Я погрузился в кресло и, чтобы развеяться, читал "Декамерона" Бокаччо. Фундуклиди в другом кресле погибал над шарадой из какого-то низкопробного листка и спрашивал меня:
- Вот намудрили, ч-черт... "Два славных зверя есть во мне: один стрелой летит... " Что это? А?
- Борзая, - отвечал я, чтобы он отстал.
- Нет, - сказал Фундуклиди. Какая же борзая!... Может - кот? Хотя, почему - кот? "Стрелой летит..." Мышь? Они быстро бегают, шельмы...
Помучившись, он снова стал приставать:
- Петр Владимирович, а вот дальше: "Другой в далекой стороне гуляет весь в шерсти..."
- Мамонт.
- Ну, Петр Владимирович!
- Тогда овца? Овен?
- Нет, Петр Владимирович, так шарада не выходит. Получается: "мышовен". Разве есть такое слово?
Такого слова действительно не было, и Фундуклиди шараду бросил.
Он встал, походил по комнате, а потом вдруг тихо позвал:
- Петр Владимирович...
- Что?
Фундуклиди стоял сбоку от окна и, оттянув портьеру, глядел в стекло со странным лицом.
- А что если... если... это нечистая сила?
- Да бросьте, Михаил Ксантиевич! - сказал я ему, как маленькому. Какая нынче нечистая сила!
- Так ведь дело-то необычное, - сказал Фундуклиди почти шепотом. Необычное дело-то!.. Никогда такого не встречал!
- Ну и что?
- Вот иногда вдруг и подумаешь: а не... потусторонние ли это?
- И часто вам такое приходит в голову?
Фундуклиди пожал плечами.
- Днем - нет... А как сумерки (он испуганно посмотрел на серый свет за окном) - так и ползут, ползут мыслишки... И что хуже - раньше этого не было! Я с детства в чертей не верил-с! Даже как-то боязно... право, боязно иногда.
- Бросьте. Чушь! - сказал я. - Просто не надо решать шарады. Читайте, вон, Бокаччо, Бомарше, Аристофана... Какая, к черту, нечистая сила!
- А что это? Как вы думаете?
- Черт его знает! (Я нарочно лишний раз помянул рогатого). Необычный шантаж... или реальная угроза... Скоро увидим.
Фундуклиди еще походил, мучаясь.
- Знаете, - сказал он, вплотную подходя и с таким таинственным видом, словно поверял мне, где зарыта кащеева смерть. - Знаете, что я думаю?
- Ну-ну?
Детектив надвинулся животом, сделав страшные глаза.
- Если это... не люди... я этот мешок с деньгами защищать не буду!..
- Это вы Хряпова имеете в виду?
- Да... Если... Не буду... Мне своя жизнь... Это из-за его жадности! Он Булкина погубил, а я - за что? Перстни его видели? О-о!..
- Да тише вы! - сказал я, отложил Бокаччо, встал и встряхнул Михаила Ксантиевича за плечи. - Что вы?
- Что я? - сказал Фундуклиди растерянно. Нос его повис.
- Придите в себя.
- Да... Всё... Хорошо, - сказал грек. - Д-да, Петр Владимирович. Я чего-то... того, - и он постучал себя по башке.
- Ну вот и отменно! - воскликнул я. - То есть, не то отменно, что вы... того, а то, что пришли в себя.
Я подобрал газетку, которую читал Фундуклиди.
- Где тут ваша шарада? Ага!... "Один... стрелой летит... лругой... гуляет в шерсти..." Вы невнимательно прочитали. Вот же последние две строки, Михаил Ксантиевич, и в них ключ! Слушайте: "Когда же вместе нас сведут - то нас в хрустальных рюмках пьют"! Ну-те: это же конь, а другой як. Вот и: конь-як! В хрустальных рюмках пьют. Сходится?
- Сходится, - буркнул Фундуклиди.
Он еще постоял и скоро куда-то ушел.
Да, подумал я, с таким напарником надо держать уши на взводе. Кто знает, какое у него окажется настроение в решающий миг. Очень обидно от его глупости погибнуть... Но - не нечистая сила это, не верю. С чего он взял?... Вельзевул, Астарот... Сказки, выдуманные пугливыми скотоводами под синими палестинскими звездами. Нет, не верю.
Вот фрукт этот грек, мало того, что глуп, так еще и суеверен!
23.
Последнее письмо пришло за день до рокового срока, назначенного таинственным злодеем Булкиным и его бандой. Письмо было самое короткое и самое ужасное: "Готовьтесь!".