, что я говорила, не имеет к маме никакого отношения. Понимаете?
Павел. Конечно понимаю.
Люба. Нет, вы не понимаете. Она лучшая из мам, и я её люблю. Всё, что я говорила, не имеет отношения к нашей семье. Я видела много семей, и, уверяю вас, наш вариант выше обычных стандартов. Странный вы человек. Нет у вас никакой интуиции, никакого самолюбия. Разве мужчина может быть таким?
Павел. А где Александра?
Люба. Вот с этого и надо было начинать. И не зовите её Александрой, это смешно. Папа зовёт её Сашей, мама - Шурой, а Бедхудов называет её Санёк.
Павел. А где Санёк?.. Где она?
Люба. Павел… Как ваше имя-отчество?
Павел. Павлович.
Люба. Павел Павлович, не унижайтесь. Она ушла с Бедхудовым полчаса назад. Он только поманил её пальцем. И она побежала. Побежала, как дурочка, несмотря на свои тридцать лет и музыкальное образование. Она о вас не вспомнила ни единым словом. Она не подумала, что будет с мамой. Ей на всё это плевать. Он только пришёл и поманил её пальцем, долго уговаривать не пришлось. Дрянь. Боже мой, какая она дрянь!
Павел. Не смейте так говорить. Никогда не смейте говорить о ней в таком тоне. Я вам запрещаю.
Люба. Вы?! А вы не можете ничего мне запретить. Если уж для неё вы ничего не значите, то для меня и подавно. Если уж она про вас и не вспомнила, то я про вас забуду даже раньше, чем вы отсюда выйдете. Слышите?
Павел. Подождите! Я ничего не понимаю! Подождите. Я, очевидно, что-то упустил… Я запутался… Я ничего не понимаю. Помолчите, пожалуйста.
Пауза.
Дорогая, милая девочка… Что вы сказали? Александра куда-то ушла?!
Люба. Да.
Павел. Она не просто вышла? Она совсем ушла?
Люба. Да.
Павел. Люба!..
Люба(быстро). Только посмейте сказать маме об этом! Только посмейте! Я вас убью!
Павел. Что же делать?
Люба. Сделайте нормальное лицо. Сядьте!
Павел садится за стол, в комнату заглядывает мама.
Мама. Вы здесь не скучаете?
Люба. Нет.
Мама. Я сейчас к вам зайду, вот только приготовлю салат. Любочка, расскажи Павлику про школу, про свои планы, кем ты хочешь стать. Павел тебе может дать совет, он человек серьёзный.
Люба. Хорошо, сейчас.
Мама исчезает.
Люба. Говорите что-нибудь.
Павел. Что?
Люба. Что угодно. Расскажите о вашей работе.
Павел. Да. Моя работа. В моём кабинете… В нашем отделении есть бормашины двух типов, моя бормашина новейшего образца.
Пауза.
Нужно сказать тёте. Она собиралась готовить карпов в сметане. Нужно предупредить, что… ничего не будет. Да?..
Люба. Пожалуйста, решайте это сами. Мне не до вашей тёти.
Пауза.
Я собираюсь после школы идти в лесной институт. Что вы мне можете посоветовать?
Павел. В лесной? А это где?
Люба. Как вы считаете, стоит мне поступать или нет?
Павел. Я не совсем представляю себе, что это такое… Но лес - это хорошо.
Люба. Лес нужно беречь.
Павел. Сейчас сложности с древесиной.
Люба. Значит, вы одобряете?
Павел. Да.
Люба. Вот и хорошо. Ну, говорите, говорите дальше.
Павел. Простите, я ничего не могу придумать.
Люба. Что нового?
Павел. Где?
Люба. В сферах. Что пишут в газетах?
Павел. А вы не читаете газет?
Люба. Нет. У нас будет тёплое лето?
Павел. Говорят, что через десять лет даже в районе Ленинграда будет субтропический климат. Потеплеет, там смогут расти пальмы…
Люба. А через двадцать лет?
Павел. Через двадцать лет станет ещё теплее.
Люба. А дальше? Мы сгорим?
Павел. Нет, не сгорим, просто всюду будут цитрусовые плантации, яркие цветы.
Входит мама.
Мама. Где это яркие цветы?
Люба. В Ленинграде.
Мама. Ну, не такие уж яркие цветы в Ленинграде. Вот Киев летом - настоящий цветник.
Павел. Как же быть? Что делать?
Мама. С чем?
Люба. У Фарятьева всякие сложности с работой. Дали не ту бормашину.
Мама. И что, она плохо работает?
Люба. Ужасно. Зубы взрываются.
Мама. Возмутительно. Павлик, а вы попросите другую.
Люба. Не дают.
Мама. А вы настаивайте, требуйте. Это же ваша работа. Они не имеют права вам мешать. Если ваше орудие труда несовершенно, вы не можете полноценно работать. А что же делать вашим пациентам? Я бы хотела, чтобы тот, кто дал вам плохую бормашину, попал в ваше кресло. Нужно их бить их же оружием. Павлик, а вы обращались к начальству?
Павел. Нет.
Мама. Обратитесь. Непременно обратитесь.